— Не решит, — на автомате отозвалась Ульяна. Мысли за эти мгновения успели улететь куда-то далеко – вслед за «Ямахой». Вспомнила о присутствии Вадима и поспешила себя поправить: — Ну, в смысле… Ну да, решит, конечно.
Вадим сидел на своем месте, не шевелясь, мрачнее тучи. От былой расслабленности не осталось и следа: эта встреча явно испортила ему настроение. Тёмные брови образовали сплошную линию, на сложенных на груди руках резче очертились мышцы, а взглядом своим он, возможно, хотел бы её расстрелять – такое складывалось впечатление. Ульяна, еще два месяца назад уверенная, что этот парень сосредоточен на себе и в принципе недалёк, почувствовала, как внезапно занервничала. В который уже раз за единственный день вспомнилось содержание переписки, в которую он пытался втянуть её в ночь сольника. Всё признаний каких-то добиться от неё пытался.
— В чем дело, Вадим? — сдержанно поинтересовалась Ульяна.
— Да ни в чём, — с деланной беспечностью ответил тот. — Как парень я тебя не устраиваю. Как насчет секса по дружбе? Что скажешь?
«Ты не охренел ли?!»
Если взять цифру «десять» за максимум на шкале человеческого негодования, то её негодование, пробив потолок, только что достигло отметки «сто».
— Стрижов… Иди на фиг… — процедила Уля, чувствуя, как вспыхивают щеки, как по щелчку пальцев загораются уши, а сердце ускоряет ход.
— А если бы он предложил? — не поведя бровью, уточнил Вадим. Смотрел на неё с таким видом, будто от её ответа ничего не зависело, будто он уже всё понял давно. А она понять всё никак не могла! Ну как? Как он решил это уравнение в своей голове? Неужели ему хватило факта её приезда к окончанию концерта? И не такого уж очевидного, между прочим, принятия ею стороны Егора в их конфликте?
«… … …»
Ступор – вот слово, которое лучше всего опишет состояние Ульяны в это самое мгновение. Гипнотическое оцепенение. Она не понимала, сколько уже молчит: секунду или минуту. Не понимала, что должна сейчас ответить: правдой его окатить – он же прямо-таки напрашивается, ведёт себя, как петух! – или солгать ради собственного спокойствия и во избежание возможных инцидентов. Казалось, язык отказывался слушаться.
— Еще раз для глухих. Иди на фиг, — прошептала Уля, прищуриваясь. С какой стати она вообще должна перед ним отчитываться? Придурок!
Ошибка. Отвечать нужно было совсем иначе. Только как? Скепсис во взгляде Стрижова говорил об одном: можно не тратить силы.
— М-м-м… Думаю, нет, я уверен: ему ты не откажешь. «Давай дружить, Вадим», — складывая губы в насмешливую улыбку и вкладывая в голос всё ехидство, передразнил он Ульяну.
«Он», «ему» – Вадим расставлял акценты. В его исполнении эти «он» и «ему» звучали с таким пренебрежением, что хотелось немедленно стукнуть чем-нибудь увесистым по пустой башке! Одной интонацией умудрялся унизить! Кто мог предположить, на что окажется способен этот безобидный с виду мальчик? В кого вообще превращаются люди с уязвленным самолюбием? В палачей.
— Просто встань и проваливай, — прошипела Уля. Казалось, еще чуть-чуть, и она кинется на него с кулаками, хотя куда эффектней было бы влепить пару пощечин – хотя бы для того, чтобы самодовольство с наглой рожи стереть.
— Только знаешь что? — Вадим исполнять её просьбу явно не торопился. — Вчера Маша, сегодня ты, завтра Наташа, послезавтра какая-нибудь Даша. Ты дура, если этого не понимаешь и выберешь его. А если не видишь между нами разницы, то еще и курица слепая. Я готов тебя на руках носить, а он об тебя ноги вытрет.
Ульяна задохнулась от охватившего её негодования: внутри, казалось, вот-вот рванёт. Каждое произнесенное им слово кромсало душу в лоскутья. Мысли вливались друг в друга, образуя в голове адское зелье, в грудной клетке бурлила ярость. Она не понимала, за что конкретно хочет линчевать.
Сразу за всё!
«Курица? Ну ты и говнюк! На руках ты, похоже, только себя носить готов! Да что ты обо мне или о нём знаешь? Представь, я вижу разницу – между вами пропасть!»
— Выше себя ставишь? — скривив рот в сардонической усмешке, прошипела Уля. — А знаешь… И правда! Я твоей блестящей персоны недостойна, Вадик! Твоего общества вообще никто из нас не достоин! Зачем тебе слепые? Ищи зрячих!
— Я переведу. С литературного на понятный, — наконец встряла Юля. Какое счастье, а то Уле уже начало казаться, что Новицкая не вмешивается намеренно, оставляя ей возможность поупражняться в остроумии и обидчика по стенке размазать самостоятельно. Вот только одна проблема: Ульяна не из тех, кто умеет это делать. — Стрижов, ты не охуел ли часом от ощущения собственной невъебенности? Фантазии свои влажные уйми и паранойю выключи! Тебе отказали! Умей отвалить!
Свой рот Вадим затыкать не собирался и призывы Юлины проигнорировал.
— Прям его словами говоришь! — не сводя с Ульяны глаз, гневно воскликнул он. — Он тебя научил?! Чем он лучше?!
Опять! «Он», «его»! Да у «него» имя есть! Или Стрижов теперь считает выше своего достоинства это имя вслух произносить?
«Померяться с «ним» захотелось? Тебе не понравится результат! Всем лучше!»
— Я не собираюсь продолжать этот разговор.
Уля жадно втянула ноздрями прохладный воздух: то была слабая попытка удержать себя в руках. Интересно, а «он» как долго согласился бы это слушать? Минуту? Полминуты? Десять секунд? Пять? Три? Будь Егор здесь, от Вадима бы уже ничего не осталось. Какое счастье, что его тут нет! Да она бы сквозь землю провалилась от стыда в ту же секунду. Какое счастье…
Стрижов вскочил на ноги. Повёл головой, будто шею перед боем разминал, сделал в её сторону шаг, занёс ногу для второго, но передумал. Юлька, мгновенно напрягшись, взлетела со скамейки и вцепилась в неохватное плечо. Еще секунда, и Вадим брезгливо стряхнул с себя её ладонь.
— Я сейчас ментов вызову, — угрожающе протянула Новицкая. — Только попробуй!
— Да ты даже не отрицаешь! — каменные желваки ходили ходуном, а в глазах сверкало неприкрытое бешенство. — Я чё, слепой, по-твоему? Ты из меня совсем дурака-то не делай! Как со мной увидеться, так: «Я работаю», а как через всю Москву на концерт под занавес, так это ты первая! Как рявкать, так на меня. Как успокаивать, так его. Ты себя со стороны вообще видела?
«Да, и что? Это все твои аргументы?!»
Ульяна храбро вскинула подбородок. Она не боится. Что он ей сделает? Ударит? Рискнёт? Правды, значит, хочет? Так сейчас он её получит – в терапевтических дозах.
— Извини, но каждый человек имеет свой вес, Вадим! — «Твой – нулевой. Зеро!» — Вы с Егором в разных весовых категориях в силу моих жизненных обстоятельств! И тебе этого не изменить!
— Перевожу для параноиков, — снова попыталась вклиниться Новицкая. — Они как брат с сестрой. И, кстати, это значит, что между ними ничего нет, дурень!
Юлькины слова, кажется, просвистели мимо Вадимовых ушей и мозга: он даже головы в её сторону не повернул. Для него здесь никого, кроме Ульяны, сейчас будто не существовало.
— Жизненных обстоятельств? — Вадик разразился театральным гомерическим хохотом. — Да что ты говоришь? Каких-то два месяца назад тебя на порог его хаты не затащить было! А что случилось? — резко изменив интонации на приторно-сладкие, спросил он.
Какого чёрта она повелась на его извинения? Нельзя же быть настолько наивной в своей вере в лучшее! Вадима на полчаса хватило!
— Считай, что прозрение случилось, — раздраженно огрызнулась Ульяна. — Вот, пожалуй, за это я готова сказать тебе «спасибо». Но ещё я тебе уже говорила, что кроме дружбы ничего не предложу. А теперь добавлю, что и дружбы не предложу. Не вижу смысла продолжать общение. А еще знаешь что? Я всегда. Выберу. Его. Так понятно?
Челюсть Стрижа вновь повело, глаза искрились фейерверками гнева. Реакция ясна – только что своими ушами он услышал от неё то, чего все эти дни безуспешно добивался. Уля не могла понять, жалеет она о только что сказанном или нет. Нет, она не жалеет, потому что не соврала ни одним словом. Да, она жалеет, потому что этот безумный, лихорадочный блеск в глазах не сулил ей ровным счетом ничего хорошего. В общем… В общем, если сейчас Стрижов попробует поднять на неё руку, то получит коленкой в пах. А Новицкая добавит.
