– Мне нравится откровенность, – вставил Квинси, – я ручаюсь за профессора. Не вполне понимаю, куда он клонит, но, клянусь, он честный человек, и мне этого довольно.

– Благодарю вас, сэр, – с достоинством произнес Ван Хелсинг, – считаю за честь числить вас среди своих друзей и ценю вашу поддержку.

И он протянул Квинси руку.

– Я вовсе не желаю, – возразил Артур, – покупать свинью в мешке, как говорят в Шотландии, и если тут будут затронуты моя честь джентльмена или моя вера христианина, то не могу дать подобных обещаний. Если вы поклянетесь, что ваше намерение не затрагивает ни того ни другого, я сейчас же даю на все свое согласие, хотя, клянусь жизнью, никак не могу понять, к чему вы клоните.

– Принимаю ваши условия, – сказал Ван Хелсинг, – но прошу вас об одном – вы, прежде чем будете осуждать меня, хорошенько взвесьте свое решение и уверьтесь, что мои поступки не нарушают ваших условий.

– Решено! – сказал Артур. – Итак, переговоры завершены; могу теперь спросить у вас, в чем дело.

– Я хочу, чтобы вы пошли со мной на кладбище в Кингстед, но об этом никто не должен знать.

Артур изумился.

– Туда, где похоронена Люси? – спросил он.

Профессор кивнул. Артур продолжал:

– Зачем?

– Чтобы войти в склеп!

Артур вскочил:

– Профессор, вы говорите серьезно или жестоко шутите?.. Простите, я вижу, это серьезно.

Он снова сел, гордо выпрямившись, как человек, чье достоинство оскорблено.

Наступила долгая пауза. Наконец он спросил:

– И что же мы будем там делать?

– Откроем гроб.

– Это уж слишком, – сердито сказал Артур, вставая. – Я согласен на все в разумных пределах, но такое… такое осквернение гроба той, которую… – Дальше он не мог говорить от негодования.

Профессор с состраданием смотрел на него.

– О, если бы я мог уберечь вас от мучений, мой дорогой друг, Бог тому свидетель, я сделал бы это, – сказал он. – Но в эту ночь вам придется пройти по тернистой дороге, иначе вам суждено потом, быть может, даже на веки вечные, ходить по пылающему пути!

Артур побледнел и вскричал:

– Осторожней, сэр, осторожней!..

– Не лучше ли будет, если вы послушаете меня? – спросил Ван Хелсинг. – Тогда, по крайней мере, вы будете знать, что я предлагаю. Могу я начать?

– Да, разумеется, – вставил Моррис.

После некоторого молчания Ван Хелсинг продолжил, видно было, что это ему стоило большого труда:

– Мисс Люси умерла, не так ли? Да? Следовательно, все в порядке. Но если она не умерла?

Артур подскочил.

– Господи! – воскликнул Артур. – Что вы этим хотите сказать? Разве произошла какая-то ошибка? Разве ее похоронили живой? – Он был в таком отчаянии, что тяжело было на него смотреть.

– Я не сказал, что она жива, дитя мое, я не то хотел сказать. Я хотел сказать только, что она не мертва.

– Не мертва! Не жива! Что вы имеете в виду? Это кошмар или что-то другое, еще более ужасное?

– Бывают тайны, о которых мы можем только догадываться, разгадка их приходит годами и по частям. Поверьте мне, перед нами только часть тайны. Но я ничего еще не сделал. Вы разрешите мне отрубить голову умершей Люси?

– Клянусь небом и землей, нет! – воскликнул Артур с негодованием. – Я ни за что на свете не соглашусь, чтобы тело ее было поругано. Ван Хелсинг, вы слишком испытываете меня! Что я вам сделал дурного, за что вы меня так терзаете? Что сделала вам эта бедная девушка, что вы так издеваетесь над ее могилой? Или вы помешались, что говорите подобные вещи, или я сошел с ума, что слушаю их! Не смейте и думать о таком святотатстве, я ни за что не дам своего согласия! Я пойду защищать ее могилу от поругания, и, клянусь Богом, я это сделаю!

Ван Хелсинг встал со своего места и сказал сурово и серьезно:

– Лорд Годалминг, у меня тоже есть долг, долг по отношению к другим, к вам, к покойной, и, клянусь Богом, я это сделаю. Я прошу вас лишь об одном: пойдемте со мной, посмотрите, послушайте, и если потом я предложу вам то же самое, не беритесь за это дело более ревностно, чем я, ибо тогда – тогда я исполню свой долг по собственному усмотрению. Тогда я исполню ваше желание и буду готов дать вам отчет, когда и где захотите.

Тут голос его дрогнул, и он продолжал гораздо мягче:

– Но, умоляю вас, не смотрите на меня так гневно. В моей жизни было много тяжелых минут, терзавших душу, но столь трудная задача впервые выпала на мою долю. Поверьте, когда придет время и вы перемените ваше мнение обо мне, один ваш взгляд искупит эти печальные часы, ибо я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы уберечь вас от горя. Подумайте только, чего ради стал бы я так стараться и так горевать! Я пришел сюда, чтобы помочь вам, во-первых, чтобы оказать услугу моему другу Джону, затем помочь милой молодой девушке, которую я, как и вы, очень любил. Ей – мне даже стыдно сказать, но я говорю просто – я отдал то, что и вы: кровь из моих вен, отдал ей, хотя я вовсе не ее возлюбленный, а только врач и друг, если смерть моя в состоянии ей что-нибудь дать теперь, когда она и мертвая и «не-мертвая», пусть свободно возьмет мою жизнь.

Он сказал это с какой-то благородной, мягкой гордостью, и Артур был очень тронут. Он взял старика за руку и произнес, пусть голос его дрожал:

– О, сколь ужасно об этом думать, я никак не могу понять, в чем дело, но обещаю вам пойти с вами и подождать.

Ровно без четверти двенадцать мы перелезли через низкую ограду кладбища. Ночь была темна, луна лишь изредка выглядывала из-за туч, тянувшихся по небу. Мы старались держаться как можно ближе друг к другу; Ван Хелсинг шел впереди, показывая дорогу. Когда мы ближе подошли к могиле, я стал внимательно следить за Артуром, так как близость мест, связанных со столькими печальными воспоминаниями, могла его взволновать, но он держался молодцом. Должно быть, таинственность приключения увлекала его. Профессор открыл дверь склепа и, заметив нашу нерешительность, подбодрил нас тем, что сам прошел вперед. Мы последовали за ним, и он закрыл за нами дверь. Затем он зажег тусклый фонарь и указал на гроб. Артур, сильно волнуясь, двинулся вперед; Ван Хелсинг обратился ко мне:

– Вы вчера были здесь со мной. Тело Люси лежало тогда тут, в гробу?

– Да, лежало.

Профессор обратился к остальным со словами:

– Слышите? И все-таки тут есть кое-кто еще, кто мне не верит.

Он взял отвертку и снова снял крышку с гроба. Артур, бледный и молчаливый, глядел на это; когда крышку сняли, он вышел вперед. Он, очевидно, не подозревал или забыл о свинцовом гробе. Когда он увидел в нем дыры, кровь бросилась ему в лицо, потом мгновенно отхлынула, и он, мертвенно-бледный, стоял и молчал.

Ван Хелсинг отогнул свинцовую крышку, мы заглянули в гроб и попятились.

Гроб был пуст!

В течение нескольких минут никто не произнес ни слова. Молчание прервал Квинси Моррис:

– Профессор, я за вас поручился. Вашему слову я поверил! Я никогда бы не оскорбил вас подозрением, но эта тайна заставляет поступиться вопросами чести. Это дело ваших рук?

– Клянусь всем, что мне свято, я не прикасался к ней и не убирал ее тела. Произошло же вот что. Два дня тому назад я пришел сюда с Сьюардом и открыл гроб; и мы нашли его, как и сейчас, пустым. Затем мы остались ждать и увидели нечто белое, двигавшееся между деревьями. На следующий день мы пришли сюда днем и нашли Люси в гробу. Не правда ли, Джон?

– Да.

– В ту ночь мы подоспели как раз вовремя. Пропал еще один ребенок, и мы нашли его, благодаря Богу, невредимым среди могил. Вчера я пришел сюда до заката, так как на закате «не-мертвые» оживают.

Я прождал тут всю ночь до восхода солнца, но ничего не увидел. Должно быть, потому, что привесил к дверям чеснок, которого «не-мертвые» не выносят, и другие вещи, которых они избегают. Сегодня вечером, еще до захода солнца, я убрал чеснок и остальное. Вот почему мы нашли гроб пустым. Подождите вместе со мной. До сих пор тут происходило много странного. Постоим вне склепа, спрячемся где-нибудь потихоньку, вы увидите еще более странные вещи.