В стародавние времена, о Мое Солнышко, жил-был в море Кит и ел рыбу.

Он ел рыбу белугу, и белужью супругу, и колючку-ерша, и морского ежа, и малютку салаку, и морскую собаку, и бродягу лобана, и ленивца катрана, и юнца-барабульку, и плотвичку-бабульку, и акулу-пилу, и рыбешку юлу, и вертячку-крутячку морскую иглу. Всю рыбу, какую удавалось отыскать в море, Кит хватал своей огромной пастью, вот так – хап!

И это продолжалось до тех пор, пока во всем море не осталась одна-единственная маленькая рыбка. То была Очень Хитренькая Рыбка, и она плавала за правым ухом Кита, чтобы не угодить ему в пасть.

Наконец Кит встал на хвост и сказал:

– Есть хочу!

И тогда маленькая Хитренькая Рыбка ответила маленьким хитреньким голосом:

– О благородное и щедрое млекопитающее из отряда Китообразных, не пробовало ли ты Человека?

– Нет, – признался Кит. – А каков он на вкус?

– Вкусный! – заверила Хитренькая Рыбка. – Вкусный, но немножко костлявый.

– Ну так принеси мне несколько штучек, – сказал Кит и вспенил воду хвостом.

– На обед тебе и одного хватит, – ответила Хитренькая Рыбка. – Если ты поплывешь к пятидесятому градусу северной широты, к сороковому градусу западной долготы (эти слова волшебные), ты увидишь на плоту посреди моря потерпевшего крушение Моряка. И нет на нем ничего, кроме голубых холщовых штанов и подтяжек (не забудь про подтяжки, Мое Солнышко), и нет при нем ничего, кроме складного ножа. Но честно скажу, Моряк этот – человек Безграничной Находчивости И Изобретательности.

И вот Кит изо всех сил поплыл к пятидесятому градусу северной широты, к сороковому градусу западной долготы и там, на плоту посреди моря, увидел потерпевшего крушение Моряка, на котором не было ничего, кроме голубых холщовых штанов и подтяжек (только не забудь про подтяжки, Мое Солнышко), и не было при нем ничего, кроме складного ножа. Моряк сидел на плоту один-одинешенек и болтал ногами в воде. (Его мамочка позволила ему бултыхаться в воде, иначе он никогда не стал бы так поступать, ведь он был человеком Безграничной Находчивости И Изобретательности).

Тут Кит разинул пасть – все шире, шире и шире, пока чуть не коснулся верхней челюстью хвоста, – и проглотил потерпевшего крушение Моряка вместе с плотом, вместе с голубыми холщовыми штанами, вместе с подтяжками (о которых тебе не следует забывать!) и вместе со складным ножом. И все это провалилось в брюхо Кита, теплое и темное, как кухонный шкаф.

Потом Кит облизнулся – вот так – и трижды крутнулся на хвосте.

Но едва Моряк, который был человеком Безграничной Находчивости И Изобретательности, очутился в недрах теплого темного кухонного шкафа, который зовется китовым животом, как он принялся топать, и хлопать, и кричать, и рычать, и ползать, и ерзать, и реветь, и шуметь, и колотить, и молотить, и беситься, и носиться, и кусать, и пинать, и кувыркаться, и метаться, а после начал отплясывать матросский танец там, где вовсе не было танцплощадки… И тогда Киту стало очень нехорошо. (Ты ведь помнишь про подтяжки, правда?).

И Кит сказал Хитренькой Рыбке:

– Этот человек очень костлявый, и у меня от него икота. Что мне теперь делать?

– Вели ему выйти вон, – ответила Хитренькая Рыбка.

Тогда Кит крикнул вниз, в свою глотку, потерпевшему кораблекрушение Моряку:

– Выходи и веди себя хорошо! У меня из-за тебя икота.

– Не-етушки, не-етушки! – ответил Моряк. – Еще чего! Отвези меня к моим родным Белым Утесам Альбиона, а там я еще подумаю, выходить или нет.

И он начал отплясывать пуще прежнего.

– Лучше отвези его домой, – сказала Киту Хитренькая Рыбка. – Не забывай – он человек Безграничной Находчивости И Изобретательности.

И Кит отправился в путь. Он плыл, плыл и плыл, работая плавниками и хвостом так усердно, как только позволяла икота, пока не увидел родные берега́ Моряка и Белые Утесы Альбиона. Кит ринулся вперед, наполовину выбросился на берег и начал открывать пасть – все шире, шире и шире.

– Пересадка на Винчестер, Ашуелот, Нашуа, Кин, а также станцию Фитчбург-роад… – объявил он.

И как только Кит выговорил «фитч», Моряк выпрыгнул из его пасти.

Но пока Кит плыл, Моряк – будучи и в самом деле человеком Безграничной Находчивости И Изобретательности – расщепил плот складным ножом на тонкие планки, которые крепко-накрепко связал подтяжками (теперь ты знаешь, почему ни в коем случае нельзя было забывать про подтяжки). А выходя, Моряк вогнал в глотку Киту эту решетку, и она там прочно застряла!

Потом Моряк прочел двустишие. Ты его не слышала, поэтому я тебе его перескажу:

Потому что Моряк был к тому же ир-ланд-цем и любил забавные стишки.

А после он отправился по прибрежной гальке домой, к маме, которая позволяла ему болтать ногами в воде.

Потом Моряк женился и жил долго и счастливо.

И Кит тоже.

Но с того самого дня из-за решетки, которую Кит так и не смог ни проглотить, ни выплюнуть, он может кушать только очень, очень мелкую рыбешку – вот почему в наши дни Киты никогда не глотают ни взрослых людей, ни маленьких мальчиков и девочек.

А Хитрая Рыбка уплыла и спряталась в тине под Порогом Экватора. Она боялась, что Кит на нее рассердился.

Складной нож Моряк забрал домой. Когда Моряк шагал по гальке, на нем были голубые холщовые штаны, но подтяжек не было, ведь он связал ими решетку.

Так кончается эта сказка.

А теперь – следующая сказка, которая повествует о том, как Верблюд получил свой большой горб.

В начале времен, когда мир был совсем новым, с иголочки, а животные только начинали работать на человека, жил-был Верблюд. Он поселился посреди Унылой Пустыни, потому что не хотел работать. Кроме того, он и сам был довольно унылым. Он ел веточки, колючки, тамариск и молочай самым возмутительным ленивым образом, а когда кто-нибудь с ним заговаривал, отвечал: «Гррб».

Просто «Гррб» и ничего больше.

И вот в понедельник утром к нему подошел Конь с седлом на спине и удилами во рту и сказал:

– Верблюд, о верблюд, иди и бегай рысью, как бегаем мы, кони.

– Гррб, – ответил Верблюд.

И Конь ушел и рассказал об этом Человеку.

Вскоре явился Пес с палкой в зубах, положил ее и сказал:

– Верблюд, о верблюд, носи поноску, как делаем мы, собаки.

– Гррб, – ответил Верблюд.