Тит Ливий, пожалуй, самый информативный и обстоятельный источник для огромного периода римской политики. Если бы сохранились все 142 книги его труда, неясных и спорных вопросов осталось бы намного меньше. Очень подробно излагаются сами события, ценно, что автор представляет чисто римский взгляд на них, помогая нам глубже понять саму римскую ментальность и поведенческие модели взаимоотношений. Его труд написан для прославления Рима, он использовал чрезвычайно тенденциозных анналистов, критика источников у него почти отсутствует, поэтому пользоваться им следует осторожно, сверяя со свидетельствами других авторов. Ливий стремится быть объективным, не опускается до явных фальсификаций, но он замалчивает или смягчает то, что могло бы бросить тень на величие Рима. Его зависимость от анналистов снижает качество его сочинения и степень достоверности, особенно в том, что касается «победных реляций»: численность убитых и пленённых врагов, потери римлян, роль союзников в сражениях.
Важен труд галла Помпея Трога в 44 книгах, опиравшегося на утраченные сочинения врагов Рима, представлявших совсем другой взгляд на события, и сохранившийся лишь в сокращённом изложении Юстина. Правда, Юстин сокращал его произвольно и заметно исказил первоначальный текст[2], очевидно, выбрасывая и сглаживая то, что не вписывалось в русло проримского историописания. Однако текст иногда сохраняет антиримскую традицию с её резкой оценкой римской политики.
Грек из Александрии Аппиан, несмотря на ошибки и неточности, часто даёт информацию, которой нет в других источниках[3]. Очевидно, он также использовал не дошедшую до нас эллинистическую традицию, представляющую альтернативную версию событий, не расположенную к римлянам[4]. Он родоначальник принципиально нового построения исторического труда – территориально-этнического, посвящённого событиям, связанным с отдельными странами или народами. Несмотря на некоторые недостатки, «в целом это серьёзный и интересный автор»[5].
Плутарх часто пишет о том, чему другие авторы уделяют мало внимания: о характере героев, их привычках, мелких бытовых деталях, которые позволяют так много узнать о человеке. Информативность его биографий (особенно Марка Антония и Красса) чрезвычайно высока, иногда ему удаётся воссоздать психологически объёмную характеристику личности. Главная трудность при работе с ним: далеко не всегда можно чётко установить, где он приводит исторический факт, а где пересказывает «анекдоты», которые античные люди любили не меньше наших современников. Классический пример – жемчужина, растворённая в уксусе, который Клеопатра выпила без малейшего ущерба для своего здоровья…
Павсаний, написавший большую работу «Описание Эллады», строго говоря, не был географом – он даёт информацию и по историческим событиям, хотя для него это и не являлось главной задачей. Во многом благодаря только ему мы имеем хоть какие-то сведения о Греции после 146 г. до н. э.
Страбон, автор «Географии» в 17 книгах, лично объездил почти всё Средиземноморье, поэтому его труд имеет особое значение. Данные, приводимые им, обычно заслуживают доверия, тем более что он старался использовать авторов, происходящих из описываемых им регионов. Чисто географические сведения его труда много дают для понимания экономики и этнопсихологии стран и народов. Остаётся лишь сожалеть, что вторая его большая работа – продолжение истории Полибия, погибла безвозвратно.
Дион Кассий Коккейан, от труда которого, к сожалению, сохранились лишь фрагменты. Достоинства его работы бесспорны. Он один из последних авторов, решившихся на написание объёмистого исторического сочинения в 80 книгах, что во время его жизни (II–III вв. н. э.) было уже немодным и не пользовалось читательским спросом. Почтенный возраст, в каком он начал свой труд, огромный политический опыт, приобщённость к тайнам правления, явно хорошее образование и несомненные аналитические способности позволили Диону Кассию создать настоящее исследование. Даже немногие полностью сохранившиеся книги (XXXVI–CIV – о событиях 68–10 гг. до н. э.) показывают мастерство грека. Действительно, он «не нуждается в апологии»[6]. У него была возможность использовать не только латинских, но и греческих авторов, многие из которых до нас не дошли. При всей лояльности к римской власти он иногда приводит сведения, отличающиеся от «типично квиритской» точки зрения.
Луций Анней Флор – яркий представитель новой генерации историков-эпитоматоров, вызванных к жизни изменившимися потребностями читателей. К концу Республики «всё пространно изложенное, хотя и продолжало вызывать уважение бездной затраченного времени, уже порождало зевоту»[7]. Составленная Флором краткая история римских войн в двух книгах может быть охарактеризована как «тематический конспект». Труд его официозен, сомнения и размышления ему не свойственны, повторяя предшественников, он пишет: пленённый любовью к Клеопатре, Антоний забыл родину… (XXXI.IV.11.1–3).
Веллей Патеркул оставил краткую историю Рима в двух книгах. Изложение конспективное, что не мешает автору приводить мелкие любопытные подробности и заниматься морализаторством.
Для истории поздней Республики огромное значение имеют сочинения Саллюстия. Современник и участник многих драматических событий, он знал о них не понаслышке. Благодаря общему настрою его трудов (осуждение нравственной порчи римлян) мы много узнаём о глубине морального кризиса, поразившего Республику в последний век её существования.
Гай Светоний Транквилл, живший в императорскую эпоху, проявлял свойственный этому периоду интерес уже не столько к героям, сколько к правителям. Традиционно считается, что как биографа его затмил Плутарх, и сравнение с ним не в пользу Светония[8]. Однако, как нам кажется, его биографии Цезаря и Октавиана выгодно отличаются от описаний Плутарха прежде всего своей документальностью, иногда автор приводит даже тексты документов. Серьёзный недостаток его главного труда – «Жизнь двенадцати цезарей» – заключается в хронологических сбоях, когда он нарушает последовательность событий ради каких-то любопытных подробностей.
Цицерон, как современник описываемых им событий, один из важнейших источников, несмотря на его предвзятость и эмоциональность, впрочем, вполне понятные. Особую ценность имеют его речи и письма, являющиеся великолепным памятником эпохи и дающие большое количество разнородной, но интереснейшей информации. Они дают «непосредственный, живой отголосок событий»[9]. В них тоже заметно стремление оратора показать себя с самой лучшей стороны, но сама специфика эпистолярного жанра вынуждала его кратко и точно излагать события. Мы всецело присоединяемся к лестной характеристике, данной Корнелием Непотом: «Кто прочтёт письма Цицерона к Аттику, тому не понадобится историческое повествование о тех временах. В них так подробно описаны политические страсти вождей, развращённость военачальников и перемены, происходившие в государстве, что всё становится ясным» (XXV.15).
Евтропий, хотя и поздний автор (IV в. н. э.), но стилем очень близкий к анналистам. Он даёт лишь перечень событий, не всегда умея выделить в них главное, изложение неглубокое. Так, уничтожение Коринфа он объясняет «обидами», нанесёнными римским послам (IV.III); обвиняет Антония в том, что тот под влиянием Клеопатры желал царствовать в Риме и затеял междоусобную войну (VII.IV).
Диодор Сицилийский, «великий компилятор», иногда не замечающий противоречий между частями своего текста, заимствованными у разных авторов, отличается многословием и велеречивостью. Главное его достоинство – оно сохранил для нас фрагменты многих утраченных историков предыдущего периода.
