В Греции росла враждебность к Риму, даже Т. Моммзен признаёт, что «освободителям иногда случалось совершать несправедливость»[486]. В Персее греки видели единственную силу, способную сбросить с них цепи зависимости. Этим, а не личными качествами царя, объясняется его популярность. Персей отнюдь не был выдающимся полководцем, как утверждает С.Г. Лозинский, и не он создал антиримскую коалицию, в которую «был вовлечён даже далёкий Карфаген»[487]. Никакой коалиции не существовало. Карфаген вовсе не демонстрировал свою «антиримскую направленность»[488], а, напротив, был покорен Риму. Унаследовав ненависть отца к римлянам, Персей продолжал и его политику подготовки к оборонительной войне, но делал это без должной скрытности. Он старался приобрести как можно больше союзников, чтобы укрепить обороноспособность страны и ослабить её зависимость. В то же время, отойдя от разумной осторожности Филиппа, он пытался усилить своё влияние в Греции. Мирный поход в Дельфы, предпринятый «с пропагандистскими целями»[489], был ошибкой царя, но сама по себе она не может служить обоснованием войны против него[490]. Персей не предпринял ничего, что позволило бы считать его инициатором войны.
Мнения о причинах войны можно систематизировать по четырём группам. 1. Персей вынудил Рим принять ответные меры, т. к. действия царя могли быть угрозой римским интересам[491], для Рима война была превентивной[492]. «Опасные действия» царя дали Риму повод для решения македонской проблемы, война была «спровоцирована» Персеем именно тем, что он усилил своё царство, не желал терпеть римский диктат, требовал уважения к своей независимости[493], его амбициозная политика, усилившая Македонию, сыграла на руку Риму и привела к войне[494]. 2. Виновник войны – только Рим, а действия царя имели чисто оборонительный характер[495]. Персей не нарушил ни одного пункта мирного договора[496], он не хотел войны, её спровоцировал Рим[497]. 3. Причиной войны было обращение к сенату Эвмена[498] (это мнение совершенно неубедительно, так как Атталид никак не мог определять внешнюю политику Рима). 4. Ответственность за войну лежит на доминировавшей в Риме агрессивной партии Фульвиев: именно она развязала войну[499]. Заметим, что мнение о господстве Фульвиев выглядит явным преувеличением, к тому же Римская республика не вела войн в угоду отдельным нобильским родам. Соперничающие между собой группировки знати во внешней политике руководствовались пользой государства, как они её понимали, а не своими личными амбициями.
Ближе всего к истине вторая позиция. Отметим, однако, что «демонстрация силы» в Дельфах действительно превысила разумные пределы оборонительной политики, вызвав раздражение римлян. Мы считаем, что характеристика Персея в источниках явно тенденциозна, его внутренняя политика очень разумна, а главная цель – укрепить страну и избежать войны. Но при этом личные качества царя малосимпатичны, во внешней политике ему не хватало гибкости, а в критический момент – и решительности. Он не хотел столкновения и не был авантюристом, идущим на заведомо проигрышную войну; Македония мешала римлянам самим фактом своего существования, и, демонстрируя её силу, он ускорил события. Перед Персеем было только два варианта: подчиниться Риму или подняться на решительную войну – он не смог остановиться ни на одном из них, а ошибки и нерешительность в кризисной ситуации 172/1 г. до н. э. не позволяют считать его трезвым политиком, совершающим оптимальные действия.
Цели Рима оставались теми же, что и при Филиппе. Используя традиции италийской политики, заключающиеся в постепенности и поэтапности подчинения, сенат пытался добиться полной зависимости Македонии, но достичь этого не удавалось, равно как и ослабления царства. Утверждения А.С. Шофмана об экономическом упадке, мощной проримской партии, партийной борьбе и симпатиях македонской знати к Риму[500] противоречат данным источников. Подлинной причиной войны была попытка Македонии восстановить свою силу и самостоятельность, а также её хорошие отношения с греками[501]. Авторитет Рима на Балканах падал, а влияние царя росло, это и привело к войне[502]. Рим желал доминировать, но при наличии сильного македонского царства это было невозможно, и сенат начал войну с твёрдым решением устранить Македонию[503]. Посольство 172 г. до н. э. потребовало у Персея уступок, которые реально означали потерю свободы[504], а потому были неприемлемы. Очевидно, сенат решил, что над страной надо установить контроль, более прямой и эффективный, нежели клиентела[505].
Рим стал предъявлять Персею всякие обвинения и готовить общественное мнение Греции к войне с Македонией[506]. Римляне объявили, что царь пошёл с войском против храма Аполлона[507], что должно было настроить против него греков. Решив начать войну, Рим использовал всё, чтобы заранее оправдать себя, – этим и объясняется очернение Персея проримской пропагандой[508]. Инициатива войны исходила от римлян, но агрессорами можно признать обе стороны, поскольку речь шла не только о независимости Македонии, но и о влиянии в Греции. Для Македонии война стала последней[509], вынужденной попыткой освободиться и восстановить свои позиции на Балканах. Одновременно III Македонская война приобрела уже некоторый оттенок восстания[510], так как политическое положение и силы сторон были неравными.
Рим искал предлога к войне, в 172 г. до н. э. Эвмен, уловив момент, доставил в сенат длинный список «преступлений» царя. Обвинения эти были клеветническими, сенат же, не желая иметь сильного соседа, решил воевать с Персеем; послов Персея и родоссцев, желавших возразить Эвмену в лицо, приняли только после его отъезда (Арр. Мас. XI.1–3). Очевидно, сенат понимал, что они легко могли уличить его в клевете. Послы, негодуя на всё, говорили более резко, чем следовало (ibid.), но фразы, приписываемой им Ливием, «царь не хочет войны, но, если она начнётся, будет вынужден храбро защищаться» (XLII.14.3) нет ни у Полибия, ни у Аппиана, лучше информированных и более объективных. Вероятно, автор «красоты ради» вложил в уста послов слова, произнесённые Филиппом накануне II Македонской войны, но совершенно неуместные в данных условиях, так как главной целью посольства было отвести от Персея ложные обвинения и не допустить войны.
Оправдания и просьбы македонских послов были отвергнуты, поскольку сенат уже пришёл к определённому решению (Liv. XLII.15). Правильно оценив ситуацию, глава посольства Гарпал, вернувшись домой, сообщил царю, что война неизбежна (ibid.), но тот оставался пассивным. Вскоре Персея обвинили в покушении на Эвмена. Римляне выставляли и другие причины войны, как будто она ещё не была решена, но особенно их раздражала дружба царя с греками (Арр. Мас. IX.1.4). Решение о войне было окончательным, о нём только не объявляли (Liv. XLII.19). Римляне разослали послов к союзникам (Polyb. XXVII.3.1) – началась обычная дипломатическая подготовка войны – и заняли приморские города Иллирии, обезопасив переправку войск на Балканы. Macedonicum Bellum in annum dilatum est – «македонская война была отложена на год» (Liv. XLII.18.6). После этого довольно странно выглядит утверждение Т.А. Бобровниковой, что «для Рима III Македонская война началась неожиданно»[511].
