– Не знаю, – вздохнул Асмуд. – Но князю перечить не советую, чтобы ни случилось. Прогонять тебя и жизни лишать князь, конечно, не станет, а со всем прочим можно и смириться – наказание перетерпеть… А я, коли желаешь, замолвлю словечко за тебя – скажу князю, что, мол, переживаешь-раскаиваешься…

– Спасибо, боярин. Не стоит.

– Зря упорствуешь, дочка. Ты ведь князю по сердцу пришлась, лаской и смирением могла бы из супруга своего верёвки вить.

– Я потерплю…

Асмуд укоризненно посмотрел на Ольгу, вновь вздохнул, но более ничего не сказал.

Когда солнце закатилось за полдень, пришёл князь. Он плотно затворил за собой дубовую дверь. В руках князь держал плеть.

– Разоблачайся, – кратко приказал супруг.

Ольга разделась до сорочицы.

– Всё с себя снимай. И косы распусти. И живее. А не то помогу.

Князь расстегнул плащ, вместе с плетью отложил его на скамью и приблизился к Ольге. Выглядел он почти спокойным, лишь глаза были ледяными да желваки на скулах ходили. Безо всяких словесных упрёков и упреждений, размахнувшись, он ударил её по щеке – в глазах у Ольги потемнело, и она упала на колени.

– Как посмела ты срамить меня перед гостями иноземными! – прорычал он. – Раз не звал я тебя на празднество, знать, сидеть тебе в своём покое было след! Безвылазно! За самовольство и дерзость свои отвечаешь!

Князь нагнулся, ухватил её за волосы, вынуждая встать на ноги. Но едва она утвердилась, тут же отшвырнул от себя, вниз и чуть в сторону, так, что она отлетела к ложу и ударилась об него одновременно плечом и виском. От острой боли, пронзившей тело, слёзы сами собой брызнули из Ольгиных глаз.

Дрожащей рукой Ольга коснулась виска, поглядела на испачканные кровью пальцы. Вид собственной крови испугал её сильнее боли, она всхлипнула и перевела взгляд на супруга.

Он стоял над ней с плетью в руках, в его глазах не отражалось и тени вины.

– Думала, я и впредь буду с тобой шутки шутить! Ошибалась! – князь склонился к Ольге, сжал её волосы и потянул вверх, заставив Ольгу подняться. Надавил ладонью на затылок и шею и уложил животом на постель. Уткнув её лицом в меховое покрывало, он высвободил руку из её волос, откинул их в сторону, выпрямился и вытянул плетью поперёк её оголённой спины.

– Слов не понимаешь, плеть объяснит! – ещё раз хлестнул. – Запомни, здесь всё лишь по моей воле происходит. По моей! И больше ни по чьей! Никуда не выйдешь из терема! Здесь безотлучно сидеть будешь и меня ждать и ублажать, ежели прийти пожелаю! – приговаривал Игорь, нанося удары.

Натешившись, князь отбросил плеть. Присел на край ложа, нетерпеливо снял сапоги и рубаху, развязал порты, а затем перевернул Ольгу на спину и навалился на неё, прижав ранами к ложу – беспомощный вид истерзанного, обнажённого тела жены чрезвычайно возбудил его. Ольга вскрикнула от боли.

– Кричи, – прохрипел он, вторгаясь в её тело. – Громче кричи.

А на смену крику пришли рыдания и стоны от боли, смешавшиеся с его сладострастными стонами. И чем сильнее было её страдание, тем ярче становилось его удовольствие. Достигнув вершины удовольствия, он рухнул на её тело и опустил лицо в разметавшиеся Ольгины волосы, сердце его бешено стучало. Придавленная его расслабленной тяжестью, Ольга едва могла дышать и лишь судорожно всхлипывала.

Полежав некоторое время неподвижно, Игорь поднялся и принялся размеренно, не спеша, одеваться. На жену князь больше не злился. Он полностью успокоился и, более того, изрядно насладился свершившейся расправой – Ольгина дерзость была сполна наказана и укрощена.

Одевшись, князь присел на край ложа. Ольга лежала на менее всего пострадавшем от избиения боку, обхватив руками притянутые к груди колени и укрывшись волосами. Он отвёл с её лица волосы и осмотрел рану на виске.

– Больно тебе, прекраса моя. Ну, да ты сама виновата, – заключил супруг. – Лекаря к тебе пришлю завтра. Сегодня уж потерпи, – поднялся и ушёл прочь.

Едва вышел князь, в ложницу вбежала перепуганная Любава.

– Княгинюшка, милая, что же это, – запричитала она.

– Принеси тряпиц чистых, воды и вина, – пробормотала Ольга.

Спустя время Любава промыла Ольге раны, перевязала голову и спину и помогла надеть ночную сорочицу.

– Лекаря тебе надобно, княгинюшка.

– Завтра лекарь придёт. Разбуди меня пораньше, если вдруг усну…

– Хочешь, побуду с тобой, госпожа?

– В светлице ляг. Позову, если что…

Наутро в углу рта запёкся кровоподтёк, нижняя губа распухла. На виске до глаза налился синяк, заплыло веко. Болело ушибленное плечо, саднили раны на спине, и всё тело ныло.

Ольга с трудом умылась, Любава расчесала и убрала ей волосы, принесла снедей. Есть совсем не хотелось.

Пришёл лекарь – муж средних лет, черноволосый, сухощавый, коротко стриженый.

– Здрава будь, княгиня. Позволь, осмотрю тебя.

– И тебе здравствовать. Как зовут тебя?

– Евтихий.

– Ты грек?

– Да.

Лекарь снял повязки, осмотрел висок, велел Ольге поводить глазами, следуя взглядом за движением его руки, потрогал жилку на запястье. Пощупал плечо. Протёр раны вином и нанёс какие-то мази.

– Вывиха нет в плече, раны не глубокие. Заживляющую мазь я тебе оставлю. Пусть трижды в день прислужницы смазывают твои раны на спине и прикрывают тряпицами. Чтобы уменьшить боль, пей молоко, прокипячённое с маковым зерном. К вечеру боль стихнет. На ночь выпей успокоительный отвар из кошачьего корня. Сегодня я сам сделаю и принесу тебе. Прислужнице твоей объясню, как заваривать. Тело у тебя молодое, крепкое – скоро поправишься.

– Эвхаристо, иатрос35, – произнесла Ольга по-гречески.

– Ты знаешь ромейский язык? – удивился лекарь.

– Олигос лексис36.

– Ти эпатэс? То эписа о архонтас?37

– Нэ38, – подумав, ответила Ольга.

– Халепос архонт39.

– Халепос? Не знаю этого слова.

– Анимерос, какос40.

– Понятно, – ответила Ольга, не соглашаясь, но и не отрицая.

– Я снова приду сегодня, не прощаюсь, княгиня.

– Евтихий, когда архонт еросити пери эму41, – с трудом подбирая слова, произнесла Ольга. – Прошу, ипе – ди ме перипатин42.

– Са лего, архонтисса. Игияне43.

Когда вечером лекарь принёс ей успокоительное питьё и мазь для лечения синяка на виске, он вновь обратился к Ольге по-гречески:

– Ин син то архонти. Ипон ун авто, ори ди анапсихин, ипнон кэ то прос тон аера ексо диатривин диа тин тис психис кэ ту соматос игиан су инэ44.

– Дисхерис45, – Ольга покачала головой. – Не понимаю тебя.

– Я выполнил твою просьбу.

– Эвхаристо, Евтихий. А где ты живёшь? Здесь, в хоромах? Я ни разу не видела тебя ранее.

– Нет, не в хоромах, но недалеко от них. На Хоревице у меня небольшой дом, где я живу и принимаю больных. В терем прихожу по велению князя.

– Как ты попал в Киев?

– О, это долгий сказ. Не для нынешнего посещения, – уклонился от ответа грек.

– Судя по тому, как ясно ты изъясняешься на языке славян, ты давно живёшь в наших землях. Скажи, есть ли у тебя какие-нибудь простые книги на твоём языке? Я бы хотела учиться греческой молви и дальше.

– Я был бы рад стать тебе полезным, княгиня. Но мои книги слишком сложны – это труды знаменитых лекарей – Гиппократиса, Цельса. Хотя, мне кажется, я знаю, кто бы мог тебе помочь. Когда я приехал в Киев, пресвитер Григорий позволил мне пользоваться своим переводным азбуковником46, где греческие слова толковались славянскими. Он составил его для себя, когда обучался в Констанинополисе. Я попрошу у него. Этот переводник поможет тебе в изучении ромейского языка.