Вдалеке послышался шум полицейских сирен.

— Слушаюсь! — ответил я и снял дубинку вслед за наставницей.

— Подданные, разойдитесь и пропустите жандармерию, иначе будете арестованы на пятнадцать суток, — рявкнула Ирена — я уже убедился, что она это умеет, когда нужно.

Мы решительно двинулась в толпу, которая заграждала вход в подъезд.

Крикливая девка и какой-то тощий парень с бледным лицом попытались преградить наставнице путь, но Снегирева без колебаний и с размаху зарядила дубинкой девке по плечу и потом оттолкнула на тощего, а идущий в шаге сзади от наставницы я ещё и добавил своей дубинкой ей по лопатке. Толпа недовольно охнула, но отпрянула.

— Подонки, сатрапы, псы! — раздались возмущённые крики.

«Их настрой мы немного сломили, но быстрее бы подкрепление», — думал я, понимаясь по грязной, обшарпанной лестнице вслед за наставницей. — «Никогда раньше не бил вот так людей, а сейчас даже и рука не дрогнула», — мандраж от ситуации вытеснил сомнения.

— А кто эти люди на плакате, госпожа лейтенант? — спросил, когда мы были уже на третьем этаже.

— Художественная композиция весьма точно изображает нашего сегодняшнего гостя — иранского шаха Гепардеви, французских президента Республики Гиббона и председателя Конвента Шарлотту Дельфинье, а также королеву Швеции Маргрету Ягуариссен, которая в счёт уплаты долгов передаёт несчастных детей-гибридов, похищенных из шведской Изнанки, на опыты французским маньякам-республиканцам, своим кредиторам, — просветила меня Ирена. — Ты газеты вообще читаешь, за новостями следишь?

— Последнее время — редко, времени нет, — ответил я.

Не хватало мне ещё пропагандой забивать себе голову.

«Почему у Астрид и королевы Швеции — почти одинаковая фамилия⁈ Неужели этим бизнесом занимаются на самом высшем уровне в Швеции и гибридов делают рабами их короны⁈ Приставка „ундер“ — надо было узнать у Галкина, что означает. Вероятно, как и у нас — вассальная приставка. Он ещё что-то говорил про то, что клан у девки непростой», — меня этот факт сейчас глубоко поразил.

Когда поднялись на пятый этаж и зашли в обшарпанный, темный коридор с запахом странной кислятины, в десяти шагах справа я увидел какого-то парня, стриженого «бобриком». Он стоял, опершись плечом на косяк полуоткрытой двери, и курил — встрепенувшись, через мгновение он сразу же закрыл дверь.

— Нам явно сюда, — кивнула офицер, доставая из кобуры табельный пистолет.

Я последовал её примеру, в глубине души сомневаясь, не является ли возможное применение оружия слишком уж чрезмерным в этой ситуации.

Глава 8

Несколько раз постучав в дверь и не дождавшись ответа, Снегирева уверенным движением ноги просто её выбила и с пистолетом на изготовку вошла внутрь.

«Применила легкое служебное заклинание», — догадался я, поскольку ощутил легчайшее колебание энергии под сердцем. — «Когда же я так уже научусь?» — вспомнил, с каким трудом и усилиями в школе и я сам, и остальные ученики делали некоторые учебные заклинания, которые считались несложными.

— Не двигаться, руки за голову! — выкрикнула Ирена.

Я вошёл следом за ней. В нос сразу же ударил запах какой-то кислятины, и как подсказала память — это было характерным признаком доведения на огне до готовности синтетического раствора из растительных брикетов с макропорошком, которыми «нулевики» пытались повышать себе магический коэффициент. Это незаконно, если только заниматься этим с целью сбыта готового варева. Другое дело, что сам этот метод был очень сомнительный.

«Зато рынок сбыта этой дряни — просто огромный, вот мошенники и процветают», — я быстро осмотрел помещение.

Хозяин квартиры и какая-то худая, патлатая девица стояли возле окна, со страхом глядя на наведенное на них оружие. В левом от окна углу стояли небольшие детские ясли. Оттуда доносился плач.

Через несколько секунд Ирена опустила и спрятала оружие, велев тоже самое сделать и мне.

— Назовите себя, предъявите документы и потрудитесь убедительно объяснить, почему вы проигнорировали приказ полиции и вывесили запрещённую политическую агитацию⁈ — решительно произнесла Снегирева, глядя на парочку.

Пока хозяин и хозяйка квартиры испуганно блеяли и доставали документы из тумбочки, я осмотрелся — жилье было бедное и неухоженное, и в уме прикидывал то количество административных и уголовных статей, которые можно применить к этим лишенцам.

— Вы должны немедленно снять плакат — это нарушение статьи двести четвертой административного кодекса, а ваша кулинария — это уже статья уголовная, если там есть превышающее нормы астральное излучение, — тем временем заявила Ирена, проверив их документы.

Испуганно покивав, хозяин квартиры бросился к окну и начал затягивать плакат обратно — получалось у него плохо. Несколько секунд посмотрев на это, я подошёл к окну и помог затащить довольно громоздкий плакат обратно в квартиру. В нескольких местах его пришлось надорвать.

— Я арестую вас, подданные Чумоваровы, а вашим ребенком займется служба призрения, пока вы будете в тюрьме, — подойдя к обшарпанной кухонной плите и брезгливо посмотрев на содержимое кастрюли, заявила Ирена, повернувшись к парочке.

— Нет, нет, помилуйте, госпожа офицер, — издав ужасающий вопль, рухнула на колени девица и начала громко рыдать.

«Такая драма будет каждый раз, когда придётся кого-то арестовывать и бросать в тюрьму?» — задумался я, поскольку такая перспектива не показалась мне заманчивой. — «Никаких нервов на это всё не хватит».

Бледный и дрожащий хозяин квартиры с ужасом смотрел на нас. Он стоял в паре шагов сбоку, и я приготовился его нейтрализовать в случае резких движений.

— Мы не виноваты, нас заставили, нам угрожали, — пролепетал этот Чумоваров.

— А-ха, заставили варить нелегальный синтетический кисель, которого хватит на целую улицу, и заставили повесить запрещённый анархический плакат? — медленно произнесла Ирена, глядя на парочку.

Потом она взглянула на меня — увидел в её глазах хитрые искорки.

«Так, надо помалкивать. Наставница явно знает, что делает», — расценил я таким образом её взгляд.

Ребенок начал кричать всё громче и надрывнее.

— Госпожа, позвольте успокоить моего маленького Жданчика, — воздевая руки в сторону Снегиревой, выкрикнула худая девица.

Офицер покивала и даже сделала разрешающий жест. Пока мамаша доставала дитятко из яслей, Ирена произнесла:

— Выбор у вас очень простой, подданные — или в исправительную тюрьму на полгода, и это минимум, — подняла офицер палец и посмотрела на хозяина, — или ты мне рассказываешь и про плакат — кто тебе заказал это дело, и про синтетику — где покупаешь. Уяснил?

Чумоваров ошарашенно покивал.

«Синтетикой называются разные макровещества, имеющие как растительное, так насекомое и органическое происхождение и применяющиеся широкими слоями населения для разных целей, часто нелегальных», — недовольно выдохнув через нос, вспомнил я чуть ли не дословное определение этого жаргонного термина в служебных инструкциях.

Меня поразило до глубины души бедное убранство в этой квартире.

— Говори, — взмахнула кистью Снегирева.

— Я, я не могу, они потом за мной придут, — медленно помотал головой хозяин квартиры.

— Кто — они? — более требовательно перебила Ирена.

— Скажи лучше, милый, — крикнула девица, успокаивая малыша.

— Мы вас защитим, не бойтесь! — подняла ладонь и веско сказала офицер.

— Брикеты мы покупаем у Дяди Арама, у него небольшая лавка чуть ниже по улице от нас, — показал рукой куда-то в сторону двери хозяин квартиры.

— Знакомое имя, — взглянула на меня офицер. — Говори про этот гнусный плакат, — снова перевела она взгляд на типа.

— Мне надо семью кормить, госпожа, поймите меня, — явно начал тот давить на жалость, но Снегирева подняла ладонь:

— Быстро говори, если не хочешь в тюрьму!

— Мы не хотим, не хотим, — закричала девица и поцеловала ребенка.