И разве можно после этого назвать меня непорядочным человеком или непорядочным преподавателем? Ведь я так хорошо понимаю своих подопечных, которые, как и я когда-то, учатся в колледже, преодолевают те же трудности, испытывают тот же страх и смущение, надеются по мою помощь и понимание, ждут своего счастливого дня защиты диплома.
ГЛАВА 3. ИНТРИГИ
В НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ
Есть у меня одно правило, которое я довожу до студентов в первый же учебный день.
– Никогда не беспокоить преподавателя во время перемены, – четко объясняю я, – полтора часа занятий выматывают настолько, что эти драгоценные пятнадцать минут на перемене хочется именно потратить на отдых. Давайте так, я на перемене не трогаю вас, а вы не трогаете меня, все вопросы решаем во время пары.
Но, как известно, у любого правила есть исключения, которые лишь подтверждают правило.
Поэтому, когда я после очередной пары увидела взволнованную Ксюшу, – это еще одна моя замечательная девочка, старшина четвертого курса, – я не стала ей напоминать о том, что вообще-то сейчас перемена.
Я попросила остальных студентов выйти, и когда мы с Ксюшей остались одни, закрыла дверь на ключ. И даже с закрытой наглухо дверью мы старались разговаривать потише.
– Вероника Антоновна, я вам сейчас кое-что расскажу, а вы постарайтесь не волноваться, хорошо?
– Хорошо, – улыбнулась я, чувствуя, как заколотилось сердце и затряслись руки. Вид у Ксюши был такой взволнованный и тревожный, что я поняла – новости будут не из приятных.
– Вчера я ждала Сан Саныча в его кабинете, чтобы передать ему заполненные ведомости, – начала Ксюша, – и вдруг с другого входа в его каморку зашли Потопова и эта, как ее, Суходнищева. Я думала, они сейчас зайдут в кабинет, но они остались в каморке и меня не видели. Сначала я, конечно, хотела уйти, ведь подслушивать чужие разговоры нехорошо, но потом подумала, что мне тяжело будет после пар стоять в коридоре, и я осталась. Тем более, что я там такого подслушаю?
– Да конечно, – поддержала я, – они наверняка просто пришли попить чаю, какие там могут быть секреты?
– Сначала да, они доставали еду из холодильника, что-то там еще делали. А потом вдруг заговорили, да с такой злобой! Слышу, Потопова такая говорит: «Почему ее не уволили, я не понимаю? Уж за такое точно должны были уволить! Она на взятке попалась!»
– Это они про меня говорили?
– Скорее всего! – подтвердила Ксюша. – Потопова продолжает возмущаться: «Да кто ее крышует, интересно? Мы же были уверены, что она после такого сама побежит увольняться, и Говенко так говорил, что дело решенное. А у нее, скорее всего, какой-то покровитель есть?»
Я не удержалась от нервного смеха:
– Да, конечно, у меня тут и крыша, и покровитель, сама даже не знала о себе такого. А что Суходнищева, тоже ругалась?
– А она Потоповой говорит: «Ну вы же знаете, я сделала все от меня зависящее, как мы и договаривались, я и с девочками из своей группы поговорила, и попросила, чтобы они мамам своим рассказали, и у старшины всю информацию узнала, ну я все сделала! Я тоже так надеялась на результат, и вот на тебе, облом полный!»
– Я вспомнила! Ксюша, вот если теперь сопоставить, то, получается, что это точно Суходнищева организовала. Я тогда не обратила внимания на эту деталь, а теперь все понятно становится. Сейчас расскажу, и вы поймете.
В тот день, аккурат перед тем, как меня вызвали на неприятный разговор к завучу, ко мне явилась Суходнищева. И с вызовом начала выговаривать:
– Вероника Антоновна, вот вы некоторым девочкам из моей группы ставите «тройки», могу даже перечислить фамилии.
– И что? – удивилась я.
– А то, что у этих девочек «тройки» только по вашему предмету! Вы понимаете, что портите мне показатели по моей группе? Вы понимаете, что портите девочкам всю картину успеваемости?
Тон был возмутительным. Я тоже бегаю насчет своих мальчишек, но я разговариваю с преподавателями совсем по-другому. Я умоляю, расшаркиваюсь, стараюсь задобрить, приношу подарки. Ведь понятно же, что плохие оценки не просто так. И преподавателя нельзя злить. И уж тем более нельзя разговаривать в таком тоне. Выбери Суходнищева тон попроще, может, и разговор бы получился иным.
– А вы понимаете, что это предмет по инженерно-технической специальности? – ответила я. – Такие предметы не каждый поймет и осилит, тут особый склад ума надо иметь, ну на худой конец старательность! А вы зря так надрываетесь ради своих девочек, они не оценят!
– Так вы не исправите им «тройки»?
– Конечно, нет, – я пожала плечами.
– Ну хорошо, Вероника Антоновна, я больше с вами разговаривать не буду! Я по-другому буду действовать!
И она ушла, как потом выяснилось, навсегда. Больше я ее в свой кабинет не пускала. Она пыталась пару раз зайти по делам своей группы, но дальше порога я ей пройти не разрешила.
– …Значит, после этого разговора она и пошла к Говенко рассказывать про мифическую маму, – говорю я Ксюше.
– Но почему он, заведующий отделением, пошел на это, почему послушал ее?
– А он привык ее слушаться. Суходнищева была начальником учебного отдела, пока ее не сняли за косяки. А еще, как выясняется, Потопова хочет, чтобы меня уволили. Скорее всего, они вместе и надавили на Говенко.
Ксюша задумчиво слушает и произносит:
– А вы знаете, я ведь много раз видела, как Потопова заходила в кабинет к Суходнищевой. Вот наверно они там свой план и обсуждали. Я только не пойму, Потоповой-то это зачем? Чья бы корова мычала, а ей бы вообще помалкивать, она сама с нас за свою курсовую берет. Кто ходил на пары, те платят поменьше, кто не ходил – побольше.
– А я еще, кстати, вспомнила такой момент. Я в тот день написала Потоповой сообщение с просьбой скинуть электронный адрес внешнего эксперта. Я ведь в этом году подала заявление на высшую категорию, и мне нужен внешний эксперт из другого колледжа. Мы сто раз с ней об этом говорили, она обещала скинуть мне эти данные. И вот, в тот же самый день, я ей написала, а она – не ответила. То есть прочитала сообщение, а отвечать не стала. Хотя обычно всегда отвечает. Я вот теперь думаю, что она неспроста мне не ответила. Она, видимо, знала, что мне это теперь не понадобится. Она была уверена, что меня уволят.
– Какая же она тварь, – восклицает Ксюша.
– Привыкайте, Ксюша, таких людей много, к сожалению. Всегда начеку надо быть. У меня есть одно такое предположение, почему Потопова могла захотеть меня уволить, но я не совсем уверена, верно мое подозрение или я ошибаюсь…
В общем, пару недель назад я встретила в вестибюле сестренку Потоповой, Олю. Было заметно, что девушка очень расстроена.
– Представляете, только вышла из декрета, всего три месяца отработала, и директриса меня попросила, – рассказала она мне.
– Как попросила? – ахнула я.
– Да как, потребовала уволиться. Я надеялась, что сработаюсь с ней, но нет, не получилось. А мне увольняться никак нельзя, мы же с семьей в общежитии колледжа живем, на свои деньги в комнате ремонт сделали, мебель купили.
– Так может тогда хоть преподавателем здесь остаться? Вы же психолог по образованию?
– Да я и психолог, и по вашей специальности у меня диплом есть. У нас же тетя всю семью выучила, и меня, и мою сестру…
Так, может, Потопова решила сестренку на мое место пристроить? В общем-то ее можно понять, своя рубашка к телу ближе, ведь то коллега, а то родная сестра.
– Вот это вполне возможно, – согласилась Ксюша, – скорее всего, так и есть. И вы знаете, что еще Потопова сказала? Она сказала: «Ну ничего, до мая мы ее отсюда уберем. Подловим на чем-нибудь и уберем».
– До мая? – переспросила я. – Странно, почему именно до мая? Наверно, это с чем-то связано, все становится понятным после тщательного анализа.
Перемена уже заканчивается, скоро студенты начнут выламывать дверь, и мы с Ксюшей решаем расходиться. Она, как обычно, просит меня держаться, а я благодарю ее за поддержку.
