Я бросила листья на кухонный стол и оглядела полутемный интерьер. Если не считать проникавших сквозь окна лучей лунного света и тусклого отблеска маленьких язычков пламени, здесь было не так уж много света. Я вдохнула аромат сушеных трав. Через несколько мгновений глаза привыкли к полумраку, и я смогла немного сориентироваться.

Пока я осматривала помещение, под ногами поскрипывали половицы. Две тяжелые резные деревянные двери вели в другие комнаты. Одна из них представляла собой ванную комнату, где кроме каменного унитаза почти ничего не было. Другая оказалась спальней с узкой кроватью под балдахином. На белых стенах перекрещивались темные деревянные балки, а на сводчатых окнах висели белые занавески.

Когда я вернулась на кухню, Торин успел развести огонь в очаге. Огонь окутал его золотом, и свет задрожал над гигантской медной ванной. Я вытащила свечу из одного из настенных канделябров и наклонилась над очагом, чтобы зажечь ее. Своей оплывающей свечой я зажгла свечи в других подсвечниках, и вскоре по маленькой комнате заплясали желтые отблески.

Теперь я могла разглядеть комнату более внимательно. На стенах висели сучковатые сосновые полки, на каждой из которых громоздились глиняные блюда и чашки. Все было покрыто слоем пыли, но все равно выглядело уютно и по-домашнему.

Торин поймал мой взгляд.

– Сядь, Ава. Я принесу воды с реки. Ты хотела принять ванну.

Идея о том, чтобы принять ванну, божественна, но мысль о том, что он должен бегать по дому на своих израненных ногах, в то время как я сижу спокойно здесь, была абсурдной.

Он встал, и по его походке с прямой и напряженной спиной было заметно, что ему больно.

– Мне нужно обработать спину, – крикнула я ему, пытаясь скрыть раздражение в своем тоне.

Он все равно взял ведро и вышел на улицу.

Я достала с одной из полок каменную ступку и пестик. Сложив листья в ступку, я растерла их в голубоватую кашицу, сверху образовался маслянистый слой. Я слила масло в миску поменьше.

Торин снова толкнул дверь и налил воды в котел.

Я обмакнула палец в масло. На мизинце сверкнула розоватая сапфировая капля, и я втерла ее в спину, абсолютно ничего не чувствуя, потому что моя рана зажила.

– Ох, – громко простонала я, изображая облегчение. – Так намного лучше. Торин?

Он остановился с ведром в руках на полпути к двери и оглянулся. В свете камина его грудь отливала золотом, а тени обрисовывали мышцы.

Я прокашлялась.

– У меня тут еще много осталось, если тебе вдруг понадобится. Не хочется, чтобы лекарство пропало даром.

Я подошла к нему и протянула миску. В светлых глазах Торина читалось веселье, губы дернулись.

– Я знаю, что ты делаешь, подменыш, но мне приходилось переживать и похуже. Тебе не нужно со мной возиться.

– Все, что меня сейчас волнует, – это еда, – солгала я. – И мы поедим раньше, если ты сможешь быстрее ходить. Я могу умереть, если не поем. И это будет на твоей совести, король.

Легкая, печальная улыбка тронула уголки его губ.

– Я не могу этого допустить.

Он забрал у меня масло.

– Но теперь ты можешь сесть. Я принесу нам воды для ванны.

Прикусив губу, я попыталась вложить в голос немного отчаяния.

– По правде говоря, мне будет намного лучше, если я подвигаюсь, Торин. Я и так слишком долго просидела в тесной камере, потому оказаться запертой здесь не входит в список моих желаний. Я отчаянно хочу ощутить свою свободу. И еще, полагаю, ты обещал мне еду? Я умираю с голоду. Поэтому я бы предпочла, чтобы ты не тратил времени на воду и не откладывал готовку. – Не давая ему возможности возразить, я схватила с покореженного деревянного пола ведро и шагнула навстречу пахнущему морем ветру.

Если у Торина есть хоть капля здравого смысла, он прямо сейчас очистит и обработает раны на ногах. Но, возможно, Моргант выбил из него остатки здравого смысла.

Снаружи я внимательно прислушивалась к звукам, чтобы не пропустить приближение солдат, но слышала только заунывный крик совы, шелест ветра в ветвях и плеск разбивающихся о скалы волн. На берегу реки я опустилась на колени, чтобы наполнить ведро из плещущегося потока.

Боже, какое же блаженство быть не в подземелье. Я действительно жаждала свободы передвижения, даже если мышцы протестующе ныли и требовали отдыха.

Поднявшись, я двинулась обратно в дом, а тяжелое ведро оттягивало руку. Когда я подошла к выцветшей синей двери, Торин вышел наружу. Прядь его темных волос упала ему на лицо. На этот раз напряжения в мышцах не чувствовалось. Руки он держал в карманах, испачканных грязью штанов. Очевидно, он все-таки воспользовался целебным маслом, и я почувствовала гордость за то, что помогла ему.

– Я собираюсь добыть тебе еды, подменыш. Как ты и сказала, я не хочу, чтобы ты умерла с голоду у меня на глазах.

Я улыбнулась.

– Я ужасно голодна.

Я сновала туда-обратно, наполняя ведро и выливая его в огромный чайник, затем кипятила его и выливала горячую воду в ванну.

Но я же не собиралась наполнять эту ванну дважды, верно? Она была достаточно большой для двоих.

Пока я таскала воду в дом, Торин вернулся с фазаном и ягодами можжевельника. А в то время, что я наполняла ванну, он ощипал птицу, посолил ее, натер зеленью и старым портвейном из одного из шкафчиков. Затем насадил фазана на вертел, чтобы поджарить в камине.

Наконец ванна наполнилась горячей водой, и из нее повалил пар. Запах жарящегося фазана мешал сосредоточиться на чем-либо кроме того, каким он аппетитным и сочным будет на вкус.

Торин следил за птицей, периодически переворачивая ее. В теплом свете очага его подбородок и высокие скулы казались острее.

– Торин, – позвала я, – ты полезешь в ванну вместе со мной.

Он оглянулся и посмотрел на меня, выражение его лица было непроницаемым.

– Я… что?

– У меня ушло на нее целых двадцать минут. Я больше не стану ее наполнять. И не собираюсь мучиться чувством вины за то, что горячая вода останется мне одной. Нас обоих пытали в камерах. Мы оба примем ванну, отвернувшись друг от друга в разные стороны.

– Если тебе правда так хочется увидеть меня голым, подменыш, ты могла бы просто попросить.

– Вовсе нет. – Я закрыла глаза. – Мы оба будем сидеть спиной друг к другу. Я буду смотреть налево, а ты направо. Это практично, только и всего.

– Как пожелаешь, подменыш.

Мы отвернулись друг от друга, и я потянулась к подолу своего платья. От грязи зеленая ткань на нем приобрела уже неузнаваемый оттенок. Несмотря на то, что всю дорогу сюда я была рядом с Торином голой, теперь, в тишине и спокойствии дома, это ощущалось совершенно по-другому. И когда стянула платье, то остро ощутила каждый дюйм своей обнаженной кожи. Огонь камина согревал одну сторону моего тела, и я оглянулась на ванну.

– Не смотри, – сказала я, напоминая скорее себе, чем ему.

– Так будет труднее залезть в ванну, – тихо отозвался он.

Позади себя я услышала шорох его одежды, пока он раздевался. Перед глазами возник непрошеный образ обнаженного Торина, и я представила себе каждый, будто вылепленный скульптором, изгиб его мускулов, твердых, как сталь.

Действительно, было трудно не глядя нащупать ванную, поэтому я украдкой оглянулась. Я неуклюже попятилась и перелезла через бортик, мысленно поздравляя себя с тем, что разбавила воду до правильной температуры – достаточно горячей, чтобы кожа порозовела, но не настолько, чтобы появились волдыри. Я опустилась и уселась в воде, скрестив ноги.

Услышала, как сзади в ванну залез Торин и резко выдохнул. Уровень воды поднялся выше, и теперь она плескалась над грудью, обдавая меня паром.

– Боги, Ава. Ты пытаешься сварить нас заживо? Мы что, в аду?

– А твои подданные знают, какое ты нежное тепличное растение?

Мои мышцы расслабились, и я свесила руки с края. Мне следовало бы хорошенько вымыть волосы и тело, но я просто хотела позволить себе понежиться в тепле. И меня сильно отвлекал тот факт, что рядом со мной в ванной сидел Торин и очень старался не касаться моего тела.