На этот вопрос Терри ответил прямо и честно, как только мог, однако чувствовал — он и сам толком не понимает, почему Лес так поступил. Но ответ, вполне приемлемый, ясный и понятный, был прост:

— Он боялся, сэр, если меня поймают, тогда и его тоже найдут.

— Вот как, да. Разумеется. — И опять директор ничем не выдал своего отношения к словам Терри, только подступил с другой стороны: — А о телевизорах почему был разговор? Сторож говорит, кто-то кричал что-то про телевизор. Они что, думали унести один из наших телевизоров?

Терри помотал головой, наморщил лоб. Он удивился, еще когда услышал про это от полицейского.

— Извините, сэр, ничего такого я не помню, сэр. Они только кричали, чтоб вылезать в окна и бежать к воротам, и Л… один кричал мне, хотел помочь мне перелезть, я уже говорил вам, сэр…

Маршалл посмотрел на свои руки.

— Как, ты сказал, его зовут? — словно между прочим, спросил он.

Терри сжал губы, стоял молча, опустив голову. Его так не поймаешь. Он выложил все, что мог. И дальше не сдвинется ни на шаг. Никто и ничто его не заставит. Молчание длилось, длилось, словно ждали, чтоб разогрелся телевизор, но нет, ничто не заставит его сказать больше. Терри покорно ожидал следующего вопроса мистера Маршалла, а то и окончательного суждения. Быть может, даже приговора.

Наконец директор сам нарушил молчание, заговорил и вправду как настоящий судья. Голос его звучал ровно, сдержанно, снисходительно, но твердо, и в словах коротко и ясно подведен был итог всего, что произошло. Удалось ему это наилучшим образом, даже если так думал только он один…

— Хорошо, Хармер, — сказал он, глядя мальчику прямо в глаза, — быть может, я потом и пожалею об этом, но я склонен тебе поверить. Заметь: склонен поверить, а не то что уже поверил. Однако, если ты говорил правду, ты оказался в очень трудном положении. Ребята эти хулиганы, ты их боялся, и кто знает, как поступили бы на твоем месте другие. Вероятно, только ты сам можешь разобраться в себе и спросить свою совесть, насколько хорошо ты себя вел.

Но в эту минуту Терри слишком поглощен был другим: он пытался разобраться в словах директора. Что же это значит? За него Маршалл или потихоньку готовит новый удар? Видно, так до последней минуты и не поймешь. Терри даже наклонил голову набок и настороженно вслушивался в каждое слово.

— Итак, ты делал все, чего они от тебя требовали? — Терри кивнул, и директор продолжал: — Что ж, могу понять твой страх и, пожалуй, твое нежелание кому-либо об этом рассказывать… но, должен признаться, все-таки не нахожу, что все твои поступки извинительны. Мне трудно поверить, например, будто ты решительно ничем и никак но мог предотвратить случившееся…

Вот оно. «Значит, он против меня, — подумал Терри. — Господи, его бы туда, на мое место!…»

— …мне неясно, почему ты не мог закричать, позвать на помощь мистера Джарвиза или убежать от них…

«Вы что, смеетесь?» — едва не выпалил Терри: только раз, на миг, мелькнула такая возможность, в вестибюле, но…

— …или, уж если тебя так запутали, почему ты не мог рассказать своим родителям… и мне очень обидно, что ты и мне не решился рассказать…

(«Но я же хотел, я же как раз собирался…»)

— Я полагаю, ты уподобился вспышке молнии, которая тебя разоблачила. Тебе ведь известно, что та

кое молния? Это электрический заряд, который находит путь наименьшего сопротивления, ведущий в землю…

(«Это как?»)

— …в точности так ты и поступил. Ты тоже выбрал путь наименьшего сопротивления. Ты пошел самым легким путем, тем путем, на котором тебя ждала наименьшая опасность, наименьшие неприятности, наименьшие нравственные усилия…

(«Он спятил. Ведь я совсем извелся, все думал, что мне делать…»)

— Но, быть может, тебе кажется, что мне легко говорить, ведь не я попал в такое положение…

(«Вот это верно…»)

— И еще неизвестно, как поступал бы любой из нас, окажись он на твоем месте?

(«То- то и оно…»)

— Итак, не станем выносить окончательное решение, поверим тебе пока на слово. Но ты должен понять, что надо все рассказать родителям, и придется призвать на помощь полицию… в сущности, мы ее уже призвали. И должен сказать, я вовсе не намерен сидеть сложа руки и спокойно распрощаться с одним из школьных транзисторов. — Маршалл глубоко вздохнул и очень серьезно, в упор посмотрел на Терри. Теперь голос его звучал спокойно и печально: — Ты должен подумать о том, что сделал, Хармер, должен мысленно повторить все шаг за шагом и поразмыслить и спросить себя: «Правильно ли я поступил? Вел ли я себя на каждом повороте наилучшим образом по отношению к моей школе и, что самое важное, по отношению к самому себе?» Ибо на эти вопросы можешь ответить только ты сам… — Он еще несколько секунд смотрел на Терри, пока до того доходил смысл сказанного. — Ну, а теперь иди домой, Хармер, и достань транзистор из… мусорного бака, — ему даже трудно было это произнести, и чтоб к перемене ты вернулся. Ты меня понял?

— Да, сэр.

— О втором транзисторе пока говорить не будем, посмотрим, как развернутся события.

— Да, сэр.

— Скажи, мне не нужно никого с тобой посылать? Ты не натворишь опять каких-нибудь глупостей, а?

(«Глупостей?»)

— Нет, сэр.

— Ну, прекрасно. Вернешься — сразу ко мне.

— Да, сэр.

— Ну хорошо. Иди.

Терри кинулся вон чуть не бегом. Пускай директор недоволен его поведением, а все же наконец-то он рассказал кому-то, хоть отчасти разделил с кем-то тяжкий свой груз, и это такое облегчение, какого он никогда еще не испытывал. Надо попасть в настоящую беду, чтобы понять, как славно, когда всё становится на свои места или почти всё, подумал он. Чудесное чувство! Правда, стало на место еще не все, но ведь Лес знал, что его, Терри, чуть было не поймали. Может и догадаться, что его узнали или что-то его выдало. Ничего не поделаешь, хватит с Леса и одного транзистора, не станет он искушать судьбу — добиваться еще и второго. Да и все равно тогда будет поздно. Транзистор уже вернется в школу. Да и вообще, скорей всего он никогда больше Леса не увидит. А если и увидит, что ж, он ведь Леса не выдал, верно? После Маршалл, может быть, и заговорит опять о втором транзисторе, попытается нажать, но свое слово он уже сказал, что к чему, он понимает, так неужели станет поднимать шум? Уж наверно, сперва постарается уберечь Терри от опасности. И родители тоже… и полиция. Нет, это все позади, почти все. Наверняка.

Он вдруг почувствовал себя счастливчиком, которому выпал главный выигрыш в лотерее. Выбежал через запретный парадный ход и, как на крыльях, пронесся через стоянку для машин. Сейчас он вытащит транзистор, принесет и тогда, может, даже попросит Маршалла поговорить с классом. Чтоб ребята поняли и не злились больше. Возьмет и попросит. И тогда все опять станет хорошо. В новом порыве радостного, безрассудного облегчения он побежал еще быстрей. Так бывало, когда очнешься от того неотвязного страшного сна, а мама вот она, рядом: он звал на помощь, и зов услышали. Чудесно! Терри подскочил, крикнул: «Берегитесь, краснокожие!» — первый победный клич, который подвернулся на язык, — и выбежал из ворот на Фокс-хилл-род.

Маршалл сквозь жалюзи все это видел. Он хмурился, но, в общем, был доволен и, пожалуй, на том бы пока и успокоился, если бы к нему сейчас пришли какие-нибудь ученики, или предстояло срочно заняться школьным хозяйством, или надо было провести урок, тогда связывать концы с концами он стал бы после; но, к несчастью для Терри, целых двадцать пять минут до перемены делать было нечего, и он мог на досуге заново обдумать все услышанное, вот он и рассудил, что надо бы разрешить одно докучное сомнение. Пожалуй, он не все сделал, чтобы разобраться. При чем тут еще и телевизор? Здесь кроется какая-то загадка. И чем больше он думал, тем менее убедительным казалось ему объяснение Терри, почему ему помогли перелезть через ворота. Он перебрал в уме весь ход событий, как представлял его себе, и сосредоточился на рассказе Терри, от вполне правдоподобного начала — ссоры с матерью — до странного конца, когда ему помогли ускользнуть. Тут явно есть какая-то неправда. Что-то связанное с телевизором. Он думал и рассеянно, не видя, смотрел на лежащую перед ним разграфленную карточку с надписью «Теренс Джон Хармер». Перед глазами стояло это имя, а мысли перенеслись от школы к Новым домам, потом к воротам. Загадочная история. Судя по всем сведениям, мальчик из вполне приличной семьи, спокойный, ведет себя хорошо, никаких оснований ему не верить. В чем же тогда дело? И вдруг ни с того ни с сего Маршалла осенило. Вот же ответ, перед глазами. Буквально. Надпись на папке. Господи! Разумеется! Как же он раньше не понял?