Казалось, он только и ждал, когда они свалят, чтобы приступить к обработке разомлевших на солнышке дам, так что подруги не стали задерживаться. Ульяна даже облегчение испытала, поймав себя на мысли, что после расставания Вадим оклемался довольно быстро. Это прекрасно.
Стоило им скинуть одежду на лежаки и отойти на приличную дистанцию, как Юлька ухватила Улю за предплечье.
— Ильина? Как самочувствие? — сверкнув глазами из-под угольно-черных ресниц, вкрадчиво поинтересовалась подруга.
— Нормальное, а что? — меланхолично ответила Ульяна. Нормальное. Если не считать слегка сбившегося сердцебиения.
— Да просто буквально на глазах побелела, вот и спрашиваю, — Юля смотрела на неё в упор. — Точно?
«Нет…»
— А, это… — взгляд заметался по живописной местности, пытаясь за что-нибудь зацепиться. — Вдруг вспомнила, что перевод сдавать уже в понедельник утром. А я и не начинала. Ничего особенного.
Да уж, если самой себе чистосердечно, то по сравнению с этим не начатый, что сущая правда, перевод – херня на постном масле и действительно «ничего особенного».
«Ну и врушка ты, Ильина»
Кое-как наскребя в себе храбрости взглянуть на Юльку, Уля развернулась и изобразила на губах подобие улыбки. Улыбка задумывалась уверенной и безмятежной, но… вышло, что вышло.
«Ну и врушка ты, Ильина», — прочитала она в глазах напротив.
— Как тогда до дома добрались? — елейным голоском поинтересовалась Новицкая. — Ты не рассказала.
— Когда? — эхом отозвалась Уля, втайне мечтая дать сейчас от Юльки деру, взять разбег на помосте и сигануть в воду. Ей нужно остудить голову – раз. Новицкая не сразу её догонит – два.
— Когда-когда? После клуба, — закатила глаза Юлька. — «Очевидно же, о чем я тебя спрашиваю, дурочкой мне тут не прикидывайся!» — вот так этот красноречивый намёк стоило трактовать.
— М-м-м, Вадим вызвал себе такси, а мы поехали на метро, — вновь отворачиваясь в сторону причала с лодочками и ощущая, как внезапное смущение проступает краской на щеках, негромко ответила Ульяна.
В памяти тут же всплыла картинка: следующая – конечная. Пустой вагон, они с Егором сидят друг напротив друга, зеркаля позы. Оба – с откинутыми назад головами и закрытыми глазами, а у него ещё и наушники-затычки в ушах. Сквозь прикрытые ресницы она исподтишка рассматривает умиротворенное лицо, и на душе безмятежность и тишина, так и надо. Метро Уля сама и предложила, предположив, что её, такую мокрую, ни один таксист к себе в салон не посадит, а он не стал возражать, признав, что уже тысячу лет туда не спускался. Они едут смешные семь остановок по прямой, три прошли пешком, пока гуляли. Уля смотрит из-под прикрытых ресниц на чужие длинные ресницы и думает – прекрасно помнит: «Жаль будить». Но стоит диктору объявить конечную и пригрозить административной ответственностью за нахождение в вагоне поезда, следующего в депо, как глаза напротив распахиваются, и чуть подёрнутый сном взгляд упирается прямо в неё.
— И как… доехали? — никак не хотела униматься Юлька.
— Чудесно. В уютном молчании, — честно ответила Ульяна. Сил ворочать языками тогда уже и впрямь ни у кого не нашлось.
И вроде надо бы еще что-то к озвученному добавить… да не хотелось. Вот не хотелось! Под сканирующим взглядом Новицкой она чувствовала себя, словно на минном поле. В нём сплошь вопросы, на которые у неё нет ответов. Признаешься в чём – выслушаешь охи-вздохи и поток хоть и мягких, но предупреждений. Будто мамы ей мало… И вообще – противозаконно так смотреть!
Юлька быстро обернулась через плечо, словно желая убедиться, что лишние уши не услышат, и продолжила свой допрос.
— Ну и что ты думаешь? Налаживается общение? Ты рада?
— Ох, Юль… — если бы Уля могла хотя бы себе объяснить собственные эмоции, хоть что-то себе объяснить. Смятение – вот то чувство, с которым она живет уже больше месяца. Всё нарастающее и нарастающее, достигающее апогея смятение. — Да, налаживается. Да, рада.
Коротко. Зато честно.
— Если ты действительно рада, то тогда и я… рада, — принимая ответ, кивнула себе Юля. — Признаю, даже мне показалось, что шансы наладить его у вас есть, а ты мой скептический настрой знаешь.
Уля озадаченно покосилась в ее сторону. Звучали Юлины тезисы как капитуляция. Как: «Я умываю руки». Как: «Черт с тобой, я сдаюсь». Что за нафиг?
— Ты не злишься? — уточнила Ульяна осторожно, мысленно жмурясь и морально готовясь расставить все точки в вопросе отношения Юльки к Егору. Потому что невозможно! Продолжать ломать себе мозг, пытаясь предугадать реакции подруги, когда тебе в твоих догадках даже опереться не на что, когда из беспочвенных догадки эти превращаются в обоснованные, а потом назад в беспочвенные с частотой пять раз в двадцать минут – это форменное издевательство!
— С чего бы? — искренне удивилась Новицкая.
«Была не была…»
— Просто… — «Господи, соберись!» — иногда мне кажется, ты испытываешь к нему что-то более серьезное, чем показываешь. И твоих настроений последнее время я не понимаю.
— Бред! — вскинулась Юля. — Моя голова на плечах, уж поверь. Если я за последние десять лет её не потеряла, значит, и не потеряю, будь спок. — «Логично…». — А вот за тебя что-то беспокоюсь немного, правда. Я ведь знаю тебя с детского сада, иногда даже кажется, что как себя, — сокрушенно вздохнула она. — Поэтому прошу, чтобы и ты свою голову берегла. Дружба – это святое, но в дружбу между мужчиной и женщиной я не верю.
«Ну вот, пожалуйста…»
— А я верю…
Неуверенно прозвучало. Ну, дружат же они с Томом! Очень безопасная выходит дружба – на расстоянии. «Дружба» без лиц и имён. Без общего прошлого и одной на двоих реальности, без обеспеченных жизнью впечатлений, без страшных потерь, с возможностью выпилиться из чата в любую секунду.
— Ну да. Ох, Ильина, наивная душа… — хмыкнула Новицкая. Чуть больше месяца назад за этой фразой последовало продолжение: «Ну ничего, жизнь тебя научит». — Ладно, пошли на сапы, никогда не пробовала.
И они наконец пошли на сапы, чему Уля была несказанно рада – наконец-то тревожащий разговор закончен. И сразу стало куда веселее. За первые пятнадцать минут искупались по три раза каждая и в конце концов оставили попытки удержать равновесие в положении стоя. Юлька распласталась на доске попой кверху, опустила руки в воду и мгновенно ушла в астрал. А Уле удалось поймать баланс на коленях, постепенно стало получаться, и она начала не торопясь двигаться от причала к середине водоема.
В этом определенно что-то было. Весло тихо погружалось в воду то по правому борту, то по левому, сап плавно плыл, чуть покачиваясь на воде, а берег постепенно отдалялся. Иногда проносящаяся мимо моторная лодка – с вейксёрфером или без него за кормой – давала волну, и удерживать равновесие становилось куда сложнее. Пару раз Ульяну опрокидывало в прохладную воду, но в целом с каждой новой попыткой она чувствовала нарастающую уверенность в своих силах.
А еще с сапа хорошо просматривалась водная гладь и берега водохранилища. Метрах в двадцати от нее «уснула» Юлька, а от причала на сапе отчаливала еще одна юная любительница развлечений: худющая, маленькая, лица под розовой кепкой не видать, зато ярко-желтый слитный купальник видать за версту. На соседних пляжах вовсю кипела жизнь: жарили шашлыки, играли в бадминтон и волейбол, плескались в воде с надувными матрасами и кругами и без них. «Их» пляж, пока они с Юлькой болтали и осваивали новый вид спорта, тоже ожил, по крайней мере, вместо троих человек – Вадима и двух девушек на лежаках – она видела теперь шестерых. Вновь прибывшие от благ цивилизации отказались: раскинули покрывало прямо на песке и, похоже, оживленно болтали.
Уля прищурилась. В кепке набекрень, белой футболке без рукавов и с бутылкой воды в руке – Егор. Рядом Вадим – втирает что-то, позабыв про голые попы в десятке метров. Зато обладательницы упругих ягодиц вдруг проснулись и теперь, приподнявшись на локтях, сворачивали шеи в сторону компании. Ну, или так Ульяне казалось. Какой-то парень в кричаще красной майке копался в рюкзаке немного в стороне от остальных. А еще один человек на этом покрывале… Еще одна… Запрокинувшая лицо к солнцу девушка… Аня?
