Но по другому представлению дитя само добывает себе долю; так девица пеняет на мать, зачем не разбудила ее: другие встали раньше и взяли себе по доброй доле, а она опоздала, и ей досталась лихая доля. Сама, мати, яровинила. Мене рано не збудила: Чужи дочки рано встали, Та по добрий доли взяли, А я, мати, спизнилася, Лиха доля судилася. В одной свадебной песне как будто языческие представления сталкиваются с христианскими; являются две доли разом: одна дается невесте Богом, а другая — родителем.
Ой, славен, славен Марусин посад, По всих виконцях ангели сидять, Ангели сидять, доленьку судять, А над дверьми сам Господь стоить, Сам Господь стоить, книжечку читае, Книжечку читае, доленьку роздае. Марусю, дитятко, чия доля липша? Ой, чи божая, чи батенькова? Несчастие представляется по отношению к доле двумя различными образами: или существованием у человека лихой доли, или отсутствием доли. Несчастная женщина приписывает свое горе тому, что мать ей дала при рождении лихую долю. Породила меня мати у Святу недилю; Дала мини лиху долю; де ии покину! Нет возможности отвязаться от нее: лихой доли ни продать, ни променять; люди поумнели, не хотят покупать. Лиху долю ни продати и ни проминяти: Тепер люди поразумнили — не йдуть куповати. Несчастная просит ее потеряться в поле, утопиться в воде, заблудиться в лесу, просвятиться в церкви — все напрасно: лихая доля везде уцепляется за нее. «Та пиди, доле, пиди, несчастная, в поли загубися, А за мною, та за молодою, та не волочися». — «Хоч я пиду, молода дивчино, в поли загублюся, А як пидеш пшеници жати, я за тебе вчеплюся». — «Та пиди, доле, пиди, несчастная, в лиси заблудися, А за мною, та за молодою, та не волочися!» — «Хоч я пиду, молода дивчино, в лиси заблудюся, А як пидеш калини ломати, я за тебе вчеплюся». — «Та пиди, доле, пиди, несчастная, в води утопися, А за мною, та за молодою, та й не волочися!» — «Хоч я пиду, молода дивчино, в води утоплюся, А як вийдеш рано води брати, я за тебе вчеплюся». — «Та пиди, доле, пиди, несчастная, в церкви присвятися, А за мною, та за молодою, та й не волочися!» — «Хоч я пиду, молода дивчино, в церкви присвячуся, А як прийдеш молиться Богу, я за тебе вчеплюся». Эта лихая доля иначе называется бида (беда), которая, по выражению песни, одинакова от Киева до Кракова: А хто биди не знае, Нехай мене спитае; А я в биди обидав, А я биду одвидав: Одь Киева до Кракова, Всюди бида однакова! — она неотвязно следует за козаком: с ним родилась, с ним венчалась она. Ой, пиду ж я, пиду, та з сего краю пиду, Ой, покину я та у сим краю биду. Ой, оглянусь я за крутою горою, Аж иде бида слидочком за мною… «Ой, чого ти, бидо, за мною вчепилася?» — «Я з тобою, безталанний, з тобою родилася». — «Ой, чого ж ти, бидо, за мною ввязалася?» — «Я з тобою, безталанний, з тобою винчалася». Впрочем, несчастная доля не всегда следует тенью за человеком; иногда она вдалеке от него, а между тем управляет его жизнью назло ему. Так, девица слышит голос своей доли из-за моря, как она пророчит ей несчастное замужество. Ой, дивчино зъумилася Де доленька подилася. Обизветься ии доля Аж на тим то боци моря: «Ой, я твоя родима, Та не дуже счастлива… Ой, ти пидеш, дивко, замиж, Тоди будеш постиль стлати Та не будещ на ий спати, Край кровати стоятимеш, Матинку споминатимеш: „Породила мене мати, Та не вмила прикопати Та малою дитиною“…» Но существует другое представление: человек несчастен оттого, что у него нет доли, никакой доли. Таким образом, доля имеет здесь значение существа доброго, приносящего счастье. Несчастная женщина приписывает свои бедствия тому, что мать умышленно не дала ей доли, купала ее и проклинала, желая, чтобы дочь ее не имела доли. Купаючи кляла, щоб доли не мала. В этом смысле несчастие называется недоля, бездолье, а несчастная женщина — бездольница. Ой, деж наша бездольниця На чужий сторони? Человек не только не имеет доли от младенчества, но и теряет ее; доля уходит от него, отступается, пропадает… Образы потери и искания доли обычны и любимы в народной поэзии. «Где ты моя доля? — восклицает женщина. — Заблудилась ли ты в лесу, опоздала в поле или ты была на пиру, пила мед-горелку? Зачем меня забыла?» Из за гори витер вие, Моя доля в гости йде. Чи ти, доле, в лиси заблудилась, Чи у поли опизнилась, Чи в беседи була, Мед-горилку пила — Де ти, доле, була, Що мене забула? Устаревшая несчастная женщина хочет запрягать волов или лошадей и догонять убежавшую долю. Она догоняет ее на калиновом мосту (то есть воспоминает о молодых летах) и просит долю прийти к ней в гости. Доля не возвращается. «Было б тебе, — говорит она, — меня прежде уважать, каждый день вечером стлать постель». Ой, запряжу сири воли, вороний кони, Ой, поииду доганяти счастливой доли. Ой, дигнала свою долю на калиновим мости: «Вернись, вернись, моя доля, хоч до мене в гости». — «Не вернуся я до тебе, не буду у тебе. Було б мене шановати, було б поважати, Було б мини що-вечира билу постиль стлати!» Чаще всего пропавшая доля — за морем или в море. Козак, возвращаясь с Дону, садится над водою, проклинает долю, а доля откликается к нему из-за моря (см. символику моря). В другой песне козак идет искать долю и спрашивает старика, где ему искать своей доли: в Сече ли, в Самаре, или в чистом поле. Старик говорит, что его доля выплывает на другой берег моря.
|