– Ваша правда, матушка Чаттербокс. Убилась, видимо, совсем девица.

Голоса все отдалялись и отдалялись, а потом их совсем перестало быть слышно. Уловив обрывки разговора, Лиза тут же припомнила грозу, заставшую ее посреди поля. Вспомнила девушка и свою глупость: спряталась от молнии под одиноким деревом! Разве можно? Права была бабушка Прасковья, называя ее дурехой-неумехой.

А что было потом? Лиза помнила, как она радовалась налетевшему ветру, как смеялась и называла себя повелительницей стихий. А потом – вспышка! И ничего. Кажется, помутневшим сознанием Лиза тогда успела подумать, что ее шандарахнуло молнией.

И женщины эти вроде только что говорили, будто молния ударила в дерево. А еще они говорили про какую-то карету? А! Наверное, про карету скорой помощи! Видимо, Лизу везли в больницу, а потом близстоящее дерево ударило молнией, и машина перевернулась. А теперь Лиза в больнице! Точно! Все так и было. Хотя нет, подождите. Молния же ударила в дерево, что росло посреди поля. Неужели потом еще в одно ударило рядом со скорой? Если бы речь шла о ком-то другом, то Лиза не поверила бы, но, когда дело касалось ее самой, тут все теории вероятности и относительности рыдали крокодиловыми слезками. Никто бы не удивился, если бы в Лизу и в третий раз долбанула молния.

Решив проверить, правы ли те тетки и действительно ли ее убило намертво, Лиза попыталась распахнуть глаза. Распахнуть сначала не получилось – лишь чуть приоткрыть. Лиза тут же зажмурилась, а затем раскрыла глаза так, что они чуть не выпрыгнули из глазниц.

Она резко села в постели, но тут же, осознав, что на ней ничего нет, поплотнее укуталась в одеяло. Надо сказать, очень странное для больницы одеяло. Оно было стеганным и состояло из множества разноцветных ромбов, в каждом из которых красовалось изображение диковинных животных: вот это было похоже на курицу, но с чудным длинным клювом, а вот это вроде и кот, но с маленькими прозрачными крылышками.

Лиза осмотрелась по сторонам и поняла, что не только одеяло здесь выглядело странно. Все было какое-то… слишком красочное, слишком яркое. Стены окрашены не в привычный больничный тошнотно-серо-сине-зеленый цвет, а переливались цветами и птицами, будто были обтянуты шелковыми панелями с вышивкой ручной работы. Кровать, на которой лежала Лиза, хоть и была не очень широкой, зато сделана была из массивного дерева с резными столбиками по четырем сторонам. На окнах колыхалась легкая, будто сотканная из золотой паутины занавеска, и если бы не многочисленные складочки и сборочки на ней, то Лиза ее бы вообще не заметила – такой она была прозрачной. Да и само окно выглядело странно: рама из светлого дерева, а вверху стекло закруглено и расходится прозрачными лепестками цветка. Лиза такого отродясь не видала. Вообще, нигде, не то что в больничной палате.

Девушка уже хотела соскочить с кровати и посмотреть в окно, за которым раздавался какой-то шум, но тут дверь отворилась, и с порога раздался удивленный возглас:

– Очнулась! Вот те на! А мы уж было подумали, что все – померла!

Перед Лизой стояла дородная женщина в очень странном наряде: длинное бледно-зеленое платье широкой юбкой спускалось до пола, объемную грудь украшали рюши белого кружева. Из-за плеча женщины выглядывали еще две пары глаз, с любопытством взирающих на пришедшую в себя Лизу.

– Простите, – пробормотала Лиза. – А где я?

– В лекарне, милая, в лекарне.

– Где? – не поняла Лиза.

– Да у нас, в Сансторме, где ж еще тебе быть?

– Э-э-э, в Сансторме? – ничего не понимала Лиза.

– Ну да! А я матушка Чаттербокс.

– У нее, видно, от удара память отшибло, – пискнул кто-то, стоявший позади матушки Чаттербокс.

Та обернулась, и женщины, будто забыв о Лизе, начали переговариваться. Видимо, пытались поставить ей диагноз. Посовещавшись, они снова воззрились на Лизу.

– Ты и имя свое не помнишь? – спросила матушка Чаттербокс.

– Почему же, помню. Я Лиза…

– Ох, ну слава тебе, Вечный Пращур! Лиззи Кортни ты и есть. Приехала наконец-то. А мы уж который год ждем.

– Чего?! – Лизе хотелось заорать, потому что, хоть бейте ее, хоть молнией еще раз шпарьте, но она ничего не понимала. Может… Может, она в дурдом попала? Или у нее галлюцинации?

– А мы уж испугались. Месяц назад получили письмо, что ты наконец найдена и вот-вот прибудешь в Сансторм, – заспешила выложить всю информацию одна из женщин, стоявших позади матушки Чаттербокс, – а тут надо же такому случиться: молния в дерево, дерево в карету, животина в овраг, и ты полумертвая! Так, думали, и останемся теперь без любовных снадобий да эликсиров Кортни.

– И так уже, поди, лет десять горюем, – плаксиво заявила третья женщина.

Лиза заметила, что все они были похожи: кругленькие, пышненькие, болтливые, одеты в одинаковые наряды, которые отличались лишь глубиной оттенков зеленого. Только та, что звалась матушкой Чаттербокс, была на голову выше своих товарок.

– У меня вон и сын никак не влюбится, – добавила одна из трех женщин, – да и у самой нога отваливается и отсыхает.

– Мы сами пробовали делать. И мази, и притирания, и зелья-снадобья, да все без толку, – подытожила матушка Чаттербокс.

У Лизы в голове все поплыло от той тучи информации, что на нее вывалили на перебой эти странные тетки-трещетки.

– Подождите! – взвизгнула она. – Какие снадобья? Какие эликсиры? Какая еще Лиззи Кортни? Вы меня с кем-то путаете!

Женщины замерли, будто их заколдовали, и уставились на нее округлившимися глазами.

– Ни с кем мы тебя не путаем. Вот и паспортина твоя, – опомнилась та, что стояла ближе всех к Лизе.

Проследив за ее взглядом, девушка заметила в изголовье кровати тумбочку, больше похожую на приплюснутый шар, а на нем огромный, хоть слегка и потрепанный по краям прямоугольный лист темно-коричневой бумаги. Лиза схватила и увидела на листе свой собственный портрет, вставленный в овальную рамку, а рядом «удостоверение личности», гласившее: Элизабет Кортни, потомственная ведьма-колдовница. Что?

– Это… это не мое. – Лиза отпихнула от себя лист. – Я хочу домой, пожалуйста, – с надеждой взглянула она на женщин.

– Значит, так, милая моя, – разозлилась вдруг матушка Чаттербокс. – Ты есть? Есть. Паспортина есть? Есть. Мордашка твоя на ней есть? Есть. Лавка снадобий есть? Есть. Так что вставай и беги домой.

– Я к себе домой хочу, – пискнула Лиза, испугавшись грозной тетки.

– Вот и пойдешь. Мы тебе и дорогу покажем-расскажем.

– И проводим, – добавила вторая.

– Под белы рученьки доведем, – вторила ей третья.

С этим словами женщины двинулись к Лизе и начали стаскивать упирающуюся девушку с кровати.

– Подождите! Подождите! Мне, что же, голой идти?

Тетки замерли.

– И правда, голой-то нельзя. Погоди-ка, – сказала самая словоохотливая.

Она подошла к стене, потрогала ее руками. Стена тут же чуть отъехала в сторону, и женщина выудила из ее нутра какую-то ткань. Лиза удивленно наблюдала за ее манипуляциями. Женщина пульнула в опешившую Лизу одеждой.

– На, вот. Добежишь до дома в этом, а там смастеришь себе, что посолиднее.

Лиза с опаской развернула ярко-желтую ткань. Оказалось, это была какая-то длинная накидка, укутавшая ее с ног до головы так, что спрятались все Лизины прелести. Складок в накидке оказалось так много, что даже при ходьбе, она не раскрывалась и не выставляла на показ Лизины ноги.

– Готова? – строго спросила матушка Чаттербокс. – Тогда пошли!

Женщины, не давая Лизе опомниться, в буквальном смысле слова вытолкали ее на улицу. А здесь… Здесь Лиза поняла, что, кажется, она и правда то ли сошла с ума, то ли попала… А куда она попала?

Тетки-трещетки спешно вели Лизу вдоль пустынной улицы, своими телесами закрывая почти весь обзор: одна шла на шаг впереди, две другие – по бокам вплотную к Лизе. Видно, боялись, что она сбежит. А куда тут сбежишь? Они были чёрт-те где. Лиза понятия не имела, что происходит и как она тут очутилась, а голова почему-то была пустая-пустая. Видимо, от удара молнией. Лиза лишь могла фиксировать информацию, которая через глаза успевала доходить до мозга. Будто она была фотоаппаратом: изображение получено – и слава богу!