Телеграммы в дивизии и соседние армии летели одна за другой, Корнилов, как новый командующий, сыпал всё новыми и новыми приказами, ещё даже не добравшись до штаба фронта. Потом, когда он станет Верховным Главнокомандующим вместо Брусилова, эти приказы распространятся на всю армию.

Главное пока не изменить историю чересчур сильно, чтобы Керенскому всё-таки пришлось назначить Главковерхом именно его, а не кого-то другого. Прапорщика Крыленко, например. В политике, как и на рыбалке, подсекать нужно вовремя.

Пока что Корнилов особо ничего не менял, разве что немного форсировал события, которые и так должны были произойти. Но вот потом, когда в его руках окажется уже реальная власть, не только военная, но и политическая… Там уже можно будет развернуться во всю ширь. Как говорится, винтовка рождает власть. И он уже власть уже не упустит.

Но сперва надо разобраться с этим позорным бегством и развалом армии.

— Полковника Неженцева ко мне, — приказал Корнилов.

По счастью, командир Первого ударного отряда сейчас находился здесь, в Коломые, так что довольно скоро в кабинет генерала вошёл высокий молодой человек в полевой форме и почти незаметном на узком лице пенсне в тонкой металлической оправе.

— Ваше Высокопревосходительство! Полковник Неженцев по вашему приказанию прибыл! — доложился он.

Молодой, даже юный, он не выглядел на свои тридцать лет, несмотря на то, что прошёл всю войну от самого её начала.

— Здравия желаю, Митрофан Осипович, — поприветствовал его Корнилов. — Гадаете, зачем я вас вызвал?

— Никак нет! — отрывисто воскликнул Неженцев.

— Вы лучше меня знаете, что сейчас происходит на фронте, не так ли? — хмыкнул Корнилов.

Полковник едва заметно скривился. Очевидно, он вспомнил все эти позорные сцены дезертирства и грабежей, которым стал свидетелем.

— Бегство и трусость необходимо пресекать, — продолжил Корнилов. — Любыми методами. Только что я издал приказ о восстановлении смертной казни. Пока только на Юго-Западном фронте, но я надеюсь, что он распространится и на все остальные фронты.

Лицо Неженцева посветлело.

— Ударные отряды должны стать теми, кто остановит паническое бегство. В крайних случаях разрешаю применять пулемёты и артиллерию. Вычленяйте агитаторов, шпионов, подстрекателей к мятежу, немецких агентов и прочих врагов революции, — произнёс Корнилов.

В каждом слове звенела сталь.

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — по-старорежимному отчеканил полковник.

— Отводите отряды в тыл, выставляйте заставы на всех дорогах, проявите смекалку, господин полковник. Солдаты должны вернуться в окопы, — добавил Корнилов.

— Будет исполнено, — произнёс Неженцев.

— В скором времени ударные отряды будут переформированы в полк, — сказал генерал. — Если справитесь сейчас, рассчитывайте на командование полком. А там и до дивизии недалеко.

— Рад стараться, Ваше Высокопревосходительство! — выпалил Неженцев.

Вдохновлённый полковник умчался наводить порядок, а Корнилов наконец закончил с делами и приказал выступать. Поезд на Каменец-Подольский уже давно стоял на путях, ожидая только его отмашки.

Глава 5

В поезде

Поезд, тихонько покачиваясь на путях, бежал к Черновцам, чтобы там повернуть на Каменец-Подольский. Корнилов обедал с семьёй в своём вагоне, угрюмо поглядывая в окно, за которым проносился довольно однообразный зелёный украинский пейзаж. Жена, Таисия Владимировна, старшая дочь Наталья и сын Юрий молча сидели за столом в купе, не смея заговорить с ним, а генерал снова думал о том, как ему не допустить развала страны.

С одной стороны ультралевые с их интернационализмом и пораженчеством. С другой — промышленники и финансисты с их вывозом капитала за границу, иностранными кредитами и рукой Антанты глубоко в заднице. С третьей — контрреволюционеры и монархические организации, обиженные на то, что Корнилов был вынужден арестовать царскую семью. А ему надо как-то вырулить между всеми этими рифами, что напоминало поездку на одноколёсном велосипеде над пропастью, кишащей крокодилами. По лезвию бритвы. С завязанными глазами.

Но в девяностые бывали ситуации и похуже, так что генерал, вместо того чтобы унывать и сокрушаться о своей тяжёлой попаданческой судьбинушке, строил планы. Достаточно коварные, чтобы оставить за бортом и тех, и других, и третьих.

Память генерала вспыхивала разрозненными фрагментами, так что ему приходилось больше полагаться на собственные воспоминания, прочитанные когда-то мемуары, учебники и статьи. Ну и на собственный опыт. Разбираться в людях он научился давным-давно.

Исподволь всплывала идея основать собственную политическую партию с чёткой программой, пусть это и считалось недостойным офицерской чести. Мол, армия должна оставаться вне политики, и многие офицеры и генералы по-прежнему считали, что так должно быть и впредь. Но политика пришла сама, через комитеты, и быстро распространилась среди нижних чинов, причём совсем не та, которая нужна была правительству. Как раз это и нужно было исправить.

Так что нужно было создать какой-нибудь «Союз патриотов России», «Народно-республиканскую партию России» или что-то в этом роде. Возможно, даже через подставное лицо, чтобы официально выступать на вторых ролях, а уже неофициально держать все ниточки в твёрдом кулаке. Партия кадетов, они же конституционно-демократическая партия, которая и выступала на правом фланге правительства во главе с Павлом Милюковым и Владимиром Набоковым, отцом будущего писателя, для данной цели не подходила совершенно. Кадеты представляли собой рыхлое образование вшивых интеллигентов, мягкотелых и неспособных на решительные действия. Всё, что они могли делать — так это только созывать бесконечные совещания, затягивать обсуждения и качать головами, как китайские болванчики, пока более активные и мотивированные левые партии захватывали сердца и умы электората.

Правые партии вроде Союза русского народа, Союза Михаила Архангела и Русской монархической партии вообще после самой демократической и бескровной Февральской революции были запрещены. Этих можно ещё хоть как-то переманить на свою сторону на почве патриотизма.

Раз существующие структуры не подходят для решения задачи, проще всего создать новую. Правило, подтверждённое сотни раз, им пользовались все, от Ивана Грозного до Петра Великого и так далее.

— Мне нужно поработать, — произнёс генерал, поднимаясь из-за стола.

Члены семьи пробормотали что-то невнятно-уважительное в ответ. Корнилов перестал уделять семье должное внимание, для него теперь они стали совершенно чужими людьми, да и времени на семью не хватало совершенно. Хотя если судить по воспоминаниям генерала, жену и детей он любил. Генерал машинально покрутил оба кольца на безымянном пальце правой руки — обручальное и кольцо с китайскими иероглифами.

Корнилов вышел в коридор, солдат охраны тут же вытянулся по стойке «смирно». Опять с винтовкой на плече. Надо это исправить, выдать охране автоматы. Например, автомат Фёдорова, который уже принят на вооружение. Жаль, что знаменитые томми-ганы не закупить, сумрачный американский гений ещё только трудится над его изобретением. А лучше вообще заменить охрану на какой-нибудь надёжный полк, потому что среди нынешней охраны наверняка полно агентов разведки, шпионов и прочих вредителей. Надо озадачить начштаба фронта.

В отдельном купе, служившим кабинетом, Корнилов наконец сумел уединиться. Работы был непочатый край по всем направлениям, и он решил начать с самого простого — программы партии. Тезисы нужно было изложить самым простым и понятным языком, чтобы не только профессора могли в ней разобраться, а чтобы даже самые тёмные мужики, даже чукчи и туркмены на дальних окраинах империи могли понять и пересказать эту программу.

Генерал вставил лист бумаги в печатную машинку, быстро разобрался с механизмом и архаичной клавиатурой, хотя больше привык к тонким ноутбучным клавишам, и бодро застучал по буквам, игнорируя еры и яти. Программа выходила откровенно популистская, за всё хорошее против всего плохого, с огромным шансом, что против её создателя единым фронтом выступят и крайние левые, и крайние правые. Теория подковы сбоев не даёт. Но вот умеренные партии, типа правых эсеров и меньшевиков, составляющие сейчас большинство, легко согласятся со всеми пунктами.