16:30 Кому: Папа: Пап, привет. Можно приехать?

Могла она ещё год назад предположить, что достигнет подобного градуса отчаяния? До сих пор не верится, что там её и впрямь ждут с раскрытыми объятиями. Но потребность в утешении, желание спрятаться в родных руках стали нестерпимыми. Этой осенью она нуждается в отце, как, кажется, никогда.

Нуждается, но не может избавиться от чувства ненужности, брошенности и одиночества, что затихли когда-то, а теперь вновь денно и нощно опутывают сетями. И всё задает, задает себе вопросы. Почему от неё всю жизнь отказываются те, кто ей дорог? Почему не могут найти для неё слов? Что с ней не так? Почему они решают за неё, что и как для неё лучше? Почему продолжают поучать, как ей следует чувствовать и как жить? Почему не позволяют себя любить? Почему она ощущает себя беспомощным ребёнком, лопочущим младенцем, не способным донести, что они для неё значат, какое место в жизни занимают? Какие слова и дела убедили бы их? Почему они ей не верят? Почему считают, что могут с ней вот так, не утруждая себя объяснениями? Как доверять остальным?

Слишком много «почему» и ни одного «потому что». Отец, Егор, снова Егор, теперь мама… Она теряет, теряет и теряет своих людей… День за днём. Единственный человек, ни разу не предавший её чувства – Юля.

16:35 От кого: Папа: Привет, дочь! Конечно! В любое время! Когда тебя ждать?

Ульяна глубоко вздохнула. Её люди уходят. А спустя многие и многие годы возвращаются. Она сама вновь пускает их в свою жизнь, доверчиво раскрывая душу нараспашку в робкой надежде, что в этот раз всё будет иначе. Ведь их слишком мало у неё – своих. И она готова. Она снова находит для них самый тёплый уголок в сердце. А они? Какое место в их сердцах отведено ей?

16:36 Кому: Папа: Завтра, если я вам не помешаю. Всё-таки выходные, у твоей семьи наверняка планы. Я ненадолго, не хочу отвлекать. Только пришли, пожалуйста, адрес.

16:37 От кого: Папа: Дочь… Для тебя я буду свободен весь день. Может, заехать за тобой?

Папин ответ немножко согрел.

16:37 Кому: Папа: Нет, па, спасибо, я сама. Хочу проветрить голову.

16:37 От кого: Аня: Уля…

«Что?..»

16:37 Кому: Аня: ???

16:39 От кого: Папа: Ну, хорошо. Если что, я тебя заберу откуда скажешь. Адрес: ул. Абрамцевская, д. 14, кв. 40. Домофон 40, этаж 10.

Аня не отвечала, и Ульяна, вперившись взглядом в окошко мессенджера, ощущала, как немеют пальцы. Подруга Егора набирала текст уже несколько минут. Затихала и вновь начинала. Может, стирала? Думала? К Аниной манере общаться Уля уже привыкла: эта девушка закидывает сообщениями на скорости пулемётной очереди и приблизительно в той же манере доносит свои мысли устно. А сейчас… Что? Взгляд гипнотизировал открытое окно чата, а обезумевшее сердце пыталось выломать рёбра. Уле казалось, что этим «Уля…» и последующим молчанием ей только-только внутривенно ввели смертельный яд, и теперь она медленно угасает. Лёгкие перестали работать, тело волнами накрывал паралич, а страшные мысли одна за другой влетали в голову. Что Аня хочет сообщить? Почему до сих пор не ответила? Что за полотнище там у неё? Не может сформулировать? Подбирает слова? Удаляет написанное?

16:43 Кому: Аня: В чём дело? Не молчи. Ты меня пугаешь…

«Господи Боже…»

16:44 Кому: Аня: Аня!!!

«“Последнюю осень нагадали, вот и всё. Ерунда”»

Понимая, что не выдерживает, что не в состоянии справиться с обуявшей её паникой, Уля вскочила с кровати и кинулась на кухню, к балкону, настежь распахнула дверь и, перевесившись через перила, уставилась на крыши припаркованных под окнами машин. Сама не поняла, как оказалась в этом положении, но теперь один безотчётный страх глушился другим. От высоты кружилась голова и двоилось в глазах, холодное железо сдавливало живот, кровь в жилах остывала, а воздух пробивался в лёгкие редкими толчками. Она больше не хотела видеть Анино сообщение, нет! До смерти боялась вибрации телефона в кармане и затянувшегося молчания боялась тоже. Неизвестность перемалывала внутренности, к горлу безостановочно подкатывало. Если с ним что-то случилось, она…

— Ульяна? Ты чего творишь? …Эй!

Заторможенно осознав, что обращаются к ней, Ульяна повернула на голос голову и распознала в фигуре на соседнем балконе Мишу. Замерев с не зажжённой сигаретой в зубах, он таращился на неё в немом ужасе.

— А?.. Я нормально… — осипшим голосом ответила она. — Привет…

— Не похоже. От перил отойди! — потребовал Миша. — Что ты задумала? С ума сошла, что ли?

— Я… Воздухом дышу. Не беспокойся.

Выражение на лице соседа сообщало, что ни одному её слову не поверили.

— А ощущение такое, что тебе жить надоело, — мрачно подтвердил он Улины предположения. — Отойди. Хочешь, иди к нам. Поговорим.

Взгляд невольно упал на болтавшиеся на запястье часы. Почти без десяти пять, а Аня до сих пор не разродилась на ответ. Балкон плыл вместе с Мишей и каштанами.

— А ты чего не на работе? — из последних сил пытаясь удержаться на поверхности, пробормотала Ульяна.

— На больничном я, — ответили на том конце. — Ты мне зубы-то не заговаривай. Давай не дури.

— Я… Это… Мне надо позвонить! Всё окей.

«Не окей!!!»

Анино молчание ввергало в пучину отчаяния. Казалось, ещё миг – и она выключится, потеряет сознание. Патологический страх мешал слышать, видеть и осознавать, мышцы онемели, а мозг не воспринимал окружающую обстановку.

— Дверь открой, чтобы я мог войти.

Приказной тон намекал на то, что Миша в её бредни не поверил.

— Угу.

Шарахнувшись с балкона в квартиру, Ульяна судорожно выхватила из кармана телефон. Прошло больше десяти минут, но Аня так и не ответила. То набирала, то «думала», то вновь набирала. Чувствуя, как из-под ног уплывает пол, Уля упала на мамин диван и ткнула в иконку трубки: выдерживать пытку неизвестностью она более не могла ни секунды.

— Говори! — голос сорвался тут же, стоило длинным гудкам смениться Аниным растерянным: «Уля…».

— Уля, привет… Я нашла… Егора… — слышалось, что Аня пребывает в замешательстве и ищет слова. — Я уже пожалела, что тебе написала, может, и не надо было, просто понимаешь, я не могла от тебя скрыть, он же тебе не чужой, и…

— Аня.. Что случилось?.. — леденея, просипела Уля.

— В общем… Я уже несколько дней, как знаю, и всё думала, говорить тебе или нет, — заторопились на том конце. — Нужно тебе там быть или нет. Ты сейчас где? Одна?

«Где “там”? Что “говорить”?..»

Тело слабело, глаза ничего перед собой не видели, язык не ворочался. Сохранение последних крупиц рассудка требовало приложения неимоверных усилий. Кажется, Ульяна физически ощущала, как с каждым произнесённым словом из неё утекает жизнь.

— Ань, ты хочешь моей смерти? Я близка…

— Что?.. В смысле?.. О Господи, нет! — воскликнула та испуганно. — Прости! Всё нормально! — «Нормально всё… Нормально… Боже… Нормально… У него всё нормально…» — Просто… Я же говорила тебе тогда, что всех на уши подняла? В музыкальной тусовке все же друг друга знают… Короче, мне на днях сообщили, что он вписался помочь одной группе. Там ребята остались без гитариста перед гастролями, чуть по одному месту у них всё не пошло. Уже были на грани того, чтобы связываться с организаторами и всё отменять, уже убытки прикидывали, и вдруг Чернов как манна небесная им на голову! Ни гонорары ему не нужны, ни условий нет у него никаких. То есть вообще никаких, представляешь? Говорят, якобы сказал, что ему это надо, чтобы… Чтобы… — Аня запнулась, а нутро продолжало перекручивать в фарш. Мозг не справлялся с переработкой поступающей информации. — Нет, вслух я это не произнесу. Боже, ну почему у меня такой язык длинный? Ты тут?..

— Да… — отозвалась Уля еле слышно.

— В общем, как я поняла, там всё довольно… Херово. Надо бы пойти глянуть одним глазком, но я… Я вот подумала тут вдруг, что… — послышалось, как Аня вбирает в грудь больше воздуха, — может, лучше тебе это сделать?.. — выпалила она на одном дыхании.