М а ш а. Ну уж и загубил!.. Чего ему еще надо: доктор, профессор, завкафедрой…

Л е н а. Глупенькая! Это сейчас… А тогда пришлось ему все начать с начала. С нуля. Второй раз карабкаться наверх. Его же отовсюду прогнали. А тут умер твой дед. А за ним бабушка, через месяц. И все повалилось. Работы нет, квартиру отняли…

М а ш а. Как отняли?

Л е н а. Ну, не отняли. Уплотнили. Вселили Алферовых.

М а ш а. Представляешь, ма, я только недавно узнала, что Алферовы нам не родственники. Я всегда считала, что они нам родня. Какие-нибудь троюродные бабки или тетки.

Л е н а. Они нам ближе родных. Без них мы бы просто пропали… Мне кажется, в те годы я тебе не купила ни одной одежки. Все подарки — то от тети Ани, то от тети Веры… Ты и понять не можешь, что это тогда значило… (И вдруг взорвалась.) Нет, это черт знает что такое!.. О чем ты берешься судить? Что ты можешь об этом знать?.. «Пусть сам выкарабкается из трудной минуты!..» Ишь ты какая шустрая! А если это не минуты, а годы?.. А если человек не может сам выкарабкаться?..

М а ш а. Тогда это не человек. Это жалкое существо.

Л е н а. А если ситуация безысходная?

М а ш а. Безысходных ситуаций не бывает.

Л е н а. Ой как бывает!

Когда  Л е н а  вошла в пустынный в этот утренний час выставочный зал, А л е к с е е в  уже был там. Он внимательно разглядывал мраморный бюст, возвышавшийся на деревянном постаменте.

Л е н а. Григорий Васильевич? Здравствуйте.

А л е к с е е в. Что же так торжественно? Здравствуй, Ленок… Прошу прощения, что не смог принять тебя ни дома, ни на службе. Третий месяц уже развернута выставка, и до сих пор не удавалось выбраться. А ты, наверное, уже была здесь?

Л е н а. Мне сейчас только по выставкам ходить.

А л е к с е е в. Вот, значит, и совместим приятное с полезным. Как Виктор? Что у него слышно?

Л е н а. Все то же.

А л е к с е е в. Работает?

Л е н а (покачала головой). Ходит из института в институт. Нужен. Анкета. Мест нет… Вот случилось несчастье, вот несчастье…

А л е к с е е в. Так. А на что ж вы живете?

Л е н а. Я косынки раскрашиваю.

А л е к с е е в. Вот эти?

Л е н а. Да.

А л е к с е е в. Очень, очень изысканно. С большим вкусом. Сколько он уж не работает?

Л е н а. Девять месяцев.

А л е к с е е в. Ой-ей-ей!.. Как Машенька?

Л е н а. Растет. Тоже миллион проблем.

А л е к с е е в. Да, человек, посвятивший себя науке, не может себе позволить такую роскошь — иметь детей… Но Виктор хоть как-то использует это время? Занимается, сидит в библиотеке?.. Вот это уже совсем непростительно. Полгода свободного времени. Можно только мечтать!..

Л е н а. Да что ты! Минуты свободной нет. Сначала он все в министерство ходил. Целыми днями. Потом по всяким учреждениям — устраиваться. Потом… Потом у него такое состояние, что невозможно ни за что взяться… Потом опять все сначала… А на днях решил на вокзал наняться, что-то грузить. Еле отговорила.

А л е к с е е в. А что друзья?

Лена махнула рукой.

Ох эти друзья!.. А Бабаев?

Л е н а. Ты что, не знаешь? Он же в Сибири.

А л е к с е е в. Вот те раз!

Л е н а. Нет, нет!.. Он на свободе. Просто после той защиты, будь она проклята, он бросил все и уехал в Сибирь.

А л е к с е е в (со значением). Пункт Эн?

Л е н а. Да никакой не пункт Эн. Город Ирбей. Учительствует там в каком-то железнодорожном интернате.

А л е к с е е в. Ах, Виктор, Виктор!.. Нужно было ему выступать на бабаевской защите, ворошить эту муравьиную кучу!.. Честолюбец он, Леночка, вот что я тебе скажу. Честолюбец и гордец!.. Захотелось прослыть этаким гладиатором!.. Вот гордец! Вот честолюбец!.. А ведь, в сущности, его позиция… вернее — оппозиция… была только на руку Нефедову. Теперь-то уж он мог доложить кому следует, что Бабаев это не частный случай, не выродок, так сказать, а одна из фигур в целой цепи физиков… Как ни прискорбно, Лена, но объективно выступление Виктора было отнюдь не благородным актом, а скорее доносом на всех нас. По сути дела он во всеуслышание заявил, что физики, видите ли, поддерживают всех этих менделистов-морганистов. И своим выступлением Виктор дал Нефедову такого туза, который тому и не снился… Ах, глупец!.. Прекраснодушный глупец!.. Ну да ладно, чего после драки кулаками махать. (Остановился возле большого портрета Пушкина.) Художники знают этот секрет, как-то так расположить глаза на портрете, чтобы казалось, что он смотрит прямо на вас. Неприятное ощущение, не правда ли? Все время чувствуешь себя виноватым в чем-то. Никак нет-с, Александр Сергеевич, ни в чем мы не виноваты.

Л е н а. Ты уж, пожалуйста, не выдавай меня. Я ж без его ведома. Он мне запретил к тебе обращаться.

А л е к с е е в. Совершенно напрасно.

Л е н а. Вот и я ему говорю. Если ты не поможешь, то на кого же надеяться.

А л е к с е е в. Ты меня авансируешь незаслуженно. Мне даже неловко. Видишь ли, у нас сейчас такой отдел кадров пришел — лучше и вопроса не поднимать. Впрочем, стой, стой, стой!.. Есть решение Совмина о создании при Иване Осиповиче специальной лаборатории. И… (Многозначительно поднял палец.) Высочайше гарантирован карт-бланш. Если хочешь, я подскажу.

Л е н а. Мы были бы тебе так благодарны…

А л е к с е е в. Непременно, непременно…

Л е н а. Большое спасибо…

А л е к с е е в. Ну что ты, что ты…

Л е н а. Если бы ты знал, что это для нас сейчас значит. Он же совсем извелся. На человека не похож.

А л е к с е е в. Крепись, старуха, крепись. Помнишь легенду о колеснице фараона: та часть колеса, что сейчас в пыли, будет сиять на солнце, а та, что на солнце… Правда, тут есть одно «но». Как бы мое вторжение не напортило. Ты же знаешь наши взаимоотношения с Иваном Осиповичем. Пожалуй, дипломатичней, если Виктор к нему сам обратится. И важно, чтоб на меня не ссылался. Ни-ни. Ни в коем случае… А я уж как-нибудь обходным маневром постараюсь…

На авансцене.

М а ш а. Ты сама себе противоречишь. Раз папа вышел из этой ситуации, значит, был выход, значит, ситуация не безвыходная.

Л е н а. Выйти мало. Надо выйти достойно.

М а ш а. А отец вышел достойно?

Л е н а. Все-таки черт знает что у тебя в голове! Ну как ты можешь задавать такие вопросы?!

Квартира Бахметьевых. Столовая перегорожена фанерной стенкой, угол завален книгами — плотно, почти до потолка. Вошел  В и к т о р  с большим свертком в руке.

В и к т о р (открыл балконную дверь). Мой старый друг, ты послужил исправно. Теперь лети!.. (И швырнул сверток вниз. Потом подошел к перегородке и постучал.) Ку-ку!..

Г о л о с а. Ку-ку!.. Ку-ку!..

В и к т о р. Анна Ивановна! Вера Ивановна!.. Анночка и Верочка Ивановны!.. Все сюда!.. И тащите с собой рюмки! Будем обмывать покупку.

В дверях появились  д в е  с т а р у ш к и  с о с е д к и, каждая держала в руках рюмку.

Какой красавец! А?.. Гусар!.. Вы онемели?.. А? Нет слов? А?..

А н н а  И в а н о в н а. Веруша, что он говорит?

В е р а  И в а н о в н а. По-моему, на нем новые штучные брюки.

В и к т о р. Берите выше! Костюм! Черный бостоновый костюм!

А н н а  И в а н о в н а. Так нам нужны пенсне, а не рюмки. Верочка, принеси пенсне.

Вера Ивановна вышла.

В и к т о р. Пиджак, жилетка, брюки.

А н н а  И в а н о в н а. Всегда надо брать две пары брюк. Брюки снашиваются гораздо быстрее пиджака, не говоря уже о жилете. После нашего покойного брата — Олега Ивановича — остался целый сундук жилетов. Мы не знали, что с ними делать. И наконец Веруша догадалась: мы передали их в дар Театру юного зрителя.