Но только глаза не хотели открываться, и теперь уже музыка Моцарта наплывала со всех сторон, полностью заполняя все ее внутреннее пространство.

Василисе вовсе не было страшно. Ей было тепло и комфортно. Слава Богу – не впервой!

Чини за этот вечер не раз подходила к знакомой двери, прислушивалась. Ей казалось – она догадывается, куда отправляются все эти люди. И почему они налегке. Действительно, там, куда они отправлялись, все эти старые вещи им совсем не нужны.

«Если бы не сын»…– думала она, – и я бы была с ними…

Она делала все, что могла, – лишь бы собрать ему денег на операцию, -хваталась за любую работу,

«А, интересно, этот новый ее друг, Макс – кажется, его так зовут?, – догадывается обо всем так же, как и она?»

Что говорят наши слова – я знаю

Что говорят наши мысли – я знаю.

Но ведь они говорят о разном!?

(из стихов Поэта блогосферища Павлыча

в жанре Блоггу)

На плечо мне мягко шмякнулись два теплых влажных килограмма птичьего веса.

Это только издали кажется, что парящие в небе птицы необыкновенно легки. На самом деле в вороне, вроде Серафима, живого веса около двух килограммов.

Серафима я почуял на несколько секунд раньше, чем он плюхнулся мне на плечо. Может, повеяло ветерком от взмахов его широких крыльев, а может, я ощутил на пару секунд раньше его неповторимую энергетику, типа: «дикий, чужой, но – свой»?

Сев мне на плечо, Серафим выразительно прокашлялся. От вороны, конечно, привычнее было бы услышать традиционное «кар-кар», но Серафим всегда приветствовал меня на своем языке более вежливо и деликатно.

Но и другие птицы в моем нынешнем мире «изъяснялись» более деликатными звуками и трелями, чем там, в старом земном мире.

Мой новый мир был теперь наполнен, казалось бы, привычными звуками: пеньем птиц, шелестеньем листвы. Шорохом шагов по песку, журчаньем воды в ручье. Но все эти звуки были намного тише, чем там, в мире Земли.

Сравнивая с прежним, земным миром, можно было сказать, что теперь вокруг стоит оглушительная тишина. Оглушающая именно… своей тишиной, в которой нет места гудкам транспорта, треску и грохоту машин, громким крикам и разговору людей. Тишина прекрасная и таинственная. Полная. Наполненная иными, еле слышными звуками.

Весь этот мир очень отличался от того, первого (простите, старого, или, скорее, – прошлого) мира на Земле…

Хотя, пожалуй, само это деление на первый, второй, третий… сколько там еще этих миров, я точно не знаю, – не совсем корректно.

Да и почему «стал»? Он просто есть, этот мир вокруг меня. Мир мысленных образов, ощущений. Мир без слов. Где люди понимают друг друга, настраиваясь в резонанс на одну энергетическую волну, обмениваясь лишь образами и ощущениями и другой информацией, передаваемой квантовым путем.

Хотя еще порой по старой привычке мы обменивались и звуками, отдаленно напоминавшими то ли слова, то ли музыкальные ноты и мелодии, дополняя свои образы.

Серафим нетерпеливо потоптался у меня на плече. Но у меня не было в кармане ни крошки, – ничего, чтобы его порадовать.

Осторожно повернув голову в его сторону, я увидел черный клюв и над ним – блестящую круглую точку глаза. Ворон тоже смотрел на меня.

Он был похож на обычного земного ворона, сидящего на мусорке и каркающего на всех, кто проходит мимо. Наверно, я назвал его так по ассоциации со словом «серый». И уж точно имя не соответствовал смыслу древнеиудейского слова «сераф», что означало «огонь», или даже «дракон».

Наши пути впервые пересеклись год назад, когда слабый, но довольно крупный птенец, пролетая надо мной, вдруг шлепнулся – наверно, от усталости и истощения, – мне на голову, затем оттолкнулся своими скрюченными корявыми лапищами, и тяжело полетел дальше на бреющем полете.

Возможно, он тогда еще только учился летать. И по какому-то птичьему наитию уже тогда «усёк», что мне можно «садиться на голову», что называется, в прямом смысле. И что его точно не прогонят и, вполне вероятно, – еще и накормят.

Похоже, у меня с этой птицей установилась какая-то странная, но довольно крепкая связь. Я это чувствовал. Видно, то же чувствовал и Серафим. Видя меня поблизости, весьма фамильярно садился мне на плечо.

Я попытался мысленно спросить у него: «дружок, ты что-то хочешь от меня? Или ты любишь меня совершенно бескорыстно?»

Серафим встрепенулся, но конкретного ответа я так и не получил. Ворон неловко потоптался у меня на плече и, резко оттолкнувшись, взлетел, тяжело хлопая крыльями.

И это тут же погрузило меня в философское осмысление данного маленького события, да и вообще многого другого, что происходило со мной, с нами, людьми, в последние два невероятных десятилетия. Всё разворачивалось так быстро, что мы все не успевали полностью осмыслить суть происходящего.

Наш мир в обиходе назывался Прозрачный.

А моя бывшая, Мариша, улетела в свой мир, который назывался Сияющий. Там, говорят, в небесах парили настоящие Серафимы, поговаривают, что они и в самом деле шестикрылые (кто знает?). Но как для меня – их мир был… какой-то уж слишком сияющий, причем, таким странным серебряно-белым светом, от которого у меня сразу начинали болеть глаза еще в самом начале экскурсии в их мир. От той зияющей белизны холодела в жилах кровь и плакала душа.

Я не настолько был набожен и свят, чтобы меня туда тянуло.

Мой же нынешний мир был прозрачен в самом прямом смысле. Каждый человек был прозрачен для другого. Мы могли – почти всегда – читать мысли а, главное, и намерения друг друга.

Но не все хотели попасть в наш мир, потому что прозрачным быть на самом деле довольно трудно. Нужно, во-первых, не бояться, чтобы твои мысли (все-все, и даже самые-самые) были прочитаны. Во-вторых, нельзя было держать в голове таких мыслей, которые никому нельзя читать. А это – ох, как трудно!

Были и еще моменты, заставлявшие многих сторониться нашего мира.

Итак, мой ворон улетел, мой час ретро-воспоминаний тоже вроде подходил к концу. Я не успел понять, грустно мне от всего этого, или нет. И тут услышал за спиной легкий звук, похожей на свист: «Ассс». Почувствовал: кто-то знакомый. Да, теперь мое имя «Александр» для друзей звучало именно так: тихий звук, похожий на шипенье пролившегося на плиту кофе…

Это был путешественник Вик, – я не раз его встречал в Тоннелях. Не забуду нашу первую встречу в Гималаях.

Я тогда подвернул ногу на каменистой тропе. В ближайшей деревне, куда меня притащили друзья, мы наткнулись на группу земляков. Мало того, один из них оказался будущим ортопедом. И ногу он мне вправил и забинтовал ее вполне профессионально. И дал отличное обезболивающее из листьев местного растения мату гхори, о котором я раньше и не слыхивал. В общем, Вик тогда мне очень помог. И позже, когда мы пересекались в Тоннелях, Вик тоже был как ангел-хранитель для тех, у кого случались проблемы в пути.

Вик сложил ладони в приветствии. Он знал, что я, хоть и не речист, но со мной можно разговаривать обычным земным языком. Телепатически – у него не очень-то получалось.

– Рад, что ты в хорошей форме, – сказал он.

Я кивнул в ответ.

– Хочу передать тебе пирожок, сказал Вик, – ты знаешь, откуда?

Я улыбнулся, пожав плечами. Ясно, что знаю, чего было спрашивать?

«Передать пирожок» – на общепринятом межмирском сленге означало, что меня ждет кто-то из знакомых в кафе «Переходчик», расположенном в Тоннеле, на одном из перекрестков Междумирья.

Это кафе, построенное недавно, служило местом встреч для тех, кто разбрелся по разным мирам. Для тех, кого связывали какие-то общие дела.