Подчеркивая, что деревня остается неразвитой, беспомощной, Ленин отмечал, что в условиях интеграции хозяйственной, политической и духовной жизни при капитализме происходит сближение условий жизни земледельческого и неземледельческого населения, что, в свою очередь, создает условия для устранения противоположности между городом и деревней. Лишь с ликвидацией этой противоположности, считал Ленин, сокровища культуры, искусства, науки могли стать доступными всему народу, уничтожалась и та отчужденность от культуры миллионов деревенского населения, которую Маркс назвал «идиотизмом деревенской жизни». Решение этого вопроса Ленин связывал с осуществлением социальной революции, переделкой психологии крестьянина, достижением полного благосостояния и свободного, всестороннего развития всех членов общества[284]. Как и другие марксисты, Ленин резко критиковал «буржуйскую «душу» мелкого хозяина. Он обвинял оппонентов в попытке использовать это естественное тяготение и отвернуть мелких собственников в сторону от классовой борьбы наемных рабочих. Ленин убеждал крестьян, что у них нет иного пути к спасению, кроме как присоединиться к пролетарской борьбе[285]. Но ни в одной из его работ в дореволюционный период нет модели конкретных форм организации будущего землепользования, распоряжения землей.
Всю свою аргументацию и полемическую страсть Ленин направил против оппонентов марксизма. Наряду с Ф. Герцем, Э. Давидом, Д. Гатти, Э. Вандервельде, С. Булгаковым, В. Черновым под обстрел ленинских доводов и опровержений попали Г. Фольмар, Г. Аугаген, М. Гехт, Л. Гушке, К. Губах, К. Клавки, Т. Гольц, А. Бухенбергер (Германия), Э. Лекуте, Р. Рокиньи, О. Сушон (Франция), Г. Хэгард (Англия), Г. Джордж (Америка). Ленин доказывал, что все труды критиков объединены одной целью – «врать на „ортодоксальный“ марксизм, как на мертвого»[286]. В своей критике он подверг обвинениям как методику исследования аграрного вопроса оппонентами, так и главным образом содержательную сторону их рассуждений и выводов. В методическом плане отмечались множество бесчисленных и бесконечных передержек, научная беспринципность, боязнь целостного и продуманного мировоззрения, неумение пользоваться детальными данными, статистикой, их обрабатывать. Поддерживая основные положения Каутского, Ленин писал, что отличительной чертой всех рассуждений критиков марксизма является выхватывание отдельных явлений, отдельных случаев и отсутствие попыток связать их с общей картиной аграрного строя капиталистических стран, с основными тенденциями эволюции земледелия[287]. Обвиняя критиков в отождествлении социально-экономических условий натурального крестьянского хозяйства, простого товарного производства и капиталистического, Ленин доказывал, что в их работах общие вопросы (о «гнете капитала», например) подменяются частными (концентрация земельной собственности и т.п.). В результате, писал Ленин, самые глубокие противоречия замалчиваются: «ни звука о наемном труде», о непосильном труде и недостаточном потреблении мелких крестьян. Любые вычисления доходности хозяйства, по оценке Ленина, игнорирующие различия в уровне жизни, фальшивы и далеки от практики. Поэтому он настаивал на важности выяснения различий типов хозяйств и уровней жизни их представителей. У критиков этого нет: не исследуются сравнительные условия различных типов хозяйств, в особенности относящихся к уровню ниже среднего и составляющих большинство всех хозяйств[288].
В результате обобщенная критическая оценка Лениным оппонентов марксизма сводилась к следующему: всякое преимущество мелкого хозяйства опровергается путем исправления многочисленных издержек в сопоставлениях и сравнениях; «средние» отзывы и выводы прикрывают неблагополучное положение обездоленного большинства сельского населения, а посредством понятия «среднего» крестьянина производится приукрашивание крестьянства; при помощи тех же «средних» статистических данных критики стремятся доказать, что никакой социальной пропасти ни между богатыми и бедными, ни между крестьянином и батраком, ни между крестьянином и фабричным рабочим не существует; относительное благополучие небольшой доли зажиточных крестьян выдается за общий прогресс социального развития; необходимый анализ статистического материала о различных разрядах и группах крестьян подменяется рассуждениями о высоконравственном значении прилежания и бережливости; подтасовки в сравнении доходности различных типов хозяйств (при более высокой рентабельности производства в крупных хозяйствах доход в них оказывается меньше, при этом сбрасываются со счета преимущества крупных хозяйств как продавцов на рынке с помощью ссылок на возможность помочь делу кооперацией)[289].
Оценивая приведенные выше марксистские подходы, можно сделать следующее заключение. Идея коллективистской экономики может быть реализована в обществе, но на принципиально ином технологическом фундаменте, в принципиально иных условиях разделения труда, обусловленных сокращением обособленности производителей, высоким уровнем товарооборота и рыночной регуляции. Однако подобная модель не может быть реализуема на базе современных технологий. Представления марксизма о будущем обществе воспринимаются не как научно—технический прогноз, а скорее как социальное пророчество, в котором коммунизм является идеальным ориентиром. Характеристика будущего имеет абстрактный характер – иначе быть не могло, поскольку вопрос решался в чисто теоретическом виде. О реальных социальных и экономических механизмах развития будущего общества марксисты могли рассуждать, основываясь на реальности современного ему капитализма, которая не могла подсказать ответа на этот вопрос. Такие понятия, как, например, «свободное время, выступающее в качестве истинной меры общественного богатства», представляли собой не более, чем концептуальные эскизы. Более же конкретные расшифровки, которые пытался дать им сам Маркс, обрамлены узкими культурно—технологическими ассоциациями, соразмерными условиям и возможностям XIX столетия. Крестьянство как класс воспринималось марксистами как социальная форма феодального общества, не принадлежавшая ни к миру капитализма, ни к социализму. В условиях капитализма крестьянство, как наследие феодального происхождения, рассматривалось в качестве отсталого элемента в современном обществе. В будущем социализме крестьянству места не оставалось. Организация крупного производства как в промышленности, так и в сельском хозяйстве обусловливала избавление социума от крестьянской собственности.
Помимо приверженцев марксизма в аграрном вопросе, к которым относились Каутский, Плеханов, Ленин, существовали более радикальные представления о путях переустройства аграрного сектора. На рубеже ХIХ—ХХ вв. среди наиболее радикальных левых течений выделяется анархизм. Это широкое интеллектуальное, а также политическое направление выдвигало идею «анархии» как определенный методологический ключ не только в политике, но и для понимания сути развития общественного бытия. Одним из наиболее ярких теоретиков этого движения был Петр Кропоткин, создатель одного из влиятельных течений в анархизме – анархокоммунизма. Кропоткин был сторонник насильственной анархической революции и одновременно – приверженец идеи устройства жизни на основах самых высоких принципов нравственности и христианской морали. Он создавал план общественного устройства, в котором человек должен чувствовать себя счастливым и свободным. Для него таким идеалом был коммунизм анархический – коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей как соединение свободы экономической и свободы политической. Как достичь его? Кропоткин предлагал вернуть народу, обществу все, что служит для обеспечения благосостояния общества, но не мог представить решение этой задачи законодательным путем. Без революции, утверждал он, ничего этого не будет, поскольку невыгодно для владельцев земли и капитала, крестьяне же не обладают ни капиталом, ни знаниями, ни временем[290].
