Вспомнилось, как забирал из сада по просьбе вечно опаздывающей из института мамы и ответственно выгуливал на площадке под окнами или вел за руку прямо к Черновым домой, на пирожки к тете Вале.

Вспомнилось, как не упускал возможности лишний раз над ней подшутить, когда она в начальных классах возомнила себя очень взрослой и стала ходить мимо его компании с высоко вздернутым носом.

Как помогал справиться с то и дело развязывающимися атласными лентами, затягивая их намертво – так, что мама ломала потом ногти, пытаясь развязать узлы.

Вспомнилась лавочка. Как, успокаивая её, говорил что-то, не помнит. Мороженое даже купил. В тот день папа их бросил. Она тогда убежала из дома и ревела в три ручья два часа. Час – в его присутствии, полчаса – ему в плечо.

Как каждый раз лишь снисходительно усмехался, никак не реагируя на её нелепые потуги огрызаться, но один раз при Юльке приложил словом так, что с тех пор огрызаться она, кажется, в принципе разучилась.

Как где-то в ее одиннадцать – его семнадцать – он пропал с радаров. Конечно! Взрослая жизнь закрутила, учеба, тусовки, девчонки. Служба в армии. А потом Черновы разбились и понеслась… В него словно бес вселился. Сколько мать из-за его поведения успокоительно в себя опрокинула – по первой, пока, наконец, не смирилась, – страшно вспоминать.

И почему же она тогда удивилась так, когда он по просьбе бабульки из соседнего подъезда в аптеку побежал? Потому что забыла – всё. Потому что отвыкла от человека за долгие годы его неприсутствия в своей жизни и забыла. Ведь совсем ребенком не придаешь значение такой ерунде, воспринимая заботу окружающих как нечто само собой разумеющееся. А после сформировала новое представление по свежим следам.

Ведь когда-то всё и впрямь было иначе, Уле вдруг вспомнилось. И рот закрылся. Сам.

— Высокие отношения, — оценив их молчаливую перепалку, хохотнул Вадим и плюхнулся на диван.

Егор смерил его взглядом температуры арктических льдов. А после и по ней вновь вскользь прошёлся – просто, ни за что. Уля шкурой чуяла: что-то не так. Всё не так. Стрижов в ответ лишь вздохнул печально. Приподнял брови, поджал губы, напустил на физиономию выражение потрагичнее – в общем, показал, что сильно расстроился.

— Что-то ты не в духе сегодня, Рыжий. Мы можем в другой раз зайти, ты скажи.

«“Всем рад”, говоришь?»

— Забей, — покачал головой Чернов. — Проблемы в коллективе, на людей срываюсь. Чай будете?

«Врёшь!»

Впрочем, Вадима ответ Егора вполне устроил: ему, видимо, в чужие головы лазить было совсем не интересно – даже не спросил, что за проблемы. Заметно расслабившись, Стрижов растекся по дивану, от чая отказался, достал из кармана телефон, попросил у окружающих минуточку и начал сосредоточенно наяривать что-то по клавиатуре.

Улина же уверенность в том, что Егор врет – и врет на голубом глазу – крепла с каждой миллисекундой. Может, у него и впрямь проблемы в каком-то там коллективе, но срывается-то он сейчас прицельно, с полным пониманием того, на кого и почему. Хоть и не высказывает своих претензий вслух. Егор всегда умел громко сообщить о своем мнении или состоянии, не разомкнув рта. Другое дело, нужно ему это было или нет, хотел он этого или нет. Много-много лет – точно нет, по крайней мере, она не видела на его лице ничего, кроме беспечности. Конечно, ей-то зачем лишнее знать? Она же «малая», а он же взрослый, так было и так будет.

Взрослый. Пусть он никогда за ее счет не самоутверждался, никогда не тыкал в эту разницу в возрасте между ними, но… Так бывает с детьми. Они смотрят на старших, как на взрослых, пусть те старше всего на год, два, три. А целых шесть лет – это же бездонная пропасть, ну! Егор всегда казался ей очень взрослым. Что в его десять, что в пятнадцать, что в двадцать – всегда. Даже сейчас. И если в детстве Уля не задумывалась о причинах, по которым ей доставалось столько внимания со стороны соседского мальчика, принимая их общение как должное, как искреннюю дружбу, то после того, как он окончательно растворился в собственных заботах, потихоньку начала. И чем старше становилась, чем внимательнее наблюдала за его жизнью, тем крепче становилась её убежденность, что в интересы «взрослых» возиться с такими шмакодявками, как она, входить ну никак не может, а уж делиться наболевшим – тем более. Да. Тогда-то она и почувствовала себя той самой «малой». Может, её в том числе это так в нём бесило и бесит? Ощущение, что он никогда не воспринимал ее всерьёз. Не воспринимает.

И не воспримет.

Окончательно расстроилась, глаза обожгло горячей водой обиды. Только этого не хватало… Не хватало еще свидетелей её уязвимости. Не хватало ей еще, чтобы кое-кто причинно-следственные связи установил. Не хватало еще статус «малой» зацементировать на веки вечные, выдав бесконтрольный фонтан слез. Нужно отвлечься. Как? На что? На что-нибудь, а об этом, по совету О’Хары, «подумать завтра». Вот, например, можно рассмотреть повнимательнее, как он тут вообще живет, «взрослый» этот.

Взгляд, отцепившись наконец от лица хозяина квартиры, растерянно побежал по комнате, то и дело останавливаясь то тут, то там. Первое, что бросилось в глаза – обтянутый искусственной кожей массажный стол у стены напротив дивана. Стола в большой комнате она не помнила. Интересно.

— Ты… Массаж делаешь? — желая перевести тему разговора и слегка разрядить обстановку, удивленно спросила Уля. — Или это от отца еще?

Егор поперхнулся водой, закашлялся и уставился в окно. Поняв, что упоминать сейчас погибшего дядю Артёма было верхом бестактности, и мгновенно перепугавшись до чёртиков, Ульяна мысленно от всей души настучала себе по бестолковой башке за привычку ляпнуть, хорошенько перед этим не подумав. Но тут Вадим рассмеялся, да так заливисто и громко, что Уля ощутила полный ступор. Мало того, что реакция оказалась слишком неожиданной – смех буквально разрезал наступившее молчание, как тишину раннего утра разрезает рёв включившейся газонокосилки или бензопилы – так еще и причина его бурного веселья была Уле неведома. Над чем тут вообще смеяться?

— О, Рыжий мастер, ты не знала? Девчата в очередь выстраиваются под дверью, да, Егор? — хитро взглянув на друга, подмигнул он. — Пожалуй, я даже завидую, но выпрашивать сеанс не рискну.

«О, Боже!»

— И правильно, — угрожающе прошипел сосед. — Вдруг я тебе сломаю что-нибудь ненароком? В рабочем запале…

Усмехнулся. Возможно, на всякий случай, во избежание дальнейших расспросов о настроении. А может и искренне… Нет, скорее всё же во избежание…

— Ой, боюсь-боюсь…

Вся кровь разом хлынула Уле в лицо, в ушах зашумело, и она поспешила отвернуться, прикидываясь, что продолжает свою инспекцию, а на самом же деле желая спрятать глаза. Намёк вышел не слишком тонким, тут нужно полной идиоткой быть, чтобы не сообразить. Ни при чём тут отец. Взгляд заметался по поверхностям, ноги сами понесли по комнате – она вновь судорожно пыталась себя отвлечь.

На небольшом столике в углу комнаты, у окна, примостился виниловый проигрыватель, и там же, у окна, в объятиях двух металлических стоек – две электрогитары. Еще одна, самая обычная, подпирала подлокотник дивана.

На рабочем столе – черт ногу сломит: раскрытый ноутбук с запущенной программой; россыпь квадратных бумажных конвертов, надписи на которых гласили, что внутри – гитарные струны; небольшая синяя пластиковая коробочка с узким экраном и логотипом Korg; большая металлическая коробка с кучей кнопок и «гнёзд» и возвышающимися над поверхностью шапочками каких-то «крутилок». Уля понятия не имела, как эти штуки называются, лишь интуитивно догадываясь, что с их помощью что-то в этой мудреной системе регулируется. Здесь же, на столе, разной толщины свернутые провода и большие наушники. Смартфон, кардхолдер и пачка сигарет. Кипа расчерченных от руки листов с буквенными обозначениями, цифрами, нотами, стрелками, волнами, дугами и черт еще знает какими символами. Китайская грамота!

Под столом – большая колонка или как там у них называется эта штука, из которой звук идет? Саббуфер?{?}[Верно – сабвуфер. Необходим для воспроизведения звука низких частот порядка 20-160 Гц. У Егора стоит “комбик”, а не саб. Гитарный комбоусилитель (или просто комбик) – это устройство, без которого электро- или бас-гитара просто не будет звучать. Комбик не только усиливает и воспроизводит звук инструмента, но ещё и определённым образом изменяет сигнал, чтобы гитара звучала максимально выразительно. Бывают трех категорий: гитарные, басовые и для акустики] На стеллаже по правую от дивана сторону стройными рядами выстроились фотоаппараты и объективы всех возрастов и размеров, а на полу валялся раскрытый рюкзак, на первый взгляд тоже набитый фототехникой. В этом же углу – штатив и «свет».