Виновато вздохнув, девушка открыла дверь подъезда. Да ну вырвалось! Да ну обидно же! Ничье она место не занимает! Надо просто с ней поговорить. По душам. И все будет хорошо.
С улыбкой взглянув в серое небо, Бессонова выскочила из подъезда и побежала к магазину, подскакивая и задорно вскрикивая от догонявших ее дождевых капель.
***
Год 2010.
Андрей вышел из такси и присел на ступеньки у своего подъезда. На город уже опустились сумерки. Разговор решили продолжить через пару дней: у Садыковой появились срочные дела. Впечатление она произвела приятное, с ней хотелось разговаривать, и Могучих решил во чтобы то ни стало завершить это дело. Раскопать правду, хотя было видно, что беседа дается адвокату с трудом. В голове засела ее фраза: "Если есть Господь… За что он так с нами…?"
Андрей извлек из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой и закурил, любуясь почти ушедшим за горизонт солнцем. Красивый вышел день, дождь так и не пошел. А любовался ли он так природой в детстве? Тогда, в 90-х, Андрей был еще ребенком. Никакие проблемы общества его не заботили. А где-то совсем рядом кипела жизнь. Ну и… ломались судьбы. В большей степени. А в большей ли? Может быть, Середкин прав? Каждый сам выбирает свою дорогу. А как быть тем, кто изначально родился без особого выбора? Вот нет путей, и все тут! Ни денег, ни возможностей! Ни способностей! Разные бывают обстоятельства…
— Здравствуйте, товарищ! — Неожиданно приземлилась рядом с ним девушка в синих джинсах, сиреневой футболке под кожаной курткой, с сумкой через плечо. От удивления Могучих чуть сигарету не выронил. — Угостите даму сигаретой?
— Да ради бога. — Протянул пачку Андрей, внимательно разглядывая незнакомку. Русые волосы, соломенного цвета, убранные в хвост. Ярко выраженный, выдающийся вперед подбородок, как изюминка, и голубые-голубые глаза, большие, почти навыкат. Приятная. Не красотка, но что-то в ней определенно притягивало. С неба что ли свалилась? Бывает же!
— Чего, интересно? — Заметив его наблюдение, сдержанно улыбнулась девушка и закурила, возвращая Андрею пачку. — Благодарю! Внешность — это что? Ничего. Телу не внешность нужна, телу нужна любовь. Правильно говорю?
— Ага, — кивнул Могучих, не в состоянии отвести взгляда. — А вы…
— Да я чисто закурить, — рассмеялась девушка, поправляя сумку. — А чего сидим, скучаем в одиночестве? Хотите выпить, прекрасный незнакомец?
— Нет, — хмыкнул Андрей. — Я не пью. Я не такой.
— Мать честная! — Цокнула язычком незнакомка. — И как жить? Вот так хотелось напиться! День тяжелый. А кавалер отказывает. Вот жизнь пошла! А хотите чаю, молодой человек?
— Вы меня уже к себе зовете? — Рассмеялся Андрей. — Я помолвлен.
— Да, и поэтому сидите один, курите у подъезда… Жена-то похоже совсем не ждет, ой, — с издевкой протянула девушка. — Тут место красивое есть недалеко, на природе, можем там сесть, поболтать. Дюже поговорить хочется, товарищ! Да не с кем.
— Есть такое, — поднялся на ноги Могучих. — Ну, ведите. Зовут-то вас как?
— А это так важно? — В шутку прикрыла лицо ладонью девушка, оставив щель для глаз. — Хорошо. Куликова моя фамилия. Идемте, товарищ!
***
Красивым местом оказался самый обычный двор. Андрей удивился, когда Куликова уселась на ржавые, скрипучие качели. Парень взглянул на дом в сумерках — девятиэтажная «панелька», каких по стране тьма. Хороший, ухоженный двор, современный. Футбольное поле. Симпатичные скамейки. Газон. Ели. Все по стандартам. В «панельке» где-то горел свет: люди еще не спали, на верхних этажах кто-то горланил песню.
— Оп! — Извлекла из сумки бутылку портвейна девушка. — Я помню. Я помню, ты не пьешь. Я выпью сама.
— Это и есть твое красивое место? — Хмыкнул Могучих, подойдя сбоку и раскачивая качели.
— Ну да, а чем тебе не красивое? Знаешь, как здесь было пару лет назад, в 90-е? — Куликова открыла бутылку. — Вот этих прибамбасов не было. Скамейки каменные, площадка заасфальтированная, пару деревьев и все. Голая земля практически. Твое здоровье. — Она хлебнула прямо из горла. — Хорошо пошло! Забор у детдома был металлический.Сетка. — Кивнула на бетонное ограждение Куликова. — Детвора спокойно туда лазила, в «Казаков-разбойников» играла. Я отсюда родом. Недавно в город вернулась. Уезжала, а тянуло назад, душа была неспокойна.
— Так, вы пейте, но не увлекайтесь, — кивнул на бутылку Андрей. — Я тебя домой не потащу, поняла меня? Я, между прочим, почти женат.
— Господи, какая тоска! Женат! И где она, жена твоя…?
— Это тебя не касается.
— Ой, а! — Улыбнулась Куликова. — Ладно, не обижайся! Обида — это же слабость! А сила, в чем?
— Не знаю! — Раздраженно ответил Могучих. Уже не совсем трезвая девушка начинала его утомлять. Сколько ей лет? На вид примерно тридцать пять. Ни семьи, ни детей, пьет портвейн ночью в компании незнакомого мужчины. Надо еще что-то объяснять? Приятная, да, но… — Давай я вызову тебе такси.
— …Просто говорят — в правде, но это же неправда, — будто не слыша его, проговорила вслух Куликова, глядя в одну точку. — Я в 90-х девчонку «штопала», еще на заре карьеры, в юности. Подобрали вот в этой самой арке. — Кивнула девушка на темный проем вдали. — Что с ней делали — страшно подумать. Мешок с костями, а ведь ребенок совсем. Лет 20. Почти все переломано. Все. Когда привезли в больницу, она еще дышала. В сознании была. То есть все чувствовала. И вот мне, девочке, смотрит в глаза этот ребенок, а глаза такие красивые-красивые. Зеленые, живые. А я понимаю, что не жилец она. Вот-вот умрет. Тогда как правда-то в жизни может быть силой? Какая может быть справедливость? В чем суть-то вообще?
— Все в жизни бывает, — устало зевнул Андрей. Вести разговоры не было никаких сил. — Жизнь вообще несправедлива. Погоди! — Внезапно осекся он. — А имя ее помнишь? Фамилию?
— Нет, конечно, ты что? — Устало улыбнулась Куликова, взяв его за руку. — Это так давно было. А нет, погоди. Ой, Рита! Точно, Рита! Фамилии не помню. А что?
— Да нет, ничего. А чего вернуться решила? В город.
— Личные обстоятельства, — поднялась на ноги Куликова. — Поехали!
— Куда? — Андрей опешил.
— Ко мне.
— Ха-ха, вот так? Тебе не говорили, что ты странная?
— Говорили. И до сих пор говорят. Ты едешь, нет?
— Нет, прости, я почти женат, — поклонился Могучих. — Было приятно познакомиться. Пока!
— Ну, пока! — Махнула рукой уходящему парню Куликова. Постепенно его силуэт скрылся в той самой арке. Безотрывно глядя в ее темноту, девушка вновь взяла в руки портвейн и одним заходом осушила оставшуюся половину бутылки.
– Ждите. Я за врачом. – Санитар, аккуратно положив девушку на операционный стол в едва освещаемой, холодной реанимации, вышел, громко хлопнув дверью. Они остались вдвоем. Совсем юная стажерка и умирающая девочка. Ровесницы.
Стажерка поднялась с кушетки и тихо подошла к столу на ватных ногах. Боже! Господи, что же с ней делали…? Лицо – один сплошной синяк. На белой футболке – кровоподтеки, где-то торчат кости. Местами порванные джинсы со следами крови. Она дышит, она в сознании… Нервно, часто сглатывает, содрогаясь от боли… Но дышит! Она же все чувствует… Господи, она же все чувствует!
Стажерка смачивает марлевую повязку в раковине. С потолка местами капает вода: на улице дождь. Она подходит к девушке и аккуратно смачивает ей губы. Та закрывает глаза и просит еще. Дает еще. – Больно… – Тише, тише… – Мягко гладит ее по лицу стажерка. Руки дрожат. – Сейчас врач придет… И все будет хорошо… Потерпите… Пожалуйста, потерпите, я прошу вас… Я рядом… Я здесь… – Голос дрожит, вырывается лишь шепот. – Мне… больно… Так больно! – Отрывисто шепчет девушка и вдруг поворачивает голову к стажерке, взглянув прямо в глаза. Такие красивые, большие-большие! Зеленые… И шепчет, быстро-быстро, будто боясь не успеть. – У вас ведь есть лекарства, сделайте что-нибудь, пожалуйста, я вас прошу, я так жить хочу, пожалуйста! Я ни в чем не виновата, пожалуйста! Пожалуйста, прошу! – Я… Сейчас врач придет и все сделает, я не могу, я не знаю, честно… – Растерянно шепчет стажерка. – Он сейчас придет. – Угу. – Так же громко и часто дыша, говорит девушка и отворачивается. – Тогда просто будьте рядом. Не уходите, ладно? Угу. Хорошо? Не уходите, пожалуйста. Не уходите, прошу вас. Пожалуйста. – Да, конечно… Врача нет. Проходит один час, второй. Голова становится тяжелой, но она стоит рядом. Временами смачивает повязку и протирает губы. Держит за руки. Они не спят – юная стажерка в свою первую смену и переломанная девушка. Ни минуты. Девушка, превозмогая страшную боль, тяжело дышит. Стажерка старается не плакать от бессилия… Она… не может ничего сделать. Так они и провожают эту ночь. В темной и холодной операционной. В темном и холодном октябре 95-го года. – Отошла! – Врывается в операционную врач, подскочив к столу. – Ассистент! Быстро сюда! А вы покиньте операционную! Рано вам пока на такое смотреть. На дрожащих ногах стажерка, пропустив ассистента, выходит в пустой, почти утренний коридор больницы. Почти светает… Поежившись от утренней прохлады, девушка уже поворачивается к выходу и вдруг испуганно вздрагивает, когда пустынный коридор разрывает душераздирающий крик из операционной. «Мама!!! Мамочка!!! Ааа!!!»
