Дядя Федор был классный водитель. И когда садился за руль, то сразу становился самым счастливым человеком на свете. Зато когда на дороге показывался пост ГАИ или машина ДПС (дорожно-патрульная служба), он сразу становился самым несчастным человеком. Он съеживался за рулем и поглядывал на дорогу через ветровое стекло, как испуганная птичка из гнездышка. Потому что у дяди Федора не было водительских прав. Вернее, они были, но такие старые, что даже фотография на них была чужая, какой-то женщины. Наверное, его мамы.

Вот и сейчас дядя Федор спрятался за приборной доской и прошептал нам с Алешкой:

– Отвлекайте их, отвлекайте…

Ага, отвлекайте! На прошлом посту Алешка отвлек – показал язык гаишнику. Тот сразу остановил нас и стал делать замечание. Пришлось папе показывать свое милицейское удостоверение. Это нас и спасло. Правда, на прощанье капитан сказал:

– Все-таки, товарищ полковник, детей надо воспитывать.

– Сегодня же вечером, – пообещал папа и так посмотрел на Алешку, что тот сразу нырнул под мамино крылышко. А мама сразу за него заступилась:

– Подумаешь… Язык показал. Ребенок должен развиваться свободно. Раскрепощенно. Расти как…

– Как крапива под забором, – перебил ее папа.

Ну тут у них пошел обычный педагогический спор. Мы, конечно, его слушать не стали и с интересом принялись разглядывать окрестности. А дядя Федор, повеселев, когда миновала опасность, стал радостно нас информировать:

– Не, ну вы чувствуете, друзья, что мы едем по земле древней Смоленщины. – И даже запел, как ворон на суку: – «И на старой Смоленской дороге повстречали незваных гостей…»

Лучше бы он не пел. Потому что накаркал. Впереди показались эти самые незваные гости. Дорожный патруль, остановивший для проверки громадную фуру, разукрашенную рекламами колы и пепси.

Дядя Федор тут же прикусил язык и нырнул под руль. Наверное, со стороны казалось, будто машина бежит по дороге сама по себе.

А внутри воцарилась настороженная тишина. Только мама с папой горячо продолжали свою дискуссию:

– И вообще! – говорила мама. – Ты за пятнадцать лет нашей совместной жизни ни разу посуду не помыл!

– За шестнадцать! – гордо уточнил папа. – Я каждый день по минутам помню. – Непонятно только было из его слов, чем он все-таки гордится? Тем, что ему такая хорошая жена досталась, или тем, что у нее такой хороший муж. Который за шестнадцать лет ни разу посуду не помыл.

Мама тоже задумалась, и поэтому, когда дядя Федор опять зашипел: «Отвлекайте их, отвлекайте!», она машинально высунула в окошко язык. У нее даже это лучше, чем у Алешки, получилось.

Но напрасно она старалась. Гаишники не обратили на нас никакого внимания. Они были заняты делом, проверяли остановленную фуру. Только один из них – такой маленький росточком, что форма висела на нем, как драный пиджак на огородном пугале, – помахал нам полосатым жезлом, мол, проезжайте, проезжайте, товарищ водитель, не мешайте работать. Проверка, значит, на дороге.

Дядя Федор обрадовался, снова вырос над рулем и прибавил скорость. Я оглянулся и успел заметить, как водителя фуры и его напарника усаживают в милицейский «жигуленок» с мигалкой на крыше и синими буквами «ДПС-16» на борту. А за руль фуры садится коротышка Пугало.

Видно, что-то подозрительное углядели бдительные дорожные стражи. Знали бы мы заранее – что именно, наша жизнь в ближайшую неделю прошла бы намного спокойнее. Но скучнее…

А дядя Федор опять развеселился и продолжил прерванную лекцию:

– Не, ну вы, соседи, прониклись чувством, а? Мы едем по земле древней Смоленщины.

Мы изо всех сил глазели по сторонам, но никакой особой древности и Смоленщины не видели. Справа – леса, слева – поля, а среди них – деревеньки.

Дядя Федор уже приготовился снова запеть свою песню, но что-то остановило его. Он стал ерзать на сиденье, чмокать губами и крякать, будто подгонял уставшую лошадь.

А она не слушалась его и бежала все медленнее. И, наконец, вообще перешла на шаг. Даже спотыкаться начала.

Дядя Федор свернул с дороги возле указателя «Рыбхоз», на котором была нарисована золотая рыбка с павлиньим хвостом, и остановился среди травки, на лужайке, сбоку которой журчал в канаве ручеек. Он вышел из машины, поднял капот и покачал головой.

Дядя Федор был великий мастер по машинам. Вот эту он собрал на свалке и подарил ее нам после совместно пережитых приключений. Машина получилась отличная, похожая на ладный красный «Форд». Она здорово бегала, но иногда вдруг останавливалась. Тем не менее мы отважились поехать всей семьей на землю древней Смоленщины и отдохнуть у какого-то прекрасного лесного озера, где папа в дни своей молодости ловил великолепных окуней и щук.

До озера оставалось совсем немного…

– Придется здеся ночевать, Саныч, – сказал дядя Федор папе, потрогав перегревшийся двигатель. – Дальше она не поедет. Отдыхать ей пора. – И он нырнул под капот, пытаясь что-то там наладить.

Мы с Алешкой немного огорчились, нам хотелось поскорее добраться до озера, а мама обрадовалась.

– Это чудесно! – сказала она с восторгом. – Вы посмотрите – какая кругом прелесть!

Местность и вправду была красивая, вся из себя холмистая. По этим склонам, среди мшистых камней, сбегали вниз по зеленой траве березки на белых ножках. За ними высились хмурые елки. А сверху было синее-синее небо, и плыли в нем два прозрачных облачка. В общем, очень похоже на старый сказочный мультфильм про Древнюю Русь. Тем более что за елками высились какие-то живописные развалины вроде старинной крепости.

…Мы поставили палатку, перетащили в нее одеяла из машины, а папа установил газовую плитку и усадил маму готовить ужин.

– И зачем я с вами поехала? – вздохнула мама.

– А я тоже в отпуске, – напомнил папа и пошел помогать дяде Федору.

Мы с Алешкой переглянулись и улизнули осматривать окрестности. Невдалеке, тоже на холмике, стояла местная деревушка, вся заросшая садами и старыми ветлами – на виду торчали только скворечники, колодезные журавли и печные трубы. В деревне было тихо, лишь орали по очереди горластые петухи да иногда взлаивали собаки.

Мы шли по густой высокой траве, в которой как заводные стрекотали кузнечики, и чуть не наступили на живого человека.

Это был старый бородатый дед. Он лежал на подстеленной телогрейке и задумчиво смотрел в небо. Из его бороды и усов поднимался дым папиросы.

– Однако, завтра дождь будет, – пробормотал он, скосив на нас глаза.

– Кто сказал? – спросил Алешка.

– Дед Степа.

– А это кто такой? – Мы подумали – какой-то знатный метеоролог.

– А это я! – гордо ответил дед. – Вишь, как дым вьется? И комар зверует. Быть дождю.

Мы присели рядом.

– Гуляете? – спросил дед.

– Отдыхаете? – спросили мы.

– С ней отдохнешь!

– С кем?

– Козочку пасу. Вон она, – дед привстал и показал в сторону небольшого продолговатого холмика. – По самой крыше бродит.

Холмик, когда мы присмотрелись, оказался каким-то заброшенным строением.

– Овощехранилище было, – охотно пояснил дед. Ему, видно, здорово хотелось поболтать, скучно весь день одному в траве валяться. – Вот она по нему и лазает. Коза – животное горное. Она у меня в сарае не спит, все норовит на крышу забраться. Бедовая…

– Как ее зовут? – зачем-то спросил Алешка.

– Васька, – загадочно ответил дед. – Ну, гуляйте, гуляйте. Тама, – он показал в одну сторону, – прудик есть. Скупаться можно. А тама, – махнул рукой в другую сторону, – на взгорочке земляника вызрела. Гуляйте… Токо к монастырю не ходите. – И показал на развалины.

– А почему туда нельзя? – спросил Алешка. – Интересно ведь…

– Плохое там место, – дед покачал головой. – Энтот монастырь с самого начала не удался. То его татаре разорят, то еще кого лихоманка нанесет… Забросили его. Ну и, как надо быть, заселила его всякая нечисть, ведьмаки да лешаки. Черный монах ночами бродит, все что-то ищет. А самая беда – в войну там склад был. Его, конечное дело, прибрали, но чтой-то осталось, нет-нет – и рванет. Надысь тама один бродяга ночевать вздумал. Он здесь всякий боеприпас собирал и торговал им на рынке. Вона, видите, крайняя башня, с дыркой? Вот он там обосновался, костер разложил: как бахнуло – ни костра, ни бродяги. Одна дырка осталась.