— Мне нужны верные люди, Завойко, — сказал генерал. — Надёжные. И офицеры, и солдаты.
— Ваше Превосходительство! — он бросился уверять Корнилова в своей лояльности, но генерал жестом дал понять, что не договорил.
— Вся иная пропаганда, отличная от этой, — Корнилов снова помахал листком с речью, — Должна быть пресечена. Вражеских агитаторов нужно убирать любыми способами.
— Любыми? — переспросил Завойко, не веря своим ушам.
Генерал кивнул и перечислил все допустимые меры воздействия, подробно инструктируя ординарца.
— Иначе фронт рухнет изнутри. Ступайте. Вызовите ко мне Голицына, — сказал он.
— Есть!
Воодушевлённый прапорщик отдал честь и пулей выскочил из кабинета, а Корнилов расслабленно откинулся на спинку стула. Ординарец казался ему неимоверно скользким типом, но для подобной работы именно такие люди и нужны. Да, жулик и прохиндей, но хотя бы его взгляды на ситуацию пока совпадают с линией партии. Такой если и продаст, то только за очень большие деньги, и уж точно не большевикам.
В дверь постучали, генерал разрешил войти. На пороге показался молодцеватый усатый полковник, обритый наголо. В отличие от Завойко, он держался прямо, гордо, но не надменно. Виднелась военная выправка, которой прапорщик не обладал. Голицын щёлкнул каблуками, вытянулся смирно и набрал воздуха в грудь, но генерал его опередил.
— Здравствуйте, Владимир Васильевич. Присаживайтесь, пожалуйста, — Корнилов указал ему на стул прежде, чем он успел гаркнуть на весь кабинет положенное приветствие.
Имя и отчество генерал подсмотрел в штатном расписании, по которому Голицын, оставаясь в чине полковника, числился в штабе на должности генерала для поручений.
Голицын поблагодарил генерала кивком и сел, держа спину прямо.
— Что думаете о сложившейся ситуации, господин полковник? — спросил Корнилов.
Полковник вскинул брови.
— Ситуация близка к катастрофической, Ваше Превосходительство, — произнёс он после короткой заминки. — Наступление захлебнулось. Генерал Эрдели, при всём уважении, не удержится. Солдаты бегут.
Генерал побарабанил пальцами по столу. Он до сих пор не мог привыкнуть к их виду. Эти руки, несомненно, выглядели куда более крестьянскими, нежели у многих эсеров, и куда более пролетарскими, нежели у многих большевиков. Самое то, чтобы властно сжимать штык мозолистой рукой, но теперь его оружием стали бумаги и чернила.
— Армии нужна твёрдая рука, господин полковник, — сказал Корнилов.
— Всецело поддерживаю, Ваше Превосходительство, — взглянув генералу прямо в глаза, произнёс Голицын. — Все офицеры поддерживают.
— Советы депутатов считают иначе. Вы отправитесь в Каменец-Подольский, к Савинкову, вместе с прапорщиком Завойко, — сказал Корнилов.
Голицын внимательно ловил каждое слово.
— Убережёте прапорщика от самодеятельности, во-первых. За ним нужно приглядывать. Он должен убедить Савинкова поддержать мои начинания в армии, кажется, они как-то знакомы, но с вами, полковник, будет надёжнее. И во-вторых, вы куда точнее сможете рассказать комиссару о том, как на самом деле обстоят дела на фронте.
Полковник поднялся со стула, одёрнул мундир, не отрывая от генерала пристального взгляда.
— Когда прикажете отправляться? — спросил он.
— Чем скорее, тем лучше, Владимир Васильевич. Желательно уже сейчас, — чётко произнёс Корнилов.
Глава 3
Коломыя
Остаток дня генерал провёл, выслушивая доклады и читая телеграммы, которые безостановочным потоком стекались в штаб. Ситуация и впрямь была плачевной, германец рвался к Тарнополю, армия беспорядочно отступала, попутно грабя местных (не оставлять же врагу!), будто саранча. Брусилов рвал и метал, генерал Гутор пребывал в растерянности. Мало того, что наше наступление полностью провалилось, так ещё контратака австро-германских войск прорвала фронт, словно тонкую бумагу. Похоже, что ледяное спокойствие сохранял один только Корнилов.
Зато он смог наконец разузнать, что происходит в стране и мире. Пришлось для этого позаимствовать у начальника штаба несколько газет. Да и за ужином, на котором, кроме семьи, присутствовали несколько генералов, Корнилов больше слушал и запоминал, подкидывая изредка наводящие вопросы.
Общее настроение было скорее неуверенным, у кого-то даже испуганным, все единодушно сходились во мнении, что Временное Правительство и лично Керенский ведут страну к пропасти. Но что удивило генерала больше всего, так это то, что большевиков сейчас все считали германскими наймитами и шпионами. С другой стороны, это говорили царские генералы, от которых было бы глупо ожидать другого мнения. Многие прямо заявляли, что большевики по приказу кайзера и немецкого генштаба устроили демонстрацию в тылу аккурат перед немецким контрнаступлением.
Газеты писали про волнения в Петрограде, про волнения в Киеве, но уже не большевистские, а наоборот, националистические. Провалом наступления пользовались все, кому не лень, но генерал чуял, что без помощи извне тут тоже не обошлось. В Киеве поработали уже австрияки. Ну и из газет удалось точно узнать дату, в какую довелось угодить, удостовериться ещё раз. 6 июля 1917 года, если по старому стилю, или 19 июля, если перевести в привычное летоисчисление.
Времени оставалось не так уж много. Собственно мятеж должен произойти примерно в конце августа. Меньше, чем через два месяца. Можно было бы попробовать самоустраниться от участия в мятеже, но такие дела не делаются в одиночку, за каждым публичным лицом всегда стоит некая группа, и если Корнилов попытается взять самоотвод, то на его место просто выберут другого, более сговорчивого генерала. Точно так же распиарят, создадут имидж спасителя нации и отправят на Петроград, скорее всего, с тем же результатом, что произошёл в реальной истории. А это значит, что маятник революции вновь качнётся влево, и на этот раз большевики своего не упустят, мобилизуя все силы на борьбу с «контрреволюцией».
Лучше будет самому возглавить этот мятеж. Нет, не мятеж, успешные мятежи зовутся иначе. Переворот. Принять, так сказать, более активное участие в его подготовке. С его послезнанием и опытом это должно получиться гораздо удачнее.
Керенский… Этот проныра-адвокат, считающий себя спасителем нации и мечтающий о директории, а ещё лучше, о личной диктатуре, первая и самая главная опасность. И ладно бы у Керенского хватало стали в яйцах, чтобы делом подтверждать все те тезисы, которыми он сыпал на многочисленных митингах, но нет, этот идиот профукал все шансы, которые ему предоставила судьба. Александра Фёдоровна, клоун в женском платье.
Вот с ним в первую очередь нужно держать ухо востро. Не с большевиками и не с черносотенцами, а именно с этой политической проституткой. Корнилов изо всех сил вспоминал прочитанные учебники и мемуары, и все авторы сходились во мнении, что именно Керенский отдал власть в руки большевикам. А значит, его нужно устранить раньше.
Что мы имеем в активах? Ударные полки уже сформированы, верные люди, хоть и в малых количествах, но всё-таки есть. Завойко, подробно проинструктированный перед отбытием, должен привлечь Савинкова и фронтовых комиссаров для агитации за генерала и его программу. Пусть это всего лишь один Юго-Западный фронт, но это уже что-то.
Более или менее крепким был Румынский фронт, чуть хуже держался Кавказский фронт. Западный и особенно Северный, как наиболее близкие к очагу революции, на этот момент оказались разложены почти полностью. Опереться на армию не получится, потому что в данный момент большая часть армии это рыхлая распропагандированная масса. Ударные полки, батальоны смерти, офицерство, юнкера, частично казачество, вот их удастся привлечь без особых проблем, а всех остальных придётся агитировать и убеждать.
Корнилов чётко понимал, в чём заключалась основная причина успеха левой пропаганды. Земельный вопрос, наиболее острый в стране, требовал решения, и самое простое и понятное предлагали именно крайние левые. Отнять и поделить. Идея чёрного передела цвела и пахла, и солдаты, многие из которых вышли из крестьянских общин, готовы были пойти хоть за чёртом, хоть за немцем, если бы они предложили ему землю. Вот только земли не хватало, даже если отнять её у всех помещиков, монастырей, церквей и других крупных землевладельцев.
