— Присаживайтесь, пожалуйста.

— Нет, благодарю вас, миссис Хармер. Я ненадолго. Скажите, Терри дома? — Он оглядел комнату, словно бы в надежде, что Терри скорчился за креслом или нырнул за занавеси и оттуда торчат его туфля.

— Нет. Обычно он к этому времени уже приходит. Наверно, зашел к кому-нибудь из мальчиков…

— Да, вполне возможно…

Миссис Хармер взглянула на директора повнимательнее. Странно он как-то это сказал: будто и сомневался и чего-то не договаривал.

— Что-нибудь он набедокурил?

— К сожалению, не без этого. — Мистер Маршалл вдруг сел на диван, расстегнул твидовый пиджак, положил ногу на ногу. Не стоит держаться чересчур официально. Женщине предстоит немалое потрясение, нужно действовать с осторожностью. — Он ничего вам не рассказывал о вчерашнем вечере, миссис Хармер? Где он был, что делал?

Миссис Хармер тоже села на диван, только на самый краешек. Был бы дома Джек. Какая это пытка — расхлебывать неприятности в одиночку.

— Ну, он и впрямь пришел поздно, промок весь. Но он сказал, играл на улице и его застала гроза. А что? Что-нибудь он натворил? — Это прозвучало уже чуть жестче, показался краешек стены, ограждающей семью. Это означало: напал на одного, — значит, нападаешь на нас всех.

Маршалл был не дурак. Он понимал, родители не очень-то верят, когда нелестно отзываешься об их детях. Во всяком случае, фокс-хиллские родители. Давным-давно, в районе победней, его слово было закон, но здесь не так. Чаще всего, когда приходится сообщать родителям о каком-нибудь проступке их чада, под конец чувствуешь будто это ты сам провинился. И потому сейчас он начал весьма дипломатично:

— Видите ли, миссис Хармер, это очень на Терри не похоже, мы с мистером Эвансом поражены, но у меня есть серьезные улики, — в сущности, Терри сам признался, — что вчера вечером он участвовал в налете на школу. — Маршалл сморщил нос, чтобы очки всползли повыше, а миссис Хармер вдруг напряженно замерла, словно на похоронах, в крематории. Только руки (она силой удерживала их на месте) слегка дрожали. — Несколько мальчишек, среди которых был Терри, забрались в мой кабинет и стащили два транзисторных приемника. Джарвиз, наш сторож, погнался за ними, но они убежали. Но один из них окликнул вашего сына по имени, и сегодня утром мы предъявили ему это как улику. Так вот, миссис Хармер… — Маршалл наклонился к ней, будто домашний доктор; будь он и вправду врачом, он погладил бы ее по руке. -…Терри это признал и пошел домой за одним из присвоенных транзисторов. Если вы были на работе, вы этого знать не можете. (Миссис Хармер зажмурилась, потом медленно открыла глаза.) По-видимому, он прятал транзистор в мусорном баке. Но другого транзистора так и нет. И остальные участники нам неизвестны, кто они, знает только Терри. К сожалению, назвать их он не хочет. — Тут Маршалл вдруг понял, что это все, больше ему сейчас сообщить нечего, внушительной концовки не получилось. О том, что Терри убежал, он пока говорить не хотел, надеялся прежде узнать что-нибудь еще о вчерашнем вечере. — Итак, перед нами нелегкая задача, миссис Хармер. И, чтобы ее разрешить, мы должны помочь друг другу.

Миссис Хармер не верила своим ушам.

— Извините, мистер Маршалл. Вы хотите сказать, что мой Терри вчера вечером вломился с грабителями в школу? Вломился в школу? С грабителями? Вы уж простите, не могу я этому поверить. Я знаю Терри. Он на такое неспособен!

— Боюсь, это все-таки правда, миссис Хармер. Мы сами не могли поверить. Но ваш сын признался. Хотя…

— Что — хотя? — Она впилась в него холодным, негодующим взглядом, отыскивая в его лице признаки неуверенности. Голос ее прозвучал чуть ли не гневно.

Мистер Маршалл продолжал как можно спокойнее. Ну почему родители не могут понять, что их дети не ангелы!

— Я хотел сказать: хотя он рассказал, будто участвовать в этом его заставили силой мальчишки, которых он встретил у Новых домов…

— Вот это еще туда-сюда… если вообще все это правда, — сказала миссис Хармер уже не так непримиримо. И умолкла. Неизвестно, что еще сказать, что вообще следует ему говорить. И она и Джек втайне недоумевали и тревожились из-за вчерашнего вечера: где Терри пропадал, что делал? Недаром же они искали его в грозу на улицах, переполошили всю семью. — Он и правда вчера не пошел играть с приятелями, с которыми иногда встречается у Новых домов. Скажу вам как есть: он поссорился с сестрой, пришлось мне его отругать, и он обиделся и убежал, даже дверью хлопнул. А попозже вернулся, вымок до нитки под дождем. — В голосе ее опять зазвучал вызов: — Но я знаю Терри. Налет, кража… не мог он впутаться в такое, ни за что на свете! — Вне себя она огляделась: мальчики из таких семей, как семейство Хармер, не взламывают замки и не воруют. — Он ни в чем не нуждается. Мы оба работаем, и у детей все есть. (Маршалл кивнул, он всегда кивал, когда слышал это от родителей.) Поймите меня правильно, мистер Маршалл. Мы не богаты. Ничего похожего. Но мы порядочные люди, и Терри тоже. Вы должны это знать. Вы его директор.

Маршалл кивнул. Ее слова слегка меняют дело: по крайней мере, подтверждается рассказ мальчика, что он убежал из дому после ссоры, а значит, едва ли он заранее задумал налет на школу. Но одно сомнение все-таки осталось и точит, и придется его высказать.

— Есть одно обстоятельство, миссис Хармер, которое мешает мне поверить вашему сыну, и я так ему и сказал. Буду с вами вполне откровенен. Больше всего меня возмущает даже не потеря дорогого приемника, но то, что он утверждает, будто эти мальчики совершенно ему незнакомы, а между тем один из них, по-видимому вожак, безусловно, хорошо знает Терри. Он помог Терри убежать и обращался с ним по-приятельски. И это никак не вяжется с тем, что мне рассказывал Терри. Мне очень жаль. Иначе я бы с радостью ему поверил.

— Что такое? — вскинулась миссис Хармер. Под угрозой оказалась честь семьи. — Как так по-приятельски? Откуда вы знаете?

— Просто по тому, как он его окликнул.

Маршалл знал, втолковать ей это нелегко: совсем как в прежние времена, когда он вынужден был говорить исполненным надежды родителям, что их дети не будут приняты в среднюю классическую школу. Человек ко всему привыкает, хоть и не сразу, — к разочарованиям, к провалам, — но трудней всего говорить ему о какой-то его неудаче впервые.

— Вожак, мальчик постарше, перетащил Терри через ворота, спас от погони. И кричал ему, объяснял, что делать, и при этом называл уменьшительным именем. — Мистер Маршалл помолчал, чтоб слова его прозвучали весомей. — Он называл его «Терик».

— Ну и что? — Миссис Хармер не желала принимать такие доводы: это ничего не значит, директор счел Терри виновным еще до того, как поговорил с ней и с Джеком. Это несправедливо.

— Так ведь обращаются к другу, не правда ли? Это, безусловно, свидетельствует о каких-то дружеских отношениях… — Чего тут не понять? Ну почему мать мальчика не желает рассуждать здраво? Должна же она хотя бы считаться с фактами. Иначе им ни до чего не договориться.

Двое взрослых смотрели друг на друга, разделенные молчанием, и одно и то же событие видели в совершенно разном свете.

— Я не согласна!

Миссис Хармер круто обернулась, директор тоже. В дверях стояла Трейси. Давно ли она тут, они не знали. Она еще не переоделась, была в школьной форме, но, бледная от сдерживаемого по-взрослому гнева, казалась сейчас много старше своих лет.

— Трейси!

— Я не согласна! — повторила Трейси и вошла в комнату, в упор глядя на директора, мать даже подумала, что она сейчас наткнется на диван. — Разве вас никогда не называли «приятель»? Или «дружище»? Положение, профессия, разница в возрасте — все это сейчас не имело значения. Для Трейси, как и для ее матери, превыше всего была семейная гордость. Гордость эта сверкала в ее глазах, трепетала в голосе. — Куча народу меня называет «Трейс», даже те, кто меня толком и не знает. Это вовсе не значит, что мы друзья. И с Терри то же самое. Мало ли кто как его назовет, он-то чем виноват?