Реализация анархических идей представлялась Кропоткину неизбежной, фатальной, даже если «невежественная деревня» не поддержит социальную революцию пролетариата. С позиций современности его рассуждения утопичны, наивны: он заявлял, что рабочие в качестве примера выйдут из города в поле, использование машин позволит им так организовать производство, что они внесут революцию в старое земледельческое хозяйство. По описанию Кропоткина, новое общество будет основано на принципах солидаристской экономии и коллективистского образа жизни, что обеспечит всем гражданам и существование, и довольство, и нравственное удовлетворение, и наслаждение жить, не мешая жить другим, возможность получения знаний и занятий художественным творчеством[291]. Чтобы создать такие условия, считал Кропоткин, достаточно, чтобы труд общественный заменил труд капиталистический, достаточно ввести новые законы о собственности. Времени на эти преобразования, по его заявлению, требуется минимум: «Это не сказка… чтобы достигнуть этого, земледелие можно было бы преобразовать хоть завтра…». Под «завтра» подразумевались год—два, в течение которых земледелец может увеличить свое производство сельскохозяйственной продукции «вчетверо, если не вдесятеро»[292].

Кропоткин предлагал для этого широко использовать тракторы, интенсивную обработку полей, искусственное орошение, распространить передовые приемы мелкого огородничества и садоводства на крупные хозяйства. Все это, по его оценке, должно приносить вдвое больший урожай, изобилие продуктов, при этом каждый крестьянин затрачивал бы на работу не более нескольких десятков часов в год. Материальное благополучие позволило бы, по Кропоткину, изменить представления о крестьянине как о «диком звере», работающем вместе со своей семьей с утра до вечера, не имея при этом ничего, кроме плохой избы или хижины, хлеба да кваса. Крестьянин, получив достаток, выпрямил бы наконец свою спину, воспользовался бы досугом и производил бы в несколько часов в день все, что нужно для жизни не только его семьи, но и еще сотни человек[293].

Несмотря на уверения автора, что «это не сказка», очевидна утопичность его идей. Это замечание относится и к вопросу о взаимоотношениях города и деревни. Кропоткин предлагал наладить прямой равноправный товарообмен между городом и деревней: крестьянину город может предложить то, в чем он нуждается – орудия труда, одежду: «Пусть город пошлет в деревню не комиссара, опоясанного красным или разноцветным шарфом, с приказом вести припасы в такое—то место, а пусть пошлет туда друзей, братьев, которые скажут крестьянам: „Привозите нам свои продукты и берите из наших складов все, что хотите“ … Нам скажут, может быть, что это требует полного переустройства общества»[294]. В конце жизни, в условиях Советской власти, Кропоткин пересмотрел многие свои взгляды. Он пришел к заключению о неэффективности ставки исключительно на крупное государственное машинное хозяйство, отмечал необходимость развития кооперации[295].

Анархокоммунистическая теория в условиях советского военного коммунизма сосредоточилась на критике большевизма как политического течения, не предлагая конкретных путей построения свободного и справедливого общественного устройства. Критический настрой проявился в рассуждениях одного из теоретиков анархокоммунизма – Петра Аршинова (Марина). По его оценке, распыленному и неорганизованному состоянию трудящихся масс в дни революции противостояла организованная партия большевиков, привлекавшая народ методом обмана под лозунгами социализма. Вместе с рабочими и крестьянами большевики принимали участие в ниспровержении промышленной и земельной буржуазии, призывали к этому массы, уверяя, что революция будет социальной – последней революцией, ведущей порабощенных в свободное царство социализма и коммунизма. Для широких масс, не искушенных в политике, по мнению Аршинова, это казалось очевидной истиной. Непосредственное участие коммунистической партии в разгроме капиталистического строя породило огромное доверие к ней.

Дальнейшая эволюция политики большевизма в описании Аршинова имела следующий характер: эксплуатируя революционные устремления рабочих и крестьян к свободе, равенству и социальной независимости, большевизм подменил их идеей Советской власти. Идею власти Советов трудящиеся революционной России в первые месяцы после октябрьского переворота восприняли как идею их местного общественно—экономического самоуправления. Благодаря смешению революционной идеи трудящихся со своей политической идеей организации власти большевизм приблизил к себе массы и широко использовал их доверие. Коммунистическая власть устанавливалась военным порядком. Сначала с помощью военных дивизий установилась власть партийных политических ревкомов, после того, как власть укрепилась, появились Советы рабочих и крестьян, якобы создавшие эту власть. Аршинов утверждал: в большевизме нет основы для подлинной социальной революции трудящихся, выраженной в стремлении трудиться до последних сил во имя народного блага. Все его усилия, подчас огромные и упорные, свелись к созданию органов власти, поставленных над народом. Преобразования, проведенные большевизмом в жизни рабочих и крестьян, определялись коммунистической идеологией.

Национализацию промышленности, земли, городских жилищ, торговли Аршинов рассматривал как основу большевистского коммунизма. Национализация, по Аршинову, вылилась в абсолютное огосударствление всех форм народной жизни. Не только промышленность, транспорт, образование, органы продовольствия сделались собственностью государства, но все трудящиеся в целом и каждый трудящийся в отдельности, его труд и энергия; даже профессиональные и кооперативные организации рабочих и крестьян были огосударствлены. Государство – все, отдельный рабочий – ничто на практике стали заповедью большевизма. Государство получило олицетворение в чиновниках – фактически они являлись всем, трудящиеся – ничем. Национализация, по мысли Аршинова, вырвав трудящихся из рук отдельных угнетателей, отдала их в более цепкие руки одного хозяина – государства. Отношения между трудящимся и новым хозяином остались такие же, что были раньше между трудом и капиталом, с той лишь разницей, что коммунистический хозяин – государство – не только эксплуатировало трудящихся, но и само их карало, так как обе эти функции – эксплуатация и наказание – оказались в нем совмещены. Во всех проявлениях произошла замена частного капитализма капитализмом государственным. Коммунистическая национализация представляла собой новый тип производственных отношений, при котором экономическая зависимость трудящихся сконцентрировалась в одном кулаке – в государстве. Это по существу нисколько не улучшило положение трудящихся. Всеобщая трудовая повинность и милитаризация труда – суть национализированного хозяйствования.

Особенно трудное положение трудящихся сложилось в деревне. Крестьяне получили возможность пользоваться землей бывших помещиков и иных собственников. Но это благо им дала не коммунистическая власть, а революция. Они десятки лет рвались к земле, и в 1917 г., еще до появления Советской власти, крестьяне уже завладели ею. Большевизм объединился с крестьянством в захвате помещичьих земель, но только потому, что иначе нельзя было победить общего противника – земельную буржуазию. Из этого не следует никоим образом, подчеркивал Аршинов, что коммунистическая власть собиралась наделить крестьян землей. Как раз наоборот – идеалом этой власти являлась организация единого земельного хозяйства, принадлежащего одному хозяину – государству. Советские земельные хозяйства, обрабатываемые наемными рабочими и крестьянами, – вот образец, по которому коммунистическая власть стремилась построить государственное земледелие во всей стране.