— Сейчас в городе нет безопасного места, — сорвалось с губ девушки-незнакомки, которая, поддерживая Ларса под другую руку, помогала ему идти.
— Кто ты? — бросив на нее быстрый, полный подозрения и любопытства взгляд, спросил Бур.
— Нинти, — прохрипел, отвечая за свою спутницу Ларс. Его дыхание становилось все более и более затрудненным, лоб покрыла холодная испарина.
— Летописец, — донесся до них голос Шамаша, — помоги им.
Караванщик, сорвавшись со своего места, быстро подбежал к горожанам.
— Ну-ка, — отстранив Бура, он поднял раненого на руки и понес поскорее прочь из недавней темницы.
Горожанин бросился за ним следом, и лишь Нинти задержалась, подошла к богу солнца, не спуская с него взгляда глаз, в котором сперва было лишь удивление, затем, придя ему на смену, озарение, и, наконец, в них зажегся отблеск радости. Впрочем, и этот огонь горел всего лишь миг, сменившись болью и отчаянием.
— Шамаш, зачем ты пришел! — сорвались с ее губ горьким, полным укора вскриком слова. — Неужели ты не понял, что это ловушка? Неужели…
Колдун посмотрел на нее с сочувствием, затем тихо произнес:
— Весь этот город — ловушка. И для них, — он качнул головой в сторону горожан и караванщиков, — и для нас, — вновь обратив свой взгляд на незнакомку, добавил он.
— К чему эти загадки! — в отчаянии вскрикнула она. — Уходи! Уходи скорее, пока еще не поздно…!
— Поздно! — громкий раскатистый смех потряс саму землю.
В тот же миг Шамаш с силой оттолкнул девушку в сторону.
Та, растерялась — это было так неожиданно — не удержалась на ногах и, упав, скатилась с каменной насыпи вниз, к ногам караванщиков.
— Нинти, ты цела? — преодолевая собственную боль, Ларс пододвинулся к ней, коснулся плеча, заглянул в глаза.
— Да, — та оторвала от земли голову, открывая непораненое, лишь сильно испачканное лицо.
— Как Ты мог! — тем временем Ларс обратил полный гнева взгляд на Шамаша. — Ведь Ты бог добра! Чем эта несчастная, чистая душа заслужила…
— Что ты, нет! — поспешно остановила его Нинти. — Он защищал меня!
— Защищал? — он удивленно посмотрел на свою подругу, не понимая, что та имела в виду.
— Отвел от меня удар, — с опаской глядя по сторонам, тихо, чтобы никто, кроме Ларса ее не услышал, зашептала она. — Нергал ненавидит меня, считает, что я предала его тогда, давно…
Горожанин смотрел на нее, не понимая ни единого слова, но не ожидая объяснений, уверенный, что новые речи все лишь еще сильнее запутают.
…Им показалось, что прошла целая вечность, когда на самом деле минул только миг.
— Возвращайтесь к каравану, — посмотрев на людей, замерших по другую сторону насыпи, проговорил Шамаш. Видя, что и Евсей, и Лис, в руках которых уже поблескивали в красных отсветах огня факела мечи, и даже юный Ри готовы с жаром возразить, сказав что-то вроде того, что они обязаны защищать бога солнца, жертвуя не только жизнью, но и вечностью души, он качнул головой, хотел повторить…
— Неужели ты думал, что я отпущу их? — раздался громкий, словно раскат грома, голос, полный неземного, отчасти безумного смеха.
Подземелье заволоклось серыми тенями, которые, будто удушливый сизый дым, тянулись из всех щелей. Блеснула молния, ударившись в противоположную стену темницы, которая, мгновенно охваченная ярким, всепожирающим огнем, стала таять, словно лист бумаги на костре стихий, пока не исчезла без следа.
В открывшейся за ней части подземелья стояли, в окружении немой стражи призраков и демонов хозяин города и жрец.
— Дед… — сорвалось с губ Бура, едва тот увидел старика.
Юноша всегда противился воли старика, специально поступая во все тому назло. Однако, несмотря ни на что, он любил его, не понимая, в чем причина этого чувства, отвергая его, делая все, чтобы выжечь из своего сердца… Это было так, ибо иначе быть не могло: ведь они были одной крови.
— Нет, — Ларс приподнялся на локтях, сел, опершись спиной о большой холодный камень, — это Губитель!
— Но как… — юноша растерянно смотрел то на друга, то на старика, не понимая.
— Хозяин города сломил дух служителя, подозревая того в измене, — тихо произнес Ри, — а опустевшее тело занял… — он умолк, не в силах произнести не только рокового, заклятого имени ужасного бога, но даже Его прозвища.
— Нет, — тем временем, медленно скользя над землей, все ближе и ближе подступая к Шамашу, говорил Нергал, — я не отпущу ни свою жертву, ни тех, кто стал моей утехой. И ты не помещаешь мне, ибо ты — никто! — он остановился, повернулся к замершим в ужасе, не смея шевельнуться, людям, которые в едином порыве беззвучно зашептали слова молитвы — оберега. — С тобой пришли еще и другие, — по его губам скользнула хищная усмешка-оскал. — Ничтожные смертные! Зачем вы здесь? Что вы можете? Разве что умереть, — раздался мерзкий смешок. — Ничего, я люблю убивать! Могу обещать: ваша смерть будет долгой и мучительной!
— Оставь их, — процедил Шамаш сквозь стиснутые зубы, не спуская с врага взгляда черных глаз.
— А что, если я не хочу? Кто остановит меня? Эта наивная девчонка, которую мне уже давно следовало пронзить жертвенным ножом пустоты, да все руки не доходили?
— Я остановлю.
— Ты?! Да кто ты вообще такой! "Шамаш"! — каким-то невообразимым образом ему удалось вложить в это короткое имя столько ненависти и презрения, что под их слоем можно было бы похоронить всю землю. — Как громко, величественно! Вот только имя-то не твое. Ах, да, все ведь до сих пор надеются, что их добрый господин лишь ранен! И почему я не стал никого разубеждать? Не до того было, наверно… Или просто поленился… Не важно, ведь мне-то уж доподлинно известна правда, ибо я убил настоящего Шамаша вот этими самыми руками!
— Бог бессмертен! — воскликнул Евсей, в душе которого вспыхнул гнев, затмивший все остальные чувства, даже страх.
— Это что еще за букашка там пищит? — Нергал пренебрежительно поморщился. — Знаешь что? — он вновь повернулся к Шамашу. — Я вот тут никак не могу решить: убить мне сперва тебя, чтобы эти жалкие твари убедились, что ты никакой не бог… о, я представляю, какое разочарование им придется пережить…! Или, может быть, начать с них. Думаю, отчаяние, которое ты испытаешь, видя участь, постигшую твоих спутников, не имея возможности ничем им помочь, тоже будет весьма занятным зрелищем.
