Повесть интересна своими документами, ранее (до 1992-го) по большей части неопубликованными. Да и опубликованные в сложившемся контексте стали восприниматься иначе. Например, в собрании сочинений Блока 1960-х есть такие строки из записной книжки: «Обедал у нас Ал. Ив. Тиняков – он стоит пятидесяти Левберг и Тумбовских, которых зовет к себе З.Н. Гиппиус». Вроде бы ничего особенного, но, оказывается, Блок принимал у себя Тинякова через несколько дней после открытого (под своей фамилией) возвращения того в «Земщину».

Есть в повести Варжапетяна и не вошедшее, кажется, в то собрание сочинений Блока письмо Тинякову, написанное в те же дни. Блок признается: «Мы с Вами почти одинаково думаем о евреях. Я не раз высказывал и устно и письменно (хотя и не печатно) – евреям и неевреям – мысли, сходные с Вашими; иногда и страдал от этого, хотя далеко не так, как Вы».

В нынешней книге повесть «Исповедь антисемита» составляет вторую часть, первую же – «Смердяков русской литературы (История одной книги)». Повторюсь, первой книги Тинякова (1912), состоящей из подражания то Бодлеру и Брюсову, то Бунину и Фету; «Смердяковым» назвал его, а вернее, одного из персонажей своей книги «Перед восходом солнца» Михаил Зощенко, прочитав третью (и последнюю) его книгу, вышедшую в 1924 году, но зачем-то автор предваряет повествование в документах о первой книге таким вот пассажем:

«Александр Тиняков явил собою в самой законченной форме тот тип российского интеллигента, замороченного идеей великорусского шовинизма, который оказался поразительно живуч, мерзок и опасен. Вместе с тем А.Тиняков – один из самых своеобразных представителей Серебряного века русской поэзии, который с полным основанием можно назвать и Золотым веком русского антисемитизма. Он знал всех, его все знали, дарили ему на память книги, писали стихи в альбом».

Во-первых, эти строки могли бы стать общим предисловием к книге, но никак не к одной ее части, в которой, повторюсь, Тиняков предстает эпигоном самых разных поэтов, смиренным участником литературного процесса, удостаивающимся скупых похвал мэтров.

Во-вторых, где доказательства того, что Серебряный век русской поэзии стал Золотым веком русского антисемитизма? Да, в той или иной степени антипатию к евреям испытывали многие литераторы, писавшие на русском языке (в том числе и Чехов, и, как мы увидели, Блок), но с другой стороны, именно литераторы Серебряного века, подняв поистине всероссийский шум, добились освобождения Бейлиса, сильнее всех осуждали еврейские погромы и собирали средства пострадавшим…

Вышеприведенные строки о Тинякове-шовинисте перекочевали в книгу из журнальной публикации. Там они выглядят более-менее уместными, как попытка кратко объяснить, что за фигура главный герой. Здесь же, после подробного «Хождения за Тиняковым», они вызывают недоумение – они и неточны, и излишни.

Вообще книга оставляет ощущение небрежности, спешки или лени. У автора была четверть века, чтобы после первых публикаций представить нам книгу в строгом смысле этого слова, а получилось как в песне: «слепила из того, что было». Читатель не в теме так и вовсе может повредиться умом, натолкнувшись на такое: «Вот такая фигура! В этом номере вестника („Ной“. М., 1994. № 8) читатели узнают историю первой книги Тинякова…»

Что за «Ной»? При чем здесь 1994 год? (Тем более публикация этой повести на самом-то деле состоялась в 15-м номере «Ноя», в 1995-м.) И ведь автор не просто забыл убрать этот фрагмент – в самом журнале он выглядел так: «Вот такая фигура! В этом номере вестника читатели узнают историю первой книги Тинякова…» Если автор хотел напомнить о первой публикации, о «Ное», который когда-то возглавлял, то это можно было сделать как-то более изящно, что ли.

На 99 процентов книга состоит из документов, которые, в общем-то, представляют нам Тинякова, скажем мягко, в темном цвете. Авторский голос почти отсутствует, но тем не менее слышно осуждение и некоторая брезгливость. Самого автора заинтересованный читатель, открыв его биографию, может узнать как стойкого и давнего борца с антисемитизмом. Хорошо. Но тогда вот эта деталь в самом-самом начале книги приводит в недоумение: «Конечно, хотелось бы узнать, где могила А.И. Тинякова, – если она сохранилась, положить цветы; если разрушена, поставить скромный памятник». За что такому человеку цветы?…

Ответом могло бы стать предисловие из «Литературного обозрения», где Варжапетян признается: «Не оправдывая тиняковские гнусности, „тиняковщину“, замечу, что не будь их, Александр Иванович стал бы совсем иным человеком – чистеньким, приличным, трезвым, пахнущим одеколоном… и совершенно мне неинтересным. А истинный Тиняков мне с каждым днем роднее; пусть у него нет, как у великих, своего пространства в русской поэзии, но угол-то свой есть».

Такое бывает с писателями: первоначальный враг автора становится ему родным. Отсюда и цветы, и памятник. Но предисловие отсутствует, и читатель этот момент вряд уловит.

А в самом конце книги есть рисунок немолодого, седого (умер, кстати, в 48 лет) Тинякова работы Серафимы Даниловой. Примечание: «Публикуется впервые». Но рисунок – точнейшая, словно компьютером обработанная, копия фотографии, помещенной в «ЛО» в 1992 году.

И теперь самое, на мой взгляд, важное.

С 1992 и 1995 годов, когда Вардван Варжапетян предъявил обществу первые части своих исследований судьбы Тинякова (а он установил и год его смерти, и множество подробностей его жизни), вышли два издания сборников тиняковских стихотворений, были опубликованы десятки и десятки статей, в том числе Николая Богомолова, Никиты Елисеева, Нины Красновой, Михаила Вольпе, Олега Лекманова, Марии Котовой, Владимира Емельянова, Глеба Морева, Дмитрия Воденникова… Достоянием общественности стало множество архивных документов; в 1998 году Тиняков был реабилитирован как все, осужденные «тройками», и его уголовное дело стало доступно любому человеку. А в этом деле, в качестве вещдока, страницы такого дневника!

Да, Вардван Варжапетян – первопроходец. Но на фоне всего того, что мы теперь знаем о Тинякове, представленные плоды первопроходчества вызывают сочувствие к автору. Он словно бы остался в середине 90-х, спал двадцать лет, и вдруг пробудившись, решил собрать две те повести в документах под одной обложки, добавив историю о том, как он тридцать лет собирал для них материал…

Найди в себе силы, сделай третью часть, например, о Тинякове и Акиме Волынском (Хаиме Лейбовиче Флексере), который опекал и, кажется, ценил Тинякова, благодаря которому тот имел площадки для публикаций, вступил во Всероссийский Союз писателей, и после смерти которого вышел просить милостыню с табличкой на груди «Подайте поэту, впавшему в нужду»… Да, будь у книги третья часть, и книга бы состоялась. А так – нечто кое-как слепленное из старого теста. И название книги – «Кое-что про Тинякова» (кое-что, а не всё) – такой подход не оправдывает.

…В начале 2017 года в журнале «Урал» вышел мой рассказ под названием «Дедушка», в котором я попытался представить последние часы жизни Александра Тинякова. Через несколько месяцев раздался телефонный звонок – это был Вардван Варткесович Варжапетян. К моему удивлению, он поблагодарил меня за то, что я написал о Тинякове, сказал, что это интересная личность, а потом спросил: «А где можно прочесть ваш рассказ?» Я с некоторым удивлением назвал номер журнала. «А не подскажете, в Москве я могу найти этот номер?» Первым делом я посоветовал интернет. «Интернетом, я к сожалению, не пользуюсь», – сказал Вардван Варткесович.

Да, он человек немолодой, но… Может быть, действительно, он пропустил всё, что появилось в том числе и в интернете о Тинякове за это время? Не знает, что и номера «Ноя» там достаточно легко обнаружить? Что обнародованные им документы давно пущены в литературоведческий оборот?

И выдал свои четвертьвековой давности открытия как новость.

Январь 2020

Разжалованный из лучших советских поэтов… не спасший Мандельштама… переделкинский небожитель… затравленный нобелиат… Из русских литераторов ХХ века Борис Пастернак, наверное, самый мифологизированный. Судьба его действительно напоминает миф, в котором есть жестокие боги, титаны и герои, добрые и злые люди, а сам он напоминает Прометея.