Немаловажное значение для понимания феномена военного коммунизма имеет периодизация Гражданской войны в России. До 1980-х гг. окончание Гражданской войны советские историки датировали 1920 г., связанным с ликвидацией военных фронтов «красных» и «белых». В советской историографии хронологические рамки 1918—1920 гг. являлись каноническими. В начале 1980-х гг. окончание войны продлили до конца 1922 гг., обозначив период 1921—1922 гг. нейтральным определением «ликвидация последних очагов Гражданской войны и интервенции». В числе «последних очагов» фигурировала охватившая страну «вспышка политического бандитизма»: антоновщина, махновщина, крестьянские восстания в Сибири и Поволжье, басмачество в Средней Азии и др.[161]

В 1990-е гг. была предложена новая периодизация истории Гражданской войны в России. Так, Ю. А. Поляков в хронологических рамках 1917 – 1922 гг. определил, что Февраль 1917 г. положил начало Гражданской войне в России, а Октябрьская революция стала ее главным рубежом. В хронологии войны в нашей стране выделены шесть этапов: 1) февраль-март 1917 г. (насильственное свержение самодержавия, открытый раскол общества по социальному признаку); 2) март-октябрь 1917 г. (неудача российской демократии в попытке установить гражданский мир, усиление социально-политического противостояния в обществе, эскалация насилия); 3) октябрь 1917 г. – март 1918 г. (свержение большевиками Временного правительства, установление Советской власти, новый раскол общества, распространение вооруженной борьбы, в т. ч. Брестский мир как один из факторов раскола); 4) март-июнь 1918 г. (локальные военные действия, формирование белых и красных вооруженных сил, террор с обеих сторон, дальнейшая эскалация насилия); 5) лето 1918 г.– конец 1920 г. («большая» гражданская война между массовыми регулярными армиями, иностранная интервенция, партизанская борьба в тылах, милитаризация экономики); 6) 1921—1922 гг. (постепенное затухание Гражданской войны, ее локализация на окраинах и окончание)[162].

Современные исследователи связывают окончание Гражданской войны с разрешением проблем, породивших революцию. Основное внимание уделяется земельному вопросу и участию в ней крестьянства. Сегодня хронологические рамки Гражданской войны в России определяются, как правило, 1917 – 1922 гг.[163] Отличия проявляются во внутренней периодизации: исследователи выделяют в различных версиях от 4 до 6 периодов. В контексте изучаемой темы важно восприятие 1921—1922 гг. не просто в качестве дополнения, а значимой и полновесной части Гражданской войны в России. Представляется, что природа гражданского противоборства в данный период значительно глубже бытующих определений «малая гражданская война», «война после войны» и пр.

Во второй половине 2000-х гг. произошло заметное снижение исследовательского интереса к истории крестьянства в целом и, в частности, к протестному движению. Отдельные аспекты данной проблематики получили освещение в более общих работах[164], в региональных исследованиях[165], в научных статьях[166].

Позитивным явлением последнего времени в российской историографии является появление коллективных обобщающих трудов. В 2010 г. вышло в свет энциклопедическое издание «Гражданская война в России: Энциклопедия катастрофы». Это первый опыт обобщающего взгляда из сегодняшнего дня на один из ключевых периодов советской истории (следует отметить, что это также первый опыт энциклопедического издания по Гражданской войне после советской энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» 1983 г., изданной колоссальным тиражом – 150 тыс. экз.). По свидетельству составителя и ответственного редактора данной энциклопедии доктора исторических наук Д. М. Володихина, «особое внимание редакции проекта привлекла тема „войны после войны“ – подавление антибольшевистских крестьянских восстаний в начале 1920-х годов»[167]. Этим вопросам посвящен VI раздел издания. В данной энциклопедии авторы стал автором ряда статей: по Западно-Сибирскому восстанию 1921 г., антоновщине, григорьевщине, зеленым, переходу к нэпу в 1921—1922 гг., а также биографического очерка о В. И. Шорине.

В определенной степени рубежным можно назвать проведение Международного круглого стола «Крестьянство и власть в истории России ХХ века» журнала «Власть» в Институте социологии РАН 12 ноября 2010 г. Обсуждение широкого спектра проблем, связанных с взаимоотношением крестьянства и власти (участником которых был автор диссертации), публикация материалов круглого стола в журнале «Власть» и в книжном варианте, несомненно, создали импульс для дальнейшего развития российского крестьяноведения как составной части россиеведения. Организаторам Международного круглого стола удалось собрать авторитетный состав участников из России, Белоруссии и Украины, в числе которых: С. В. Алексеев, В. В. Бабашкин, В. Б. Багдасарян, В. Б. Безгин, Л. И. Бородкин, В. П. Булдаков, О. Г. Буховец, Ю. А. Васильев, А. В. Гордон, Н. А. Ивницкий, С. В. Карпенко, И. Е. Кознова, В. В. Кондрашин, В. Т. Логинов, А. Н. Медушевский, А. М. Никулин, Н. Л. Роговина, В. Л. Телицын, Ж. Т. Тощенко, А. И. Фурсов, А. В. Чертищев и др.[168]

Материалы круглого стола представляют интерес для дальнейшего исследования проблематики крестьянского протестного движения в условиях политики военного коммунизма и ее последствий. Ниже уже приводились рассуждения участников, в частности, В. Л. Телицына по поводу классификации историографии военного коммунизма, В. П. Булдакова о крестьянском бунтарстве. Приведем другие высказанные суждения и оценки. А. В. Чертищев обратил внимание на то, что в подходе к крестьянству нередко превалирует нечто вроде смиренного умиления. В то же время нельзя не учитывать явления, характеризующие крестьянскую психологию: крестьяне ориентировались на устоявшиеся авторитеты, не терпели несогласия с волей большинства; любые новации рассматривались ими как попытки навязать им чужое мнение; крестьянские интересы не распространялись за пределы круга обитания, внешний мир им представлялся как нечто далекое и чужое; стремление отгородиться от внешних влияний; крестьянин мыслил конкретно и прагматично, понятия «государство», «общество», «нация» для него далеки и абстрактны; слабо развито понятие собственной личности, коллектив был выше индивидуальных членов; для крестьянской психологии чужда и враждебна любая власть, участие во власти для крестьянина было неприемлемо; крестьянство нацелено на выживание, но не на создание условий для развития[169]. Перечисленные черты социально-психологического портрета крестьянства представляет интерес для разработки фактора консервативности крестьянской оппозиции в протестном движении и протестных настроениях российского и советского крестьянства. Н. А. Ивницкий отметил консервативность крестьянства. Его отношение к новшествам менялось тогда, когда оно на собственном опыте убеждалось в их преимуществах. Поэтому крестьянство поддержало аграрные преобразования Советской власти в 1917—1918 гг., но политика военного коммунизма привела к резкому изменению его отношения к власти. Переход к нэпу вновь привлек крестьянство на сторону власти[170]. В. П. Булдаков подчеркнул, что нельзя однозначно оценивать поведение крестьянства и отношение к нему власти: у власти свои задачи, у крестьянства – свои интересы. Крестьянство старается жить по своим представлениям, а у власти свои конкретные проблемы. Другое дело, что в определенные периоды власть перестает понимать понимать крестьянские интересы. В. П. Булдаков высказал мнение, что русский крестьянин не коллективист, а антиколлективист, вместе с тем он не индивидуалист, а антииндивидуалист. Из таких анти— складывается взрывоопасная для государства масса[171].