Мы выходим от доктора.

— Было мудро с твоей стороны надеть браслет.

— Он был на мне в драках и перестрелках, считаю — приносит хорошую удачу.

— Ещё бы. Докторишка не понял, но это — весьма мощная реликвия времён Очищения. Дай угадаю, снял с Каллиника?

— Бинго.

— Что?

— Жаргон, не обращай внимания. Да, с него самого.

— Старайся не палиться им. Хватит и того антикварного меча. Кстати, я бы не отказался на него взглянуть.

— После приёма дам посмотреть. Но не поносить. У него скверный характер.

— Энграммный?

— Угу. Случайно попался в стопах улья.

— Как и всегда. Адриан копается в мусорной куче, на которую истинный Комнин даже взгляд не кинет. Но кому достаются реликвии Старого мира? Естественно… у Кости глаза на лоб полезут, когда узнает о твоих делах. Странные невмы, странные реликвии и орава Уаров.

— Как там наши в целом? Я не слежу за новостями, да и последние события не особенно помогают.

— Константин как обычно. На нём фактически висит управление всеми шпилями и стопами между них. Плюс внешняя политика. С одним ханом замириться, на другого в поход пойти. Какие земли в оборот пустить, какие запретными оставить. Опять же, нужно поддерживать Порайск в мире и творить задел для будущих поколений.

— Ничего простого. Как обычно.

— Угу. Вот только раньше Михаил не высовывал голову из своего саркофага.

— Он снял сан? Мне казалось, нейромонахи не пребывают в этом мире.

— Не пребывают. За некоторым исключением, пример которого вьётся вороном вокруг шпиля да ублажает церковные ордена всякого рода. Церковники! Что-то я не слышал о них, когда рать Ызыогла на нас шла пять лет назад…

Я легко оглядываюсь. Сфера тишины или не сфера тишины — но есть уникумы, которые читают по губам. Понижаю голос:

— Он хотя бы благоволит нашим церковникам или?..

— Или. Не тут, братец. Не тут. У стен есть уши, и чем выше — тем больше.

Интересно, о чём это он? Словно услышав мой незаданный вопрос, Ада материализуется в полупрозрачного признака, и её горячий шёпот льётся мне в уши.

— Михаил помогает всем, кто ему платит. Набожность и близость к трону деспота открывают удивительно многие двери. Но в последнее время среди его клиентов сплошь Каллиники. Шепоты об этом слышны в Пургатории, но лишь на самых окраинах. Эхо шёпотов проговорившихся, отправившихся в информационный ад.

— По сестрицам и сказать нечего. Агриппина счастлива со своим Давидом-королевичем. Свадьба Таисьи отгремела с полгода… совсем не следишь за новостями?

— На дне с Эгрегором сложнее. С огнестрелом попроще.

— Ну… — куропалат чешет нос и кривит рот, словно есть что высказать, но сдерживается. — Дело твоё. Она просто всё надеялась, что ты приедешь. Считай, вместе ворон стреляли.

— С кем сочетались узами брака и всё такое?

— Да вышло что с корсуньским кесарем, — ухмыляется Фёдор. — Васька приехал куропалатом, а чума выкосила весь двор. Так что вернулся он уже наследником… ну а Рила совсем как ты. Дикая, что кот казанский, ловим её по всем плёснам — благо, что в отличие от некоторых, она не умеет уходить от систем наблюдения. — брат косится на меня, словно ожидая комментария, но я отмалчиваюсь. Я и сам до конца не понял, как Адриану удалось затеряться на… два года? Три? — А по матушке и нельзя было сказать, что в ней бунташья кровь.

— Кто знает, каким батёк был в молодости, — усмехаюсь я.

— Говорят, что матушка Агафья знавала. И судя по шести нашим братьям — знавала многое.

Я чувствую старую горечь. «Шестью братьями» у Комнинов звали шестерых младенцев от Агафьи Каллиник. Они прожили от одного до пяти дней, и молодая жена деспота сошла с ума от горя.

— Пусть Порайск им будет миром, — склоняю голову я.

— Аминь.

— Он не знает, но из шести только трое были мальчуганами, — шепчет Ада. — Всех успели подключить, даже уродца с хвостом и птичьим клювом. И никто не прожил дольше трёх стандартных недель. Авилла Каллиник не смогла пережить шестого младенца. С той истории прошло уже много лет, но в Пургатории до сих пор можно услышать тоскливый вой матери — и довольные проклятия её родственников.

Родственников? Что ж, видимо шпиль Птицы умудрился крепко нагадить моей семье. Если поверить демону — то между нами и вовсе лежит не Дон, так Мёртвый Донец, полный крови. Плюс откровенная наглость в заходе на «чужие» земли, попытка нарушить существующий городской строй… Пожалуй, лучше уж демон, чем такие враги. Но — только при условии, что Ада не врёт или не приукрашивает факты. Возможно и то и другое.

— Возможно, дорогой, но ты спроси лучше Фёдора, как там остальные братцы.

— А что с остальными? — отец женился пять раз. Старшие — Лихуд, Константин и Агреппина были от девицы из Ангелосов. Шесть младенцев — от Агафьи Каллиник. Мануил, Всеволод, Фёдор и Таисия — от заморской королевичны Гифы Готвиничной. Но кроме Рилы и Адриана у Фёдора были ещё дети… Вспомнить бы ещё их родителей. Адриан, какого чёрта ты не помнишь собственную мать?

в которой Адриан невозмутим, делает замечание и оправдывается

Скомороший шпиль. «Гнездо».

Резкость Фёдора меня удивляет. Всё-таки недостаточно свой?

— Скорее так: Рогволд, в отличие от тебя, не просто решил потрогать ножкой тьму. Он погрузился в неё, насладился ей и пропитался, — мурлычет Ада.

Брат морщится (искренне надеюсь, чему-то своему) и медленно отвечает мне:

— Я давно настаивал, что его стоит вычеркнуть из всех разрядных книг. И запретить пользоваться фамилией «Комнин». Рано или поздно его сожгут на костре, а вину в грехопадении возложат на нас.

— Мрачноватое пророчество.

— Всего лишь анализ ситуации, Адриан. Анализ ситуации.

За болтовнёй мы совершенно забываем, что уже вступили в «гнездо». В любом шпиле есть такая зона — закрытая для чужаков и овеянная облаком легенд. Многократно сильнее охраняемая и богатая. Обитель богачей, сильных мира сего и прочих примечательных (иногда) и совершенно серых (куда чаще) личностей. Воздух забит киберхерувимами, щебечущими воробьями. Мои нейронные системы начинают ныть не то от количества невм, не то от аромата благовоний. Он кажется настолько плотным, что на него можно повесить бердыш. Брррр. Адриановы воспоминания сигнализировали о скуке и отчаяния от глубоко въевшегося этикета.

Я — не настолько чопорен. Как и многие археологи, я искренне недолюбливаю высший свет и его академическое подобие во всех составляющих: многослойные реплики, зашкаливающий пафос и абсолютная оторванность от остальных людей. Тем не менее — и признаю его достоинства, как очевидные, так и не очень. Поэтому и остаюсь спокойным. Как-никак, это — мой первый подъём на вершину, и если собираюсь действительно отожрать себе место под солнцем и у хорошего хирургеона — придётся напитаться местной атмосферой. Да и если честно, мне банально любопытно.

Фрески, невесть откуда привезённые мраморные статуи, тихо гудящие серверные стойки, замаскированные под какие-то шкафы резного дерева. Дамы в расшитых сарафанах, кокошниках с настоящими, подсвеченными самоцветами. Напялившие на себя маску высокомерного презрения бояре, чьи горлатные шапки не могли достать до высоких сводов. Если бы не светящиеся глифы и явный подгон архаичной моды под практичность — вспомнил бы стереотипные иллюстрации Билибина. Но пока в голову лезли осколки невесть зачем вставленного на истфак курса по экономике.

Чёрт возьми, на чём местные делают деньги? Вроде бы вокруг города — пустошь, но за счёт кого тогда Нижнедонск и все его обитатели богатеют? Ладно, шуты торгуют зрелищами. Уары — продают меч всем интересующимся. Каллиники торгуют хлебом духовным, Комнины — материальным. А остальные? Прибавочная стоимость-то откуда берётся? Моя озадаченность не остаётся незамеченной Фёдором. Правда, он её трактует по-своему.

— Отвык от верхушки, братец?

— Не то слово, — улыбаюсь я.