Утро застало их проснувшимися и тихими. Мартин лежал на спине, Виктория – на его плече, прижав ладонь к груди, чувствуя удары сердца и почти касаясь ее губами. Она была ошеломлена и настороженна, он – давал ей время. Каждый знал, что другой не спит, и думал о своем, и страшно было нарушать солнечную тишину, наполнявшую гостиную лыжного домика с потухшим камином, недопитой бутылкой вина на столике и открытой коробкой шоколада. И общим теплом под одним одеялом.

Первым не выдержал Март: плечо под щекой Вики шевельнулось, и он осторожно провел ладонью по ее боку, прямо по одежде – от груди к бедру. Поцеловал в макушку.

– Привыкаешь? – спросил чуть хрипловато после сна. И этот вопрос, а скорее, даже звук его голоса вдруг поставил все на свои места – и закрыл все сомнения и страхи прошедшего дня на тяжелый вечный замок. Потому что Вики вдруг поняла, что не сможет отказаться от возможности просыпаться вот так, с ним, в тепле и умиротворении.

– Думаю, – ответила она честно.

– О чем, Вик?

– О тебе.

Она не видела его лица, но поняла, почувствовала, что он улыбается.

– Эгоист во мне сейчас бьется в экстазе от восторга.

– Есть с чего, – проворчала она беззлобно, улыбнулась и, смиряясь с новой непредсказуемой жизнью, поцеловала его в грудь. – Чем мы раньше занимались, Мартин?

– Доказывали друг другу, что можем жить отдельно? – предположил он, продолжая мирно поглаживать ее. – Ненавидели? Злились, ревновали, тосковали, верили в собственное равнодушие? Росли над собой? И выросли ведь, Вик. Я стал тем, кем стал, только благодаря тебе. А ты?

– А я – вопреки тебе, – она с удовольствием скользнула рукой по его груди. – Просыпающаяся в тебе мудрость пугает меня больше, чем будущее, Мартин.

– Не переживай, – хохотнул он, – это я случайно. Не бойся будущего, родная. За это время я научился не только шутить, но и беречь тех, кто мне дорог. Я не дам случиться ничему плохому.

– Не надо, не говори так. Так еще страшнее, понимаешь?

– Вики, у нас все будет хорошо, – повторил он с типично мужским превосходством, смягченным долей иронии. – Ты будешь рожать мне детей, а я – с удовольствием жить у тебя под каблуком.

Виктория улыбнулась.

– Ты сам-то в это веришь?

– Милая, – заявил он неподражаемо торжественным тоном, – мир не видел большего подкаблучника, чем я. Тебе всего лишь надо меня слушаться.

Она скептически фыркнула, пошевелилась, забросив ногу ему на бедро.

– И не прижиматься так, когда я пытаюсь быть хорошим, – добавил он с ласкающими слух низкими нотками в голосе.

Виктория прижалась еще сильнее, провела рукой по его груди и ниже – он вздрогнул – и заключила удовлетворенно:

– А я-то думаю, отчего ты такой спокойный.

– Я? – удивился он. – Вики, да я так тебя хочу, что скоро задымлюсь. Я все-таки не только подкаблучник, но и грубый мужлан. А тут ты, такая теплая и разнеженная. Мои гормоны давно уже толкают меня на непотребство.

– Подожди, – попросила она мягко и снова погладила его по груди, прислушалась: и правда ведь, сердце бухает как молотом. – Мне так хорошо… просто так.

– Я понимаю, – пробурчал он сонно и обнял ее крепче. – Мы такие милые, да? Как тогда. Я все время хотел тебя завалить – и прикоснуться боялся.

«Как тогда» – это когда они могли часами сидеть вот так, обнимаясь. «Как тогда» – это когда замирали от первых прикосновений и понимания, что чувства взаимны.

Воспоминания окружили их едва заметной горечью, и Мартин успокаивающе коснулся ее волос.

– Это было давно, – сказал он мирно. – Почти не с нами, Вик. Но это было. Просто теперь это неважно. Да?

– Да, – ответила она тихо, понимая, что и ей, и ему еще предстоит встретиться с демонами прошлого – слишком много они натворили. И не раз былое напомнит о себе. Но сейчас, в этом тепле, растворенном в солнечном утре, оно не имело власти. И можно было говорить о том, что мучило их, спокойно и открыто.

– Почему Алекс? – спросил Мартин, словно прочитав ее мысли.

– Он мне очень помогал, – ответила она умиротворенно, – и был рядом. А я была одинока, раздавлена разводом и унижена. Саша – моя тихая гавань.

– А Макс? – все-таки спросил барон. И напрягся немного. Она помолчала.

– Мне его жалко. А тебе нет, Март? Он очень изменился после смерти Михея. Кто бы не изменился? Но он закрылся не только от нас: это ведь ненормально, когда здоровый, любящий женщин мужчина вдруг отказывается от них. Я хотела помочь ему и сама не заметила, как увлеклась.

– Я так и думал. Ты всегда бросалась нас спасать, Вики.

– А если я начну расспрашивать тебя о твоих женщинах, Март? – с легкой укоризной проговорила она.

– Прости, Вик. Я ведь ревнив, как варвар.

– Варвар и есть, – согласилась она со смешком. – С чего ты вообще сорвался вчера? Все же было как всегда.

– Вот именно, – подтвердил он, – как всегда. Ты ушла, а я понял, что так было и будет и время ничего не изменит. Пришлось рисковать и форсировать твои укрепления.

– Изменило бы, – призналась Виктория и даже глаза закрыла для храбрости. – Это когда мы виделись пару раз в год, было легко не воспринимать тебя. А с того момента, как Саша нас собрал, я тебя чуть ли не каждый день стала видеть. И почти разглядела, Мартин. Немножко нужно было подождать. Но ты меня вчера очень испугал. Я тебе такого наговорила… – голос ее прервался. – Это неправда.

– Тс-с-с, – сказал он мягко и снова провел ладонью по ее роскошным изгибам. – Я сам дурак. Знал же, что ты от страха начинаешь ругаться и драться. И как не любишь, когда на тебя давят. Устал, гордость взяла. А ты говоришь, мудрый. Перемкнуло меня, Вик.

– Вот-вот, – снисходительно заметила она.

– Кстати, – вдруг засмеялся Март, – надо будет Данилычу грамоту выписать. И спасибо сказать.

– Тогда уж и демонам, – не могла не захихикать Вики. – Из-за них он нас собрал.

– И им, – согласился барон благодушно. – Ну что, встаем? Или полежим так?

– Встаем, – вздохнула она с сожалением. – Не доверяю я этому лежанию.

– Проницательная, – пробурчал он и откинул одеяло. Сразу стало холодно. – Девочки первые в ванную, Вики. А я могу пока приготовить кофе… и поподглядывать за тобой.

Она показала ему кулак и быстро сбежала, ощущая себя очень-очень юной и беззаботной.

Совместное распитие кофе было последним неспешным событием в суматохе наступившего дня. Мартин, словно с цепи сорвавшись, целый день таскал Вики по Туре. Виктория опомниться не успевала, как с цветастой вытянутой лодки, что плыла мимо изящных небоскребов Пьентана – с лодочником в широкой шляпе, с белыми лотосами на воде, – перемещалась на пахнущий специями и животными рынок в Тидуссе, где Март покупал ей диковинные кованые украшения из золота и крошечные баночки с солнечным медом. Только успевала поставить все это у себя в покоях, как блакориец утягивал ее в парк качелей в эмирате Лукуа и там, встав на корму широкой люльки, раскачивался так, что они едва не делали круг – и Вики визжала от страха. Страх сделал ее голодной – и барон кормил ее обедом в своем доме в Блакории и жадно прижимал к стене столовой, целуя так, что она проваливалась в жаркую тьму и никуда уже не хотела идти и ничего видеть. Но Мартин отступал, тянул ее за руку – и снова сменялось все вокруг. Побывали они и в темном зале, где сидело с полсотни человек – и все, затаив дыхание, слушали хрипловатый голос и сладкие песни легендарной Кари́ны Ина́сис. Маленькой, некрасивой, божественной. И Вики слушала, прислонившись спиной к груди Марта в уголке небольшого концертного зала. Слушала и улыбалась рассеянно: столь прекрасен был голос несравненной Карины, что, бывало, от него излечивались больные. Он наполнял любовью, лечил душевные раны, спасал от злости и обид.

– Магия, – сказала она очарованно, когда концерт закончился; Март перед этим пропал на несколько минут и вернулся с роскошным букетом, который с поклоном вручил дивной Инасис.

– Магия, – согласился он, целуя Виктории руку. Глаза его были теплыми, да и у самой Вики внутри плескалась огромная тихая нежность. – И, заметь, ни капли классического дара. Только кровь Синей и талант изменять голосом вибрации стихий так, как требует ее душа.