По разным оценкам, дешевый российский газ составлял приблизительно 20 процентов белорусского благосостояния. Кроме газа, Россия за бесценок поставляла Белоруссии нефть. А еще близкий к руководству Газпрома человек рассказывает (а пресс-секретарь Газпрома Сергей Куприянов отрицает), что на территории Белоруссии располагается одна из так называемых «дыр», то есть газовых хранилищ, из которых посредством манипуляций с давлением транспортировщики воруют в промышленных масштабах газ. Так или иначе, если белорусская экономика на четверть состояла из российского газа, то на четверть, стало быть, Газпромом оплачивались белорусские репрессии, пытки, исчезновение людей и фальсификация выборов.
12 февраля 1996 года строительство магистрального газопровода через Белоруссию началось фактически. 28 февраля 1996 года Газпром простил Белоруссии долги за газ в размере 700 миллионов долларов. В Белоруссии тем временем посадили в тюрьму главу Национального банка Тамару Винникову за то, что она препятствовала сделкам с алкоголем и табаком, которые заключали близкие к президенту бизнесмены из компании «Торгэкспо». Потом посадили бывшего депутата Владимира Кудинова за то, что Кудинов подписал письмо, призывавшее парламентариев объявить президенту Лукашенко импичмент.
23 октября 1996 года неподалеку от белорусского города Слоним торжественно был сварен первый шов белорусского участка газопровода «Ямал – Европа». На празднике присутствовали глава Газпрома Рем Вяхирев, министр топлива и энергетики РФ Петр Родионов и президент Белоруссии Александр Лукашенко. Накануне пресс-служба президента Лукашенко лишила все оппозиционные СМИ аккредитации на торжественное мероприятие. Площадку, на которой производилась торжественная сварка, окружили красными флажками, как делают охотники, загоняя волков. За флажками корреспонденты конкурирующих российских телеканалов – ОРТ (принадлежавшего тогда Березовскому), РТР (принадлежавшего государству) и НТВ (принадлежавшего тогда Гусинскому) записывали впервые в истории своей конкуренции совместный стендап: стояли втроем в кадре и говорили, что белорусский лидер ущемляет свободу слова. Инициатором такого тройного стендапа был корреспондент ОРТ Павел Шеремет. А внутри флажков Вяхирев молчал: вероятно, ему важнее был газопровод, чем свобода слова.
К 1997 году, еще и в связи с тем, что президент Ельцин был болен и не появлялся на публике, самоуверенность президента Лукашенко выросла до континентальных масштабов. Кажется, белорусский лидер всерьез решил, что если через его территорию проходит газовая труба, то он может претендовать не только на самовластие в Белоруссии, но и на самовластие в России.
20 февраля 1997 года президент Лукашенко прилюдно отчитал главу Газпрома Рема Вяхирева за то, что Вяхирев лично направил президенту Лукашенко письмо с просьбой погасить задолженность Белоруссии перед Газпромом (250 миллионов долларов). Лукашенко забыл, что власть его на четверть состоит из вяхиревской трубы, и кричал, что не по рангу главе газовой компании писать личные письма президенту.
В марте, становясь вице-премьером российского правительства, Анатолий Чубайс случайно увидел готовившийся к подписанию договор об объединении России и Белоруссии. Этот договор не был в сфере ответственности Чубайса, но заставил Чубайса отложить другие дела и сделать все от него зависевшее, чтобы воспрепятствовать подписанию: по договору главой объединенных России и Белоруссии фактически должен был стать Лукашенко.
– Как сейчас помню, – говорит Чубайс, – я влез в документ и увидел, что высшим органом власти, согласно этому договору, должен был стать Госсовет. Госсовет принимал решения, обязательные для исполнения обоими государствами, и состоял из четырех человек: по двое от каждой страны – президент и председатель парламента. Значит, Россию представляли Ельцин и председатель парламента коммунист Селезнев, а Белоруссию – Лукашенко и Малофеев, как сейчас помню.
Мы разговариваем с Чубайсом в самолете. Теперь, когда Чубайс возглавляет РАО ЕЭС России, он летает на принадлежащем РАО старом и обшарпанном Ил-62, который был президентским самолетом Михаила Горбачева. Широкие мягкие кресла протерты почти до дыр. Пластиковые панели, которыми забраны стены, пузырятся от старости. Чубайс сидит в отдельном кабинетике, в котором стол и два кресла. Мы летим одним днем на Камчатку и обратно – двадцать часов туда и обратно. Кроме как в самолете, у Чубайса нет времени поговорить про те времена, когда Россией чуть было не стали управлять на троих спикер Госдумы коммунист Геннадий Селезнев, бывший секретарь белорусского обкома КПСС Анатолий Малофеев, которого Лукашенко назначил спикером в парламент, и, собственно, сам Лукашенко.
– Это было полное безумие, – продолжает Чубайс. – Совершенно понятно было, что все решения принимали бы Лукашенко, Селезнев и Малофеев. Это был конституционный переворот, смена власти, причем не в режиме политической драки, а просто потому, что мы проморгали. Проблема заключалась в том, что у Бориса Николаевича Ельцина было большое чувство вины за развал Союза, он всегда пытался как-то компенсировать это. Но я знал, что лучше сдохну, чем допущу этот договор до подписания. Потому что это предательство всех, кто голосовал за Ельцина. Это предательство всего, что было сделано с 1991 года. Потому что это слепая сдача власти красной мрази. Потому что Лукашенко был в одном шаге от того, чтобы захватить власть в нашей стране.
Весной 1997-го Чубайс, работавший министром финансов и не имевший прямого отношения к союзному договору, многократно пытался убедить Ельцина, что в предлагаемой союзным договором конфигурации власти Ельцин как политик, принимающий решения, исчезает. Ельцин не верил.
Черномырдин тоже скорее был склонен поддержать Союзный договор. Сейчас, вспоминая это, Виктор Степанович машет рукой, как будто речь идет о незначительной мелочи.
– Очень полезно было воссоединить экономики России и Белоруссии, – говорит Черномырдин. – Но экономика Белоруссии по сравнению с экономикой России была капля в море, поэтому Лукашенко ничего не мог бы сделать. Ничего не было страшного.
И поскольку официально человеком, отвечавшим за подготовку Союзного договора с Белоруссией, считался Черномырдин (хотя фактически – Сергей Шахрай), то все политики, выступавшие тогда против Союзного договора и прихода Лукашенко к власти в России, автоматически выступали и против Черномырдина.
Неизвестно, кто именно из российских политиков инспирировал тогда публикацию во французской газете Le Monde, но 29 марта газета вышла с сенсационной статьей о личном состоянии Черномырдина и связях премьера с теневой экономикой. По сведениям газеты, за четыре года премьерства личное состояние Черномырдина выросло с 28 миллионов до 5 миллиардов долларов. Большинство журналистов посчитали тогда, что информацию о состоянии Черномырдина сообщил французским журналистам Чубайс, но Чубайс отказывается: говорит, что, по его мнению, Черномырдин не имел серьезного отношения к Союзному договору и атаковать его было нечего.
2 апреля 1997 года Черномырдин раскрыл свои доходы. Его зарплата, как оказалось, составляла 4 миллиона тогдашних рублей в месяц (меньше тысячи долларов). Ни дворца, ни дачи, ни акций Газпрома у него не было. Несмотря на это, Черномырдин с тех пор попал в список журнала Forbes, был причислен к самым богатым людям страны и продержался в списке Forbes до начала президентства Владимира Путина. Когда Черномырдин отправится в почетную ссылку послом на Украину, выяснится, что у Черномырдина действительно нет ни миллиардов, ни дворцов, ни даже акций Газпрома.
Кроме Чубайса, разными способами и по разным причинам Союзному договору противостояли тогда многие, и многих, казалось бы, непримиримых врагов, борьба с этим договором заочно объединила.
В числе прочих, надо полагать, против Союзного договора и против Лукашенко работал тогда и олигарх Березовский. Работавший на принадлежавшем Березовскому телеканале ОРТ журналист Павел Шеремет получил тогда задание незаконно перейти белорусскую границу. Вероятнее всего, весной 1997 года Шеремет переходил границу Белоруссии и Литвы не для того, чтобы показать в репортаже, насколько граница плохо охраняется, а для того чтобы быть арестованным белорусскими властями и стать причиной международного скандала, долженствовавшего дискредитировать Лукашенко в глазах Ельцина.
