А Савин уже пробирался по длинным коридорам театра, то и дело всматриваясь в таблички с надписями. На одной из них он прочитал «Гримёрка 1». Это было как раз то, что нужно. Он тихонько надавил на дверь. Она легко, без скрипа, отворилась. В гримёрке никого не было, и корнет проскользнул внутрь. Нужно было быстро приниматься за дело. Савин отыскал в шкафу большую свечу в подсвечнике и зажёг её.
Гримёрные принадлежности заманчиво засверкали на столике. Первым делом Савин взял парик и усы, висевшие на специальной голове-манекене — эти детали способны до неузнаваемости изменить любую внешность. Пышные каштановые усы прибавили ему возраста, а заодно скрыли припухлости на разбитых губах, элегантный парик спрятал ссадины на лбу и на шее.
Дальше Савин принялся за грим, которым умело пользовался ещё с лицейских времён — сначала замазал синяки и ссадины кремом телесного цвета, затем хорошенько припудрил сверху. Вскоре все следы побоев были надёжно скрыты.
— Спасибо, господа бандиты, что больше били по спине и бокам, — пробормотал Савин. — Пощадили, так сказать, обаяние моей личности!
Он отыскал в ящике стола баночку со специальным клеем и тщательно прикрепил к лицу накладные усы.
Вид получился импозантный, ни дать ни взять — богатый дворянин или промышленник, не чурающийся светской моды. Оставалось подобрать приличную и чистую одежду. Порывшись в шкафу, Савин обнаружил великолепный чёрный костюм, пришедшийся ему впору, и лаковые чёрные туфли своего размера. Оставалось только одеться, и можно смело выходить в свет.
Едва Савин успел сунуть одну ногу в штанину, дверь в гримёрку отворилась, и перед корнетом предстал хмурый сторож, который недавно стоял у входа в театр. Он озадаченно уставился на незнакомца и раскрыл было рот, чтобы задать вопрос, но Савин тут же заорал:
— Ты что себе позволяешь! Уже и переодеться нельзя? Тебя стучаться не учили?
Опешивший сторож, не смея возражать «господину актёру», виновато попятился назад и скрылся за дверью. Савин вытер пот, выступивший на лбу, и поспешил одеться, пока сторож не заподозрил дурного.
3.
Ночью московская улица, на которой располагался театр, освещалась красивыми фонарями, подвешенными к столбам на чугунных цепях. Жёлтый мерцающий свет печально струился на мостовую. В этом сиянии всё казалось невероятно романтическим. Шагая между фонарей, Савин ощущал сладкое предчувствие, которое часто охватывало его накануне удачного приключения. Промахнулся с бандитами? Досадно, но не смертельно! Зато жизнь подкинула ему чудесную награду — встречу с Фанни.
Савин с деловым видом подошёл ко входу гостиницы, от дверей которых его с позором изгнали. Изображая полную уверенность, он вальяжно размахивал тростью, как это делают знатные особы. Швейцар, задремавший у входа, не заметил гостя и стоял, прислонившись к стене, словно статуя. Савин разбудил его громовым начальственным басом:
— Эй, человек! Мне что, самому дверь открывать?
От неожиданности швейцар вздрогнул и живо отворил входную дверь, виновато кланяясь важному гостю:
— Пожалуйста, пожалуйста, ваше благородие!
Его лицо выражало покорность и глубочайшее уважение. Савин самодовольно подкрутил усы и направился прямиком в казино, где рассчитывал увидеть Фанни с её пожилым кавалером.
На входе, как полагается, работал кассир, выдававший фишки. Зная обычаи завсегдатаев казино, Савин браво приказал служащему:
— Выдайте мне на три тысячи.
Кассир удивлённо посмотрел на незнакомого посетителя и неуверенно пожал плечами:
— Ваше благородие, фишки выдаются только в обмен на банковские билеты.
Савин был готов к такому ответу и тотчас принялся хлопать по карманам, словно искал портмоне. Потом махнул рукой и сказал небрежным тоном:
— Я кошелёк в номере оставил. Не возвращаться же? Или ты считаешь, что у меня вовсе денег нет?
Кассир не раз сталкивался с подобным, потому не стал возражать важному господину и безропотно отсчитал ему нужное количество фишек. Богатые гости часто страдали забывчивостью, и казино, как правило, не препятствовало постояльцам гостиницы.
— На какой номер записать? — вежливо спросил кассир.
— На самый лучший, — нимало не медля, ответил Савин.
Кассир быстро прикинул в уме стоимость номеров, сопоставил с нарядом и манерами Савина.
— В самом лучшем господин Ярцев проживает, — осторожно заметил он.
Он указал на старика, сидевшего за столом рядом с Фанни.
— Ах, вот как! Значит, у меня лучший после его номера, — не меняя уверенного выражения лица, ответил корнет.
Сообразительный кассир с гордостью отрапортовал:
— Люкс «Цезарь». Записал.
Савин небрежно взял фишки стоимостью три тысячи рублей и, непринуждённо помахивая тростью, направился к столу, за которым сидела его незабываемая Фанни. На её лице застыла странная печально-ироническая маска, словно красавица устала от показного блеска казино и слегка презирала его завсегдатаев. В одной руке у неё был хрустальный бокал с шампанским, в другой — веер из белых страусовых перьев. Фанни беспрестанно обмахивалась веером, как будто её томил скрытый внутренний жар.
А её спутник, старик Ярцев, громко отчитывал дилера, делавшего расклад.
— Такими руками только поленья в камине ворошить! — противным скрипучим голосом восклицал он.
На лице дилера нервно двигались желваки. Заметно было, что он едва сдерживается, чтобы не возразить хозяину.
— Ставлю три тысячи, — уверенным голосом заявил Савин.
Его слова прозвучали так громко, что старик и Фанни обернулись.
— Прошу прощения. Я не спросил, можно ли присоединиться к вашей игре? — добавил Николай, игриво махнув дорогой тростью, и положил фишки на стол.
Фанни внимательно посмотрела на визитёра, и веер в её руке замелькал быстрее. Ей показалось, что она знает этого молодого человека. Он напоминал ей кого-то из прежней жизни, но кого, она не могла понять.
Что касается Ярцева, то он повёл себя весьма радушно — ему наскучило видеть одни и те же лица изо дня в день.
— Так вы уже присоединились. Причём весьма эффектно, — с усмешкой произнёс он, заинтересованно посматривая на нового игрока.
— Премного благодарен, — вежливо ответил Савин, стараясь напустить на себя больше загадочности.
Выбрав лучшее место, корнет с важным видом уселся за стол, внимательно посмотрев на руки дилера, держащего наготове колоду новеньких карт. Ярцев подал знак, и дилер бросил всем по две карты, рубашками вверх. Ещё две карты он взял себе и открыл их почтенной публике. Две десятки! Игроки приняли задумчивый вид, забарабанили по столу пальцами. В этот момент дилер раздал всем ещё по карте.
Фанни разочарованно вздохнула и отбросила свои карты, показав, что проиграла.
— Двадцать два, как обычно.
Она равнодушно подняла бокал, без всякого удовольствия отпила шампанского и вновь монотонно замахала веером. Следом за Фанни открылся Ярцев.
— Двадцать, — уныло произнёс он.
Ярцев с укоризной смотрел на Савина, который явно держал фору. Фанни тоже заинтересовалась новичком. Однако тот не спешил и жестом приказал дилеру дать ему ещё одну карту. Дилер бросил, как полагается. Савин немедленно открыл свои карты, с лёгкой усмешкой наблюдая за лицами партнёров по игре. Ему выпали валет, четвёрка, пятёрка и двойка.
— Двадцать одно, — победно сообщил Савин.
Дилер послушно передвинул ему выигранные фишки.
Любопытству Фанни не было границ. Её привлекали везучие личности.
— Вы при девятнадцати ждали двойку? — машинально спросил Ярцев с видом знатока.
Савин беззаботно посмотрел на обоих и игриво ответил:
— Рискнул. Но мне повезло. Как, впрочем, и всегда.
Ответ явно пришёлся Ярцеву по душе, он улыбнулся, обнажив прокуренные старческие зубы, и понимающе кивнул.
— Риск и успех! Вот что я действительно уважаю!
Чтобы закрепить дружеское расположение, Ярцев протянул руку Савину. Ему хотелось завязать знакомство с таким интересным и везучим человеком.