Хвастливый молодец, величаясь своим богатством и называя себя иронически бедняком, говорит, что у него семь сот волов, а мелкому скоту числа нет. Бо я хлопець убогий — Сим сот волив в обори, Яливнику без лику! С ирониею, в противоположном смысле, свекровь, попрекая невестку ее бедностью, говорит, чтоб она подоила коров, которых пригнала с собою.
Та встань, невистко, та встань, небого, Та подий ти корови, Що их навела, що нагнала до моей обори. В колядках хозяину поют, что Бог ему дал три рода счастья и один из этих родов счастья — волы и коровы, остальные два — здоровье и хлеб. Ой, вийди, вийди, пане господарю, Кличе тебе Господь на порадоньку. Даруе тоби три доля-счастя: Першая доля — счастя-здоровья, Другая доля — воли и корови, Третяя доля — жито-пшениця. Овцы вместе с козами служат иногда как бы добавочным к волам и коровам признаком благоденствия, напр., в некоторых колядках и в той песне, которую мы привели выше, где девица говорит богачу о волах и коровах, следуют слова: «У тебя, богач, козы и овцы, а у меня — ласковые слова». У тебе, багачу, кози й овечки, А у мене, багачу, ласкови словечки. С овцою, отбившеюся от стада, сравнивается одинокая сирота, несчастная женщина, лишившаяся мужа, и лихая доля. Ходить, бродить по улици як приблудна вивця; Ни с ким стати промовити вирного словця. …………………. Ой, у поли, при дорози там вивця пасеться, Ой, там моя лиха доля шляхом волочеться. С козлом и козою в народной поэзии соединяются остатки языческой старины. Древнее весеннее жертвоприношение козла, подробно описанное в известиях о литовском язычестве и существовавшее у славян, отражается и до сих пор. В некоторых местах Малорусского края есть обычай водить козла — обычай, потерявший свои прежние принадлежности и состоящий только в том, что на Масленице девицы бегают по селу и поют песни о козле или козе с припевами «ой лелю-ладо» и «ой диду-ладо»; припевы эти исключительно принадлежат веснянкам, так что песни о козле — самые ранние веснянки и открывают собою великое древнее народное торжество весны, которого признаками служат все вообще веснянки и весенние игры. Та вскочив козел в огород, в огород, Ой, лелю-ладо, в огород! Та поиив козел лук-чосник, Ой, лелю-ладо, лук-чосник! И билую петрушку, петрушку, Ой, лелю-ладо, петрушку! И чорную чернушку, чернушку, Ой, лелю-ладо, чернушку! Из одной песни, где вместо козла — коза, видно, что обычай водить козла или козу и, вероятно, жертвоприношение, которое за тем следовало, соединялись с надеждою или прорицанием урожая в грядущее лето. Го-го, козо, го-го, сира, Ой, росходися, розвеселися, При своему двори, при господари. Де коза ходить, там жито родить. Де коза туп-туп, Там жита сим куп: Де коза рогом, рогом, Там жито стогом, стогом; Де коза хвостом, хвостом, Там жито ростом, ростом. Другая песня довольно явно указывает на самое жертвоприношение, которое, должно быть, совершалось при посредстве старика. «Не ходи, козо, у тее сельце, А в тому сельци все люде стрильци. Устрелять козу в правее ухо, Скризь полотенце в щирое сердце». — «Ой, я не боюсь тих людей стрильцив, А тильки боюсь старого дида, Устрелить козу в правее ребро». Это имеет, как видно, прямое соотношение с известною великорусскою песнью о том, как хотят козла зарезать: сидит старик, держит нож, а возле него котел стоит. Из прочих домашних животных в песнях является кот — спутник младенческой жизни, преимущественно упоминаемый в колыбельных песнях. Приглашают кота укачивать ребенка: Иди, коте, до хати, Мое литя колихати, — кот приносит сон детям: Ой, кит-воркит ходить по гори, Та носить сон в рукави, Чужим диткам продае, А нашому так дае, — запрещают ему мурлыкать, чтобы не разбудить дитяти: Ой, ти, коте, не гуди, Мое дитя не збуди, — делаются намеки на его шаловливость и плутоватость: Люли-люли, коточок, Украв бабин клубочок Та й заховався у куточок. Он просит есть: Ой, коте, котку, Та не сиди в кутку. Не проси папки, Подбиваю лапки. Ой, ну, мовчи, коте, Дитина спать хоче! — лазит всюду и испытывает неприятности: Ой, коте-котку, Не лизь на колодку… Упав кит из труби, Одбив соби груди, — посылает кошечку за водою, кошечка падает в воду, а он вытягивает ее за хвост, и пр. Послав кит кицю, Та упала киця у криницю; Пишов котик ратовати, За хвист кицю витягати. Кроме того, кот — символ волокиты, проказника по любовным делам. Это проглядывает даже в колыбельных песнях. Ой, ти коте-коточок, Та не ходи в садочок, Не полохай дивочок, Нехай зовьют виночок. В других — большею частью шуточного тона — это яснее. Девица пригласила к себе в сени молодца; мать из хаты спрашивает, кто там ходит в сенях. Дочь отвечает, что это кот ловит мышей.
«Донько моя, Марусенько, хто по синях ходить?» — «Мати моя, матусенько, коток мишки ловить». В другой песне девица выпускает от себя милого в образе кота. Я, молода, уставала, Виконечко одчиняла, Сирого кота впускала. Возьму котика в припил, Ой, винесу я на двир, Та й пущу кота за двир, Щоб батенько не чував, Люде не вбачили, Що ми з им гуляли. |
