Бой был кратким и яростным. Кони топтали упавших. Кричали верблюды. Арабы, выхватив ножи, пустили их в ход.

— Бей их! — кричал Сансай.

— Отец! Отец! — в шуме донёсся до него голос сына. Сердце Сансая переполнилось радостью.

— Здесь ли вы, мои друзья? Покажите им, чего вы стоите! — закричал Сансай.

Пастухи удвоили усилия. Сансай споткнулся о тело. Убитый был Шеху.

Кто-то из людей Лигу подбежал к Сансаю и сказал, что только что видел, как Рикку с какой-то женщиной скрылся за стеной.

Сансай поспешил туда. Он увидел, что сын прощается с раненой молодой женщиной. Рикку громко плакал. Мей Сансай решил не мешать.

— Я умираю, Рикку, но, как бы там ни было, я любила тебя.

— Не говори о смерти, Кантума...

— Прости меня, Рикку! Твоя Кантума умирает. Но у тебя есть Фатиме. Я вижу её...

— Кантума!

— У тебя есть..

Сансай видел, как она безвольно повисла на руках Рикку. Сансай пошёл к ним, но она уже умерла. Ничего не сказав, он повёл сына прочь. Рикку содрогался от рыданий.

Они добрались до стоянки лишь утром и увидели, что все, Лигу, Шайту и Лейбе, Фиддиго и Джалла, с нетерпением ждут их, чтобы выйти в долгий путь к югу.

Глава ХХI

И действительно, наступила пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки. По всей саванне охотники поджигали траву, разбрасывая по лугам тлеющий навоз. По ночам небо вдалеке озарялось огромными языками пламени, и в соломенных хижинах деревень слышно было потрескивание горящей травы, и повсюду полз ядовитый дым,

удушавший животных и гнавший их прочь из нор.

По ночам блики пожарища плясали в загонах на горбах и рогах зебу. Лаяли собаки, а охотники с луками наизготовку поджидали добычу. Они жгли траву для того, чтобы с первыми дождями сочные побеги молодой травы поднялись по всей саванне, снова обрадовав стада. Таков был обычай, и, хотя лесничие не раз объясняли им, что это

приносит вред деревьям, когда приходила пора, всё шло по-старому: невидимая рука неизменно бросала тлеющий навоз в траву и скрывалась прежде, чем дым превращался в пламя.

Как только Джалле полегчало, они выступили на юг, к берегам Нигера, в те края между Буссой и Лакоджей, где Нигер зовется Кварра. После трехдневного перехода они покинули Лигу, которая вела своё стадо на юг. Джалла и Фиддиго двинулись на юго-восток. А Сансай и Рикку отправились искать Фатиме. Они нашли деревню Даджин Баума и спросили у крестьянина дорогу к стоянке Фатиме. Он показал им следы скота, которые вели к Фатиме.

Фатиме ждала их. Она была оборванна и растрепанна, и глаза её дико блуждали. С её уст слетела печальная повесть: близнецы умерли, и она похоронила их. Она плакала всю ночь напролет, и Мей Сансай пытался сказать ей слово утешения, но тщетно. Казалось, между ней и Рикку возникла преграда: старик никак не мог этого понять. Он полагал, что, когда он разыщет Фатиме и приведет к ней Рикку, мальчик

бросится к ней в объятья и покроет её поцелуями. Теперь же ему казалось, что Рикку смотрит на нее, как на чужого человека.

Утром старый пастух спустился к ручью омыть лицо и произнести молитвы перед тем, как выйти в обратный путь к Лигу, Шайту и Лейбе.

За спиной послышался шорох, и, оглянувшись, он увидел сына.

— Отец, — сказал Рикку, — я Хочу открыть тебе то, от чего у меня тяжело на сердце со вчерашнего дня.

— Говори, сын мой. Расскажи сейчас, чтобы не носить бремя потом.

Он видел слёзы в глазах Рикку. Он отвернулся и стал поливать себе ноги водой.

— Я хочу сказать о Фатиме. Я больше её не люблю!

— Лах! После таких терзаний!

— Отец, я не могу объяснить этого.

— Ты влюбился в ту женщину из Контаго, и её смерть опечалила тебя.

— Нет, отец!

— Когда она была жива, ты видел её изысканные манеры и принцев, ухаживавших за ней.

— Да нет же, отец.

Старик вздохнул.

— В от так и получается, что наши люди всё больше сторонятся кочевой жизни и стремятся к удобной жизни в городе. — Он покачал головой. — Даже ты, сын мой!

— Отец, на самом деле всё не так, как ты говоришь. Я понял, что мне ещё рано жениться. Я люблю Фатиме как брат. Я ведь только мальчишка. Я стану взрослым через два сезона дождей.

Старик сидел, склонив голову. Он слышал мольбы сына, но не отвечал и лишь тёр глаза.

— Я... Я хочу пойти в Новую Чанку и повидать Одио. — говорил Рикку. Потом я бы вернулся к Лигу и поработал бы у неё до тех пор, пока не стану взрослым. Это будет через два сезона дождей. И тогда, если Лигу останется довольна мной, она подарит мне несколько коров и я начну жить самостоятельно.

Мей Сансай видел сына насквозь: мальчик безумно, по-телячьи, влюбился в женщину старше себя, в женщину из Контаго, которая более опытна в делах мира, чем он, старик.

— Ты хорошо говоришь, сын мой. Только сначала ты вернёшься с нами в Докан Торо. Твоя мать должна сначала побыть с тобой.

— Да благословит тебя Аллах, отец!

Мей Сансай увидел в глазах сына восторг и почувствовал, что в груди у него что-то стеснилось. Он отвернулся, чтобы Рикку не видел его затуманившихся глаз.

— Иди на стоянку и жди меня.

— Слушаю, отец.

Рикку с песней двинулся к стоянке. Птицы на деревьях тоже пели.

Возвратившись к стоянке, Сансай увидел удручённого Рикку. Нигде не было ни льва, ни Фатиме. Они принялись ждать её, но когда солнце над их головами сделалось невыносимо жарким, они направились к югу и через два дня напряжённой ходьбы догнали своих, направлявшихся к Докан Торо.

Мей Сансай никак не мог понять, отчего так таинственно исчезла Фатиме. Быть может, она подслушала их разговор у ручья, или сама почувствовала, что Рикку стал по-другому относиться к ней и решила, что не может остаться в их семье? Но, как бы там ни было, они больше никогда не слышали ни о Фатиме, ни о её льве.

* * *

Сансай с семьёй собирался побыть в Докан Торо недели две, чтобы подготовиться к большому переходу на юг, к лугам у Великой реки. Наконец-то старик был у себя дома. А домом его были несколько хижин на краю Докан Торо. Для скотовода фулани, который проводит всю жизнь в пути, дом это то место, к которому приводят дороги скитаний. Для Сансая это была деревня Докан Торо.

Многое радовало старого скотовода. Он разыскал Фатиме для Рикку, хотя мальчик и перерос детскую влюблённость в неё. И гораздо важнее то, что он наконец собрал воедино осколки семьи. Он был уверен, что дела Одио в Новой Чанке пойдут хорошо. Это будет благотворно для Одио, он станет взрослым человеком,под влиянием труда пройдут все его дикие порывы.

Но величайшей гордостью отца был, конечно, Джалла. Джалла показал, кем может стать сын пастуха. Стадо в тысячу голов и невеста Фиддиго! Что же касается позора на шарро, то в один прекрасный день Джалла покроет себя славой. Старик не забывал своих обещаний. Как только он станет жить более осёдлой жизнью, он изготовит и пошлёт Джалле дюжину заговоренных плетей, с которыми сын выйдет на следующее шарро. Правда, он не мог и желать для сына более прекрасной невесты, чем Фиддиго, но прежде следует восстановить честь рода Сансая.

По вечерам, когда все они, и Шайту, и Лейбе, и Рикку, собирались у костра и рассказывали о пережитом в разлуке, старик чувствовал, что былое счастье почти возвратилось к нему. Однако он утратил своё место среди жителей Докан Торо, и, чтобы возвратить его, надо было отнять у Ардо звание вождя.

Сансай с семьёй нарочно остановился не слишком близко к деревне. Однажды ночью Сансай и Рикку пробрались к хижине Ардо. Собаки не брехали, так как их пасти были запечатаны заколдованным мясом. Сансай и Рикку разбудили Ардо и предложили ему на выбор немедленную смерть или немедленное бегство. Как был, полуодетый, Ардо бросился прочь из деревни. Он не успел отбежать далеко, когда его хижины

одна за другой взвились к небу столбами огня.