— Сергей!
— Чего там?
— Давай один вон под той сланцевой щеточкой, видишь, у бортика. А я здесь. Да не стой, совсем замерзнешь. Лучше побыстрее, вечер уже.
— А я и так быстро… Как могу…
Копать пришлось долго. Лопата не слушалась.
Стандартная глубина — полметра. Набрав с лоток со дна копуши грунт, Федор пошел к воде, отмыл грунт. Совсем светлый шлих. В нем теперь преобладали кремний, яшма, роговики. И всего только два значка. А там дальше пропадут и они… Вот так… Чудес-то не бывает, все заранее известно, еще с лета… Надо менять место поиска. Тянется, вероятно, где-то полоска в одном из древних русл ручья. Попробовать чаще копушить?
— Пошли дальше, Сергей.
Вот пробитая летом линия.
— Давай между старыми по одной.
— Федор Васильевич, пора закруглять. Я насквозь.
— Доделаем линию, тут всего восемь штук. Не кисни. На, закури сухую. — Федор стряхнул с рук воду, достал из-за пазухи пластмассовый мешочек, в котором лежали партийный билет, паспорт, полпачки «Беломора» и спички.
Они спрятались от ветра под метровым бортом террасы, торопливо поглотали теплый дым, и Федор взял лопату:
— Пошли.
Тепло было в спальном мешке. Только пальцы рук ныли. Федор сложил ладони, сунул между колен.
— Федор Васильевич, еще дня три болтаться будем? — Сергей вздрагивал за спиной, прижавшись к нему левым боком.
— Три-четыре… Посмотрим.
— И сегодня ничего нет.
— Нет. Спи. Согрелся?
— Малость… И не будет… Чего здесь торчать? Раз летом не нашли, сейчас и подавно… Лучше бы…
— Спи ты лучше!
Где же все-таки россыпь? Ведь не будь вулканогенных, вот-вот должно бы появиться весовое содержание. Прямо от слияния Ясного с Кружевным все идет, как в хорошем классическом примере. До этого места, до контакта… Говорят же люди и даже пишут — не лезь в вулканогенные, там пусто…
Может, посмотреть вправо и влево от ручья вдоль контактной зоны? Тоже надо. И вверх идти надо, только чаще копушить. Пару линий пробить с частотой до двух-трех метров между копушами… Время… Погода сорвалась… Всегда все одно к одному получается.
Удары капель о палатку прекратились, притихло, а потом по парусине сухо зашуршало. Сильней, сильней.
Снег. Но это только на ночь, днем-то все равно дождь будет — пока еще относительно тепло… Нет, надо идти вверх, а контактная зона подождет, там едва ли что выскочит. Перед уходом проверим.
Может, дожди перестанут…
Но дождь не переставал, только все чаще сменялся острой ледяной крупой. Промаячил серым светом один день, второй. Вытянутое, худое лицо Федора от ударов крупы почернело, а у Сергея распухло и покрылось белыми пятнами. Ватные куртки и брюки удавалось вечером только чуть подсушить, а утром они снова моментально намокали.
Четыре линии копушей, посаженных чуть не один на другой в вулканогенной породе, пересекли пойму, но в светлых шлихах ни разу не сверкнул значок.
На третий день пошел снег. Крупные хлопья неслись косо по ветру и прямо на глазах закрывали тундру. Пока Федор кое-как готовил завтрак, а Сергей одевался в палатке, перебирая с дрожью мокрую одежду, снег плотно укутал все вокруг. Торчали только высокие кочки с кустами рыжей травы в белых шапках.
— Палатку больше переносить не будем, — сказал Федор. — До верховьев рукой подать.
Сергей пожал плечами, начал навертывать портянки.
Сопки не было видно, но даже в завесах снега чувствовалась рядом какая-то громада, давила на плечи.
Нет, не будет тут ничего. И ничего не даст смена места поиска. Что же делать? Методику, что ли, менять? Ха! Она поколениями поисковиков отработана, взято все нужное… Что тут переменишь?
Федор быстро шагал по берегу и не расслышал чавкнувшего за спиной плеска. Повернулся он только на крик Сергея. Тот провалился одной ногой в старый копуш, затянутый ледком и прикрытый снегом. Ногу он выдернул сразу, но вода в сапог успела попасть.
— Вот, — Сергей повалился на снег и дрожащими руками пытался стянуть сапог. — Вот…
Федор бросился к нему:
— Цела нога?
— Цела, нога-то цела. — Губы Сергея прыгали.
— Дай! — Федор ухватился за пятку и носок, сдернул сапог и вылил воду. — Отжимай портянку.
— Как я теперь в мокрой буду… Кому это надо, а? Сколько мы болтаться будем, а?
— Болтается знаешь что? В проруби? — тихо спросил Федор. — А мы работаем. И не кричи, высушим твою портянку.
— Высушим?! Портянку мою высушим? А я весь мокрый, весь, весь! Всего сушить надо!.. Говорили же идиоту, говорили… Мать сколько говорила… Упрашивала… Нет, все сам, сам!.. А если бы эта яма была поглубже? Что тогда?
— Копуш это — не яма, — зачем-то сказал Федор. — А ты вот что — натягивай сапог, иди к палатке. Костер еще не потух. Высушишь свою портянку и можешь топать на базу. Чтобы через час убрался, а то!.. — Федор вдруг поймал жалобный взгляд Сергея, запнулся, кинул ему сапог и, опустив руки, спокойно окончил: — А то не успеешь за день добраться. И лучше иди на канавы ночевать, ближе, а на базу утром. Начальнику, если вернулся из маршрутов, скажешь, я пятнадцатого буду, через три дня. Все понял?
— Да, — шепотом ответил Сергей. — Я быстро, Федор Васильевич. Я все скажу, ребята вам еды завтра притащат, а то ведь две банки говядины осталось да галет пачка. Я там все соберу, упакую!
— Иди, — сказал Федор устало, — Ничего мне не надо, не гоняй ребят, у них работы по горло.
Сергей торопливо намотал портянку, сунул ногу в сапог и, прихрамывая, побрел к палатке.
— Слышь! — крикнул Федор. — Ты там язык придержи, скажи, что вернулся так, работы, мол, никакой не осталось…
Может, действительно тяжела нагрузка? Отойдет парень, сам потом посмеется… Все у него только в самом начале… Да и не уйдет, скорей всего… Пусть отлежится в палатке…
Со второй половины дня косые полосы снега поредели, а к вечеру совсем опали, ветер утих.
Федор забыл о Сергее днем и, только подходя к палатке, вспомнил утренний эпизод. Ушел или нет?
— Сергей? — окликнул он. Да, ушел… Жалко парня…
Когда Федор, забрался в палатку на ночлег, ветер твердо и сильно подул с юга. Зашлепал дождь.
Одному в «маршрутке» просторно, ворочайся сколько хочешь… Еще две линии пробито, и надежды на то, что россыпь проскользнула где-то тонкой струйкой, не осталось. Не может она так вилять и обходить все многочисленные ловушки. Но здесь она. Словами не выразишь, а пальцы прямо чувствуют золотины. Особенно сегодня… Почему сегодня? Что случилось сегодня?
Федор заворочался.
Что было сегодня необычного? Ну-ка еще раз… Сначала линия в той части, где пойма сузилась метров до пятнадцати, — копуши через два метра… Пусто. Ни одна из проб не отличалась от взятых раньше… Потом на двести метров выше, там широкие галечные косы… Те же самые липариты. Нет. Ничего там не было.
Федор протянул руку, нащупал пачку папирос, закурил. Папиросы отсырели во влажном воздухе, и он спрятал пачку к себе в мешок.
Фу, черт, Анатолия бы сюда, все-таки опытнее. Вдвоем, может, и уцепились… Еще этот ушел. «Всего сушить надо!» Выколачивать всего, вот что надо… Ну, ушел и ушел, мало разве отсюда бежит любителей книжной экзотики… «Мать упрашивала!» Вот и надо родителей слушать, сколько вам в школе об этом твердят! Практиковался бы сейчас в теплом классе, рассказывал бы детишкам о бурях и ураганах, прислонив зад к батарее центрального отопления… Хорошо, хоть нога цела, а то отвечай потом. «Если бы яма была поглубже»… Если бы да кабы. А она стандартная. По инструкции — полметра… стандартная… Копуш… Нет… А что — нет? Что — нет?! Так… Так!
Федор откинул клапан мешка, сел, дрожа, зачиркал спичкой и все никак не мог прикурить. Наконец папироса зажглась. Федор вдохнул дым полной грудью, и тотчас где-то там, внутри, явственно прозвучало: «Вот!»
Он ясно видел картинку — мысль: красные языки лавы, окутанные паром, ползут по земле, вспыхивают кусты, деревья, грохочут падающие стволы, ревет пламя, и все новые и новые метры земли скрываются под огненным потоком… Все. Как удивительно мало места нужно в голове уже решенной задаче…
