Сейчас полдень, и Curry 36 забито посетителями почти под завязку. Большинство моих соседей, глотающих Currywurst, облокотясь на довольно высокие столики, поглощены своими мобильными телефонами. Только я и еще один сотрапезник, сидящий в одиночестве, листаем бумажную газету (он читает Tagesspiegel, гораздо более уважаемое издание, чем мой Bild). Он выглядит как офисный служащий, ему около пятидесяти. Предполагаю, что в Берлине, как и почти во всем мире, это и есть средний возраст тех немногочисленных людей, которые все еще обедают в компании печатной газеты. Думаю также, что будущее традиционной прессы не слишком радужно.
Однако оно было таким девяносто два года назад. В 1926 году множество газет боролось за право утолить жажду новостей берлинских читателей, и немалое их число выходило двумя, а то и тремя тиражами в день. В то время существовало четыре медийных холдинга, которые в основном и делили рынок между собой: либеральные издатели Ульштейн и Лахманн-Моссе выпускали, соответственно, Vossische Zeitung и Berliner Tageblatt; концерн Scherl-Verlag, принадлежавший консерватору и националисту Альфреду Гугенбергу, издавал Berliner Lokal-Anzeiger; и была еще левацкая группа Мюнценберга со своим флагманским листком Welt am Abend. Однако оставалось место и для независимых изданий, которые выживали за счет преданных подписчиков, – такие как Berliner Börsen-Courier, Neue Berliner Zeitung и еженедельники Das Tage-Buch и Die Weltbühne. Кроме того, у каждой политической партии был свой печатный орган пропаганды: Vorwärts — у социал-демократов, Die Rote Fahne – у коммунистов и Völkischer Beobachter – у национал-социалистической партии. Панорама прессы в этот золотой век отражала сложную политическую и социальную ситуацию Веймарской республики: это был самый настоящий газетный лабиринт.
«Романское кафе» предоставляло своим посетителям все возможные периодические издания, за исключением Völkischer Beobachter. В глубине «бассейна для не умеющих плавать», рядом с телефонной кабиной, находилась специальная стойка, заполненная газетами. Но не только немецкими: там можно было встретить Wiener Journal, Prager Tagblatt, а также такие уважаемые издания, как The Times, Le Figaro и The New York Times, и даже несколько ежедневных газет на испанском, таких как La Vanguardia, El Sol и аргентинская La Plata.
Самыми востребованными ежедневными газетами в кафе были Berliner Tageblatt и Vossische Zeitung. За одним из столиков, выходящих на улицу, обычно сидели их издатели, Теодор Вольф и Георг Бернхард. На одной из фотографий 1926 года они изображены за беседой: Вольф, директор Berliner Tageblatt, с длинными вьющимися волосами, выделяется пышными усами в английском стиле, кончики которых смотрят в стороны; Бернхард, его коллега из Vossische Zeitung, с уже поседевшей шевелюрой, пытается сдержать улыбку на своих прямых и изящных, почти женских, губах. Обращают на себя внимание оправленный лорнет Вольфа и пенсне Бернхарда в черепаховой оправе, а также выражение лиц за ними – смесь самоуверенности, уважительности и ума.
В «Романском кафе» часто можно было встретить людей из мира журналистики: политических и общественных обозревателей, искусствоведов и театральных критиков, редакторов разделов культуры, спортивных репортеров, иностранных корреспондентов. На страницах своих изданий они спорили, однако здесь перемешивались, садились вместе, взяв кофе или пиво, выискивали друг друга по всему помещению, чтобы обменяться настоящими или выдуманными новостями и сплетнями, ложными зацепками, «слить» информацию. Были столики, за которые, казалось, целиком переехали редакции газет: за ними журналисты набирали текст на портативных печатных машинках, обсуждали статьи или отмечали неожиданные встречи.
Один из журналистов, буквально прописавшихся в «Романском кафе», Пауль Маркус из Berliner Börsen-Courier, уверял, что основная причина засилья его коллег в заведении заключалась в том, что на одной из стен в «бассейне для не умеющих плавать» в их распоряжение были предоставлены все тома Энциклопедии Брокгауза. Пауль утверждал, что видел, как один из корреспондентов, специализирующихся на Болгарии, писал свои «софийские хроники», восседая за одним из мраморных столиков кафе со вторым томом Энциклопедии Брокгауза.
Безусловно, богатый выбор периодической прессы способствовал этому: она использовалась в качестве справочных материалов и для отслеживания деятельности конкурентов. Возможность получать доступ к свежей прессе бесплатно выглядела особенно привлекательно в эпоху инфляции, в том числе для иностранных корреспондентов, которые посещали кафе ради заграничной периодики. Многие проводили здесь послеобеденные и вечерние часы, сбивались в группы и общались с местными завсегдатаями. К примеру, Жозеп Пла, каталонский журналист и писатель, скорее всего, именно в «Романском кафе» познакомился со своей будущей берлинской невестой, Али Херсковиц. Он рассказывает об этом в автобиографии:
Она была еврейкой; семья ее, происходившая из г. Яссы, расположенного в устье Дуная, впадающего в Черное море, жила в Лейпциге и занималась торговлей. Херсковиц была более чем молода (двадцать один год), не очень высокого роста, полная, со светлыми волосами, серыми глазами и белозубой улыбкой; она уделяла мало внимания одежде. Получив хорошее образование и воспитание, свободно владела французским и английским языками и была прекрасной собеседницей. <…> Я познакомился с ней в кафе – возможно, в «Романском кафе», рядом с Курфюрстендамм. Пригласил на ужин; она согласилась, и через два или три ужина стала проживать на том же этаже, что и я, в качестве квартиранта фрау Беренс, на улице, названия которой я не помню, очень унылой, удаленной от той части Берлина, которая была облюбована иностранцами.
Со своим другом, Евгением Ксаммаром, Пла создал в «Романском кафе» разношерстный кружок. Об этом он сообщил своему брату Пере в письме от 16 августа 1923 года:
У меня все хорошо, у нас веселая компания здесь, в «Романском кафе», в Шарлоттенбурге, еврейском квартале Берлина. К нам ходит Ксаммар, он потрясающий; русский Тассен, страстный антибольшевик, Вайо, два-три хороших итальянских журналиста и три испанских профессора на пенсии, люди, которые звезд с неба не хватают, но представляют собой лучшее из того, что может предложить Испания. Мы много разговариваем, и я хорошо провожу время. Я покорил их мгновенно, и они меня очень уважают.
Как и во всех кафе, достойных именоваться таковыми, в «Романском кафе» был официант, отвечающий за прессу. Клиенты звали его Рыжим Рихардом. Он был рыжеволос, почти карликового роста, и, как и Хёкстер, горбат. Рихард расхаживал по кафе, раздавая газеты и объявляя их названия по мере приближения к столикам. Рыжий Рихард был словно создан для новостей: именно он первым сообщил о смерти Вальтера Ратенау. В субботу 24 июня 1922 года, за несколько минут до того как пробило одиннадцать утра, он шел вниз по берлинской Королевской аллее к трамвайной остановке. Он услышал несколько выстрелов, взрыв и увидел искореженную машину и труп, лежащий на дороге. Рихард поспешил к ближайшей телефонной кабинке, чтобы позвонить в Berliner Tageblatt.
На самом деле Рыжий Рихард был представителем «Западного кафе». Там он прослужил несколько десятилетий и оказался в «Романском», когда «Западное» закрыли. Однако он, как и Эрих Мюзам, продолжал тосковать по этому прибежищу богемы. Существует карикатура, нарисованная в «Западном кафе» Вальтером Триером. На ней изображен счастливый улыбающийся Рихард с охапками газет. Кроме того, сохранился литературный этюд того периода, когда «Западное кафе» уже закрыло свои двери: бедный Рихард, грустный и потерянный, бродит от заведения к заведению в поисках работы. Там он уже не «безраздельный властелин национальной и зарубежной прессы», а лишь «душа, которая скитается по пажитям прошлого».
