Во время своего пребывания в Стране белого слона я встречался с немногими таиландцами, но успел полюбить их. Как, к примеру, регулировщика в Бангкоке — его перекресток мы проезжали каждое утро по дороге на работу. Форма ладно облегала его невысокую стройную фигуру; на голове была надета круглая каска, большие черные очки скрывали глаза, а на губах… ну конечно, традиционная улыбка. В тридцатиградусную жару, при сильной влажности он имел совершенно свежий вид (непонятно, каким образом это ему удавалось).

Выразительными жестами, напоминающими плавные движения балерины, он управлял бесконечным потоком автомобилей, торопил зазевавшихся водителей. Однажды в газетах промелькнула его фотография. Стоя на своем посту, он заметил, как молодой парень, оставивший мотоцикл на обочине тротуара, вырвал сумочку из рук засмотревшейся на что-то иностранки. Предупредительный крик улыбающегося полицейского и требование остановиться мотоциклист проигнорировал. Только точный выстрел из пневматического ружья в ногу помешал ему скрыться. С той поры мне казалось, что перекресток нашего регулировщика водители проезжали с особой почтительностью. А он улыбался, стоя под безжалостным бангкокским солнцем.

…Если на свете существует чудо, то нм была Самлуеи. Она была жемчужиной среди «экономок». Кстати, институт «экономок» широко распространен в городах и деревнях Таиланда. К высшей категории относят тех, кто работает у иностранцев; они немного говорят по-английски, честны, потому что дорожат своим местом, отлично готовят блюда тайской, европейской и американской кухни; покупают свежие продукты, и намного дешевле, чем иностранцы, которым приходится покупать их по более высоким ценам в специальных магазинах для иностранцев.

«Экономки» обычно приходят с рекомендацией от семьи, где они до этого работали. Они всегда имеют при себе свидетельство о том, что они не больны никакими инфекционными болезнями. Они исключительно чистоплотны, и труд их оплачивается высоко. «Экономки» типа Самлуеи получают вдвое больше, чем наш знакомый улыбчивый регулировщик; их заработок равен зарплате квалифицированного учителя. Это обстоятельство наводит, конечно, на некоторые размышления.

«Экономки» категории Самлуеи, как правило, содержат многочисленную семью. Получая такую зарплату, они могут позволить себе иметь дома прислугу — обычно это девушка из деревни, для которой место служанки — единственное средство вырваться из деревни, где за ту же работу она не получала бы ни гроша.

У Самлуеи было трое детей. Двое своих и один приемный, сирота. За ними присматривала служанка, пятнадцатилетняя девочка. Мужа она выставила за дверь, когда узнала, что за виски «Меконг» он отдает не только свои последние деньги, но и деньги жены. Все это Самлуеи рассказывала с улыбкой, на ломаном английском языке, однако с достоинством самостоятельной женщины.

Она обычно приходила рано утром в простом, сшитом ею самой платье и с великолепной прической и переодевалась в обычную одежду тайских «экономок»: длинную, до пят, юбку из пестрой ткани — она оборачивала ее вокруг бёдер — и кофточку, которая всегда сверкала ослепительной белизной.

Самлуеи начинала свою каждодневную работу неспеша, однако за день эта женщина успевала сделать великое множество дел.

Хотя Самлуеи было около сорока лет, внешностью и фигурой она походила на двадцатилетнюю девушку; в ней смешалась кровь предков из Лаоса и Китая, и она немного знала эти языки. Самлуеи знала и отлично готовила блюда тайской, китайской и европейской кухни. Одна ее подруга, работавшая в чешской семье, научила Самлуеи готовить жаркое из свинины, кнедлики и сладкие пирожки с творогом.

Она была очень изобретательна, эта плутовка.

…В нашем доме проживала довольно странная пара иностранцев, говорившая по-французски. У них был маленький песик Фифи. Надо сказать, что Фифи был самым уважаемым членом семьи; служанка, приходившая к ним рано утром, здоровалась вначале с супругами и отдельно — с Фифи, говоря ему почтительно: «Доброе утро, Фифи». В ее обязанности входило каждое утро чистить ему зубы пастой и зубной щеткой, а если Фифи изъявлял желание поваляться на траве у бассейна, то она приносила ему туда разноцветные мячики, резиновые игрушки и куклы, чтобы он не скучал. Если хозяева вечером куда-нибудь уходили, она оставалась с ним, чтобы он не боялся темноты.

Самлуеи решила проучить эту пару. Она подговорила детей нашего дома, приехавших из разных стран, и… в один прекрасный день они начали приветствовать эту пару не иначе как «добрый день, господин Фифи» или «добрый вечер, госпожа Фифи». И так каждый день. Вскоре эта пара выехала из нашего дома. Самлуеи и здесь оказалась на высоте.

Последнее известие о ней, правда очень краткое, я получил из новогодней открытки норвежского эксперта, в семью которого она перешла работать. Он сообщал мне, что Самлуеи приготовила такой великолепный праздничный ужин из норвежских блюд, что он напомнил им рождественские праздники в родном Осло. А в Бангкоке была… тридцатиградусная жара.

Бонг. Когда ко мне привели молодого студента и сказали, что его зовут Бонг, то на мой европейский слух его имя прозвучало как удар молоточка по маленькому металлическому гонгу или барабану из традиционного тайского оркестра. У него были коротко стриженные волосы и внимательные глаза. Два курса университета он закончил с отличием. На каникулы он пришел работать в нашу лабораторию. Бонг изучал методы анализа химического состава змеиного яда, выделение тех его компонентов, которые могли бы быть использованы при лечении некоторых болезней.

Работал он с утра до полудня, а вечером занимался переводами с тайского языка материалов для одной зарубежной фирмы. Большую часть заработанных денег он отсылал матери, вдове. Он часто азартно спорил с нами. Бонг стремился познать как можно больше. Он считал, что научный поиск — это нескончаемый процесс познания и те результаты, к которым мы пришли, не являются окончательными и когда-нибудь будут опровергнуты данными, которыми мы пока не располагаем. Истина, к которой выдающиеся умы прошлых эпох пришли уже давно.

Недавно о Бонге написал мне доктор Таит, работавший в университете и делавший, со своей стороны, все необходимое для осуществления нашего проекта. С его помощью мы наладили контакты с научно-исследовательскими институтами и вышестоящими учреждениями.

Доктор Тант стал богатым человеком исключительно благодаря случаю. Его мать оставила ему в наследство дом с огромным садом, через который протекал небольшой клонг. Тогдашняя цена дома была 500 американских долларов. Прошло время, и именно в этом районе стал расширяться торговый центр Бангкока; семья доктора Танта предусмотрительно засыпала клонг, а потом продала участок за большие деньги. Сегодня на месте этого участка стоит один из самых больших универмагов Бангкока. Земельная спекуляция принесла около 100000 долларов доктору Танту. Доктор улыбается… Но его улыбка — не только обычная вежливая улыбка жителей Юго-Восточной Азии, он улыбался потому, что в результате выгодной сделки он обрел спокойствие и уверенность в жизни. В одном из писем Бонг писал мне, что со второго курса доктор Тант оказывал ему материальную поддержку. Так что доктор был не только отличным специалистом, но и человеком, умеющим распознавать и поддерживать истинные таланты.

Ныне Бонг работает в учреждении, соответствующем нашей Академии наук. Во главе этого учреждения стоит мой бангкокский знакомый. Мы часто беседовали с ним о временах, когда он только начинал заниматься наукой.

Он верил в талантливую молодежь и обещал Бонгу в ближайшее время рекомендовать его на курсы повышения квалификации в Прагу — город, который он знал только по фотографиям и по книгам.

Этот человек с увлечением штудировал книги, изучал естественные науки и… жизнь. А потом он… удалился в монастырь на севере Таиланда, где провел несколько месяцев в самосозерцании. Там он постигал философию учения Будды, которое не приказывает, а советует. Он пришел к заключению, что человечество, которое в своем развитии продвинулось настолько далеко, что позволило ему, ученому, производить анализ лунных пород, не может, не должно допустить, чтобы монастырь на севере Таиланда, в котором он мечтал о мире в душе, уступил место таиландской военной базе. Мой знакомый очень много странствовал по белу свету, делил всех обитателей планеты Земля на добрых и злых людей и был убежден, что добрых людей на свете все-таки больше, чем злых.