Марксистская идея о построении бесклассового общества обусловила взгляд Ленина на класс мелких земледельцев как последний капиталистический класс, который, однако, нельзя экспроприировать или «прогнать», как помещиков – потребуется долгий и постепенный переход к крупному обобществленному машинному земледелию[341]. В августе 1919 г. он написал: социализм есть уничтожение классов, в т.ч. уничтожение крестьянства как класса – крестьянин становится работником[342]. Десятилетие спустя И. В. Сталин в качестве главного партийного идеолога дал «правильную» трактовку ленинской позиции. Сталинское обоснование сводилось к ответу на два вопроса. Вопрос первый: верно ли положение Ленина: крестьянство есть последний капиталистический класс? Безусловно. Крестьянство – класс, хозяйство которого основано на частной собственности и мелком товарном производстве. Поэтому крестьянство выделяет из своей среды капиталистов «постоянно и непрерывно»[343]. Вопрос второй: как совместить идею союза рабочих и крестьян с положением Ленина о том, что крестьянство является последним капиталистическим классом? По Ленину, крестьянство дифференцированно, поэтому политика строится с опорой на бедноту, союз с середняком, борьбу с кулаком. Таким образом, по заключению Сталина, противоречие между двумя формулами Ленина – мнимое, кажущееся противоречие, на самом деле нет никакого противоречия[344]. Какова перспектива крестьянства по Сталину? Вполне в русле коммунистической доктрины: рабочий класс, как руководящая сила союза с крестьянством, должен «переделать» постепенно крестьянство – его психологию, его производство в духе коллективизма и подготовить, таким образом, условия для уничтожения классов[345]. Основанием сталинских положений служили марксистские идеи о новом обществе, образ которого сводился, в трактовке Сталина, к следующей характеристике: в обществе не будет частной собственности на орудия и средства производства, а будет собственность общественная, коллективная; не будет классов и государственной власти, а будут труженики индустрии и сельского хозяйства, экономически управляющиеся, как свободная ассоциация трудящихся; народное хозяйство, организованное по плану, будет базироваться на современной технике как в области индустрии, так и в области сельского хозяйства; не будет противоположности между городом и деревней, между индустрией и сельским хозяйством; продукты будут распределяться по принципу старых французских коммунистов: «от каждого по способностям, каждому по потребностям»; личность, свободная от забот о насущном куске хлеба, станет действительно свободной[346].
Принцип революционной «целесообразности» получил большую популярность среди большевистских теоретиков. Выражением подобных взглядов стало популярное изложение партийной программы в «Азбуке коммунизма» Н. И. Бухарина и Е. А. Преображенского (1919 г.). Примечательна в этом отношении также изданная в мае 1920 г. книга Н. И. Бухарина «Экономика переходного периода»[347]. В переходный период отвергалось товарное производство и товарное хозяйство как тип общественной структуры. Поскольку товар превращался в продукт и терял свой товарный характер, в действие вступал общественный регулятор. Это явление, в свою очередь, определяло ликвидацию денежной системы: деньги перестают быть всеобщим эквивалентом, становясь условным знаком обращения продуктов. Заработная плата становится мнимой величиной, не имеющей своего содержания, – ее заменяет общественно—трудовой паек. Исчезает наемный труд. Равным образом исчезает категория прибыли, прибавочной ценности, которая заменяется общественно—натуральной системой экономических отношений. Возникает необходимость перехода к натурально—хозяйственному мышлению, то есть к рассмотрению общества и его частей как системы элементов в натуральной форме. Такова модель переходного периода в трактовке Н. И. Бухарина[348]. На основе государственно—пролетарского принуждения, по Бухарину, могло быть достигнуто желаемое общественное равновесие. Государственное принуждение (включая изъятие хлебных излишков, натуральный налог и другие формы) обосновывались экономической целесообразностью – заинтересованностью крестьянства в развитии индустрии, дающей ему сельскохозяйственные машины, инструменты, удобрения, электрическую энергию.
Государственное принуждение Н. И. Бухарин объявил фактором, регулирующим главное направление экономического развития страны. Советское государство, по Бухарину, должно неизбежно начинать с мобилизации живой производительной силы. Трудовая мобилизация называлась основой социалистического первоначального накопления. Поэтому переход к системе всеобщей трудовой повинности, привлечение к общегосударственному трудовому процессу широких непролетарских масс, в первую очередь крестьянства, объяснялось объективной необходимостью. Возникал своеобразный милитаризированный (или милитарный) тип производства[349]. Бухарин определил насилие «повивальной бабкой» переходной эпохи. Социальное насилие и принуждение рассматривалось в двояком соотношении с экономикой: как функция экономики, с одной стороны, как фактор влияния на экономическую жизнь, с другой. Насилию придавалась роль не только разрушающего фактора, но и как фактора организации, строительства. Чем больше по своей величине эта «внеэкономическая» сила, утверждал Бухарин, тем короче переходный период. Поэтому государственная власть объявлялась «концентрированным и организованным общественным насилием». Политическая власть как «концентрированное насилие» представлялась экономической силой, постепенно втягивающей непролетарские элементы производства в систему новой общественно—производственной организации. Более того, это же «концентрированное насилие» обращалось и внутрь, являясь фактором самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся. Таким образом, существовали две стороны принуждения: по отношению к непролетарским слоям и по отношению к пролетариату. Так возникала принудительно действующая организация пролетарского государства, с неизбежной принудительной дисциплиной[350].
В контексте общего подхода Бухарин определял политику в отношении многочисленного крестьянства. Если крупные крестьяне (кулаки) борются против мероприятий пролетарского государства, то «концентрированному насилию» пролетариата приходится давать отпор кулацкой «вандее». Среднее, отчасти бедное крестьянство постоянно колеблется, движимые то ненавистью к капиталистически—помещичьей эксплуатации, то чувством собственника. Последнее выражается в сопротивлении государственной хлебной монополии, в стремлении к свободной торговле, которая, по определению Бухарина, есть спекуляция, и к спекуляции, которая есть свободная торговля; в сопротивлении системе трудовой повинности. Принудительное «извлечение» из деревни продуктов сельскохозяйственного производства не имело у Бухарина внятного экономического обоснования – просто констатировалось положение о допущении получения продуктов «непроизводительными методами», то есть с помощью насилия. Указанные меры обосновывались невозможностью получения деревней из города эквивалента за хлеб и повинности. Поэтому и здесь принуждение объяснялось объективной необходимостью. Таким образом, по отношению к некулацкой крестьянской массе принуждение со стороны пролетариата выступало как средство классовой борьбы против крестьянина как собственника и спекулянта, с целью трудовой организации, воспитания и вовлечения в советское строительство крестьянина как трудящегося. Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, утверждал Бухарин, являлось методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи[351].
