В святочных песнях поется о построении храма или церкви; в ней одно окно — солнце, другое — месяц, третье — звезда или звезды. Этот образ мы встречаем в колядках в разных местах Малороссии обыкновенно с применением солнца к хозяйке, месяца — к хозяину, а звезд — к его детям. Ой, на гори на камяний Там волохи церкву ставлють, Церкву ставлять, викно будуют, Одно виконце — яснее сонце, Друге виконце — ясен мисячок. Трете виконце — ясни зирки, Ясне сонечко — то господиня. Ясен мисячок — то господарь, Ясни зирочки — то его диточки. Но в галицких колядках строение такой церкви приписывается вороному коню.
Сын разгневался на отца и отделил для себя из стада вороного коня. Стадо пошло на тихий Дунай на золотые мосты. Обвалились золотые мосты, потонуло стадо, погиб и вороной конь. По этому поводу вспоминаются от лица сына, разгневавшегося на отца, достоинства погибшего коня: «Он замечал все, что я ему покажу: ушами подслушивал, глазами считал звезды, копытами бил белый камень и строил церковь с тремя окнами и с тремя дверьми; первое окно — ясное солнце, второе окно — ясный месяц, третье — ясная звезда; одними дверьми сам Господь входил, другими св. Пречистая, третьими св. Николай». Ой, бо вин мене добре нотовав. А ушеньками слухи слуховав, А оченьками звизди раховав, А копитами бил каминь лупав, Бил каминь лупав, церков муровав. С трома виконцями, с трома дверцами, Одно ж оконце — ясное сонце, Друге ж оконце — чом ясен мисяць, Трете ж оконце — ясна зирниця, Одними ж дверци сам Господь ходить, Другими дверци — свята Пречиста, Третими ж дверци — святый Миколай. Едва ли можно оспаривать, что личности христианского мира подставлены или представлены после, и притом до крайности непрочно и некстати. По-видимому, храм, в котором окна — солнце, месяц и звезды, должен означать небо, а гнев сына на отца дает повод полагать, что в языческой древности было что-то похожее на борьбу юных божеств со старейшим поколением. Чудный конь — выражение творческой силы — божеский конь, конечно, стоит в ближайшем отношении и с конями Перкуна (deewe sirai), и с конями Одина, и, вероятно, еще ближе с конем Свантовита, которого холили и кормили жрецы при храме этого божества в Арконе. Безразличное отношение звезд к людской жизни удалило в песнях звезды от месяца и солнца; они заместились дождем и отчасти ветром. В тех же карпатских колядках, на которые мы указываем как на самый богатый запас остатков языческой старины в народной поэзии, солнце, месяц и дождь являются тремя братьями; месяцу приписывается сила замораживанья, солнцу — размораживанья, а дождь дает зелень. З за той гори, з за високои, Видни ми виходят трех братив ридних: Еден братцейко — свитле сонейко, Другий братцейко — ясен мисячок, Третий братцейко — дробен дожчейко, Мисячок ся бере заморозити Гори й долини и верховини, Глубок поточейки и бистри ричейки; Сонейко ся бере розморозити Гори й долини и верховини, Глубок поточейки и бистри ричейки; Дождчичок ся бере зазеленити Гори, долини и верховини. Женская личность, которая переименовалась то в христианское имя Богородицы, то в неопределенное название вдовицы, сама происходит из источника, который образовался из слез, падавших из очей какого-то лица, которому в колядке усвоено имя Николая. Она белила ризы и крепко заснула; к ней приходят три гостя неодинаковые — то были солнце, месяц и дождь. Солнце хвалит себя и говорит: «Нет никого важнее меня: я как взойду — освещу церкви, костелы и все престолы». Месяц говорит: «Нет никого важнее меня: я как взойду — освещу гостей на дороге, волов в возе». А дождь говорит: «Я как пойду три раза на яровой хлеб — возрадуются жита, пшеницы и всякая ярина». Эй, двори метени, столи стелени, А за тим столом св. Никола, Головойку схилив, слезойку вронив, А з той слезойки ясна керничка, З ясной кернички Богородичка, Риза билила, твердо заснула! Прийшли до ней гостейки трое, Гостейки трое не еднакии, Еден гостейко — ясне сонейко, Другий гостейко — ясен мисячок, Третий гостейко — та дробен дожчик. Сонейко гварит: «Не е над мене! Ой, як я зийду в неделю рано — Поосвичаю церкви, костёли, Церкви, костёли и вси престоли». А мисяць гварит: «Не е над мене! Ой, як я зийду в ночи с пивночи — Поосвичаю гости в дорози, Рости в дорози, волойки в вози». А дожчик гварит: «Не е над мене! Ой, як я впаду три рази на ярь — Та зрадуются жита-пшеници, Жита-пшеници и вся ярина». Эти же три гостя в другой колядке изображаются приходящими к тому хозяину, которому колядуют, и ему говорят те же самые слова о своих достоинствах, какие говорили Богородице. Та вжеж до тебе в рик Биг приходит, В рик Биг приходит — три товарищи; Первый товарищ — ясне соненько, Другий товарищ та билый мисяць, Третий товарищ — дрибний дожчик. А що ж нам рече первий товарищ, Первый товарищ — ясне соненько? – Ой, як зийду разом з зорями, Та врадуеся весь мир на земли. А що ж нам рече другий товарищ, Другий товарищ — та билий мисяць? – Ой, як я зийду темной ночи, Та врадуеся весь мир на земли. А що нам рече третий товарищ, Третий товарищ — дрибний дожчик? – Ой, як я зийду разом з зорями, Та врадуеся жито-пшениця, Житей пшениця и всяка пашниця. Ой, як зийду мисяця мая, То врадуеся весь мир на земли. В той же колядке приходит в гости к хозяину сам Бог с товарищами: первый товарищ — ясное солнышко, другой — белый месяц, а третий — дробный дождик. Смысл таков, что пришествие Бога знаменуется собственно приходом одних только этих товарищей. Поется еще колядка, где рассказывается, как хозяин приготовляет стол и просит Бога к себе на вечерю. В одно окно светит солнце, в другое — месяц, кругом ясные звезды. Приходит Бог с Богородицею и святыми, а хозяин угощает Бога зеленым вином, Богородицу — сладким медом, а святых — производящею горилкою.
Просит Боженька на вечереньку — В одно виконце свитит му сонце В друге виконце та ясен мисяць, Яснии зори свитят в-около. Посадив Бога посеред стола, Святу Пречисту при другием столи, Уси святым на-вколо ней, Приймае Бога зеленим вином, Святу Пречисту солодким медом, Уси святыи шумнов горивков. |
