Итак, ранний период чаглинской культуры образуют материалы Куропаткино I и нижнего слоя Виноградовки II. Он характеризуется пластинчато-отщеповой индустрией, в которой первостепенное значение приобретают разнообразные резцы на отщепах, в том числе многофасеточные, высокие концевые скребки на отщепах и нуклевидной формы пластины с притупленным краем, отщепы с ретушью.

Средний период представлен материалами Тельмана VII, VIIIa, IXa, XIVa, Виноградовки XII и др. В индустрии продолжаются традиции раннего этапа; в качестве заготовок используются сечения крупных и средних пластин и отщепы, в наборе изделий доминируют разнообразные резцы, концевые и округлые скребки на отщепах с высоким рабочим лезвием, пластины с притупленным краем и обработанным концом. Вместе с тем в технике расщепления повышается роль микролитических пластин, в составе орудий отсутствуют резцы, изготовленные на отщепах, и нуклевидные скребки. Наибольшее распространение получают резцы на пластинах, пластины с притупленным краем, обработанным концом. Появляются микроострия, микроскребки, единичны геометрические микролиты, пластины со скошенным концом и другие типы.

Поздний период демонстрируют материалы Явленки II, верхнего слоя Виноградовки II, убаганской группы памятников Притоболья и, возможно, Евгеньевки. Индустрия носит микролитоидный характер. Ведущими заготовками становятся микропластины и их сечения. Вместе с тем продолжают использоваться обломки крупных и средних пластин.

В технике вторичной обработки наряду с притупливающей ретушью широкое применение находит приостряющая ретушь, нанесенная на брюшке. В наборе типов изделий преобладают пластины и микропластины с ретушью, округлые скребки на отщепах и концевые на обломках крупных пластин, единичны геометрические микролиты, почти полностью отсутствуют резцы. Стадиально этот комплекс сопоставляется с поздним мезолитом Центральной Ферганы. Сходство проявляется не только в типах заготовок, но и во вторичной обработке, предполагающей использование мелкой приостряющей ретуши на брюшке, в наличии единичных геометрических микролитов, многочисленных скребков на отщепах и отсутствии резцов. Это позволяет говорить о синхронности сравниваемых материалов и отнесении убаганской группы памятников к позднему мезолиту.

Хозяйство мезолитических племен Тоболо-Ишимского междуречья не выходило за рамки присваивающего типа. Оно носило комплексный сложный характер и базировалось на определенных отраслях, поставляющих населению основные продукты питания. Этому во многом способствовала экологическая ситуация расположения мезолитических памятников в двух ландшафтных зонах — степи и лесостепи и континентальный климат, сменяющийся периодами увлажненности (Нейштадт, 1957; Медоев, 1964; Хотинский, 1977, 1981). Результаты изучения фаунистических остатков из Убагана III и орудий труда из других синхронных стоянок данного региона позволяют говорить о первостепенном значении охоты в хозяйстве мезолитического населения. Объектами охоты являлись лось и бык типа зубра или тура (Зайберт, Потемкина, 1981, с. 110), охотничьим метательным оружием служили многочисленные вкладышевые изделия типа копий, дротиков, стрел, оснащенные микропластинками с притупленным краем.

Территория Северного Казахстана изрезана полноводными реками (Ишим, Нура, Селеты, Чаглинка, Бурлуки) и многочисленными озерами, ихтиофауна которых давала дополнительный источник питания. Хотя орудия рыбной ловли неизвестны, однако в качестве гарпунов и острогов могли использоваться те же вкладышевые орудия составного типа.

Практиковалось, вероятно, и собирательство, о чем свидетельствуют благоприятные экологические условия окружающей ниши, богатой лесами и полынно-злаковыми степями, о которых дают представление данные спорово-пыльцевого анализа образцов из Виноградовки II (Хотинский, 1981, с. 127, 128).

Исследование костных остатков из неолитических памятников Северного Казахстана позволило В.Ф. Зайберту поставить вопрос о появлении элементов производящего хозяйства уже в начале неолита. Если эти данные подтвердятся, то начальный процесс доместикации животных должен быть отнесен к мезолиту.

Остатки фундаментальных жилищ и насыщенность культурных слоев находками позволяют говорить о некоторой оседлости населения, оставившего памятники чаглинской культуры. Дома имели каркасностолбовую конструкцию, снабжены очагами-кострищами и хозяйственными ямами. По материалам Убагана III и Тельмана XIVa восстанавливаются форма и размеры жилых построек. Последние были прямоугольных очертаний и площадью 70 кв. м (Тельмана XIVa) и 80 кв. м (Убаган III). Специфической особенностью жилищ является наличие в них крупных кострищ, функционировавших в течение длительного времени. Они были овальной формы, размерами 1,1×0,8 м (Убаган III), 4×2,5×1,4 м и 1,2×0,75×0,8 м (Тельмана VIIIa), 1,8–1,5×1,05 м (Тельмана XIVa), заполненные слоем угля мощностью от 0,04 до 0,07 м и прокаленного грунта с незначительным включением кальцинированных обломков костей. На основании изучения жилищ можно говорить о принадлежности их к большесемейной общине охотников, собирателей и рыболовов. По мнению В.М. Массона, данный тип строения был рассчитан на коллектив, состоящий из нескольких малых семей, живущих под общей крышей и ведущих общее хозяйство (Массон, 1966, с. 120). Наличие же одного, постоянно действующего кострища подчеркивало хозяйственное и, возможно, культовое единство обитавшего в Тельманских стоянках и Убагане III населения. Площадь жилища в данном случае совпадала с площадью самой стоянки. Любопытно, что традиция возведения наземных каркасных построек небольшой площади сохраняется в эпоху неолита у носителей кельтеминарской культуры (Виноградов, 1981, с. 148–155; Коробкова, 1981, с. 35–38) и неолитических обитателей Казахстана. Сходство проявляется в конструкции, планировке и размерах жилищ. Стоянки Пеньки I, Лявлякан 26/I, Дарбазакыр I характеризуются прямоугольными домами и близкой площадью: 81 кв. м (Дарбазакыр I), 85 кв. м (Пеньки I) и 85-115 кв. м (Лявлякан 26/I). Это явление свидетельствует о генетических связях домостроительных традиций эпохи мезолита — неолита и значительной роли экологического фактора, обусловившего выбор строительной техники.

Расположение стоянок группами, мощность и степень насыщенности их культурного слоя позволяют выделить в чаглинской культуре три типа поселений: долговременные базовые лагеря с остатками жилищ и разнообразными наборами орудий (Куропаткино I, Тельмана VII, VIIIa, IXa, XIVa), кратковременные сезонные стоянки (Явленка II, Виноградовка II, XII) и стойбища одноразового посещения (Бишкуль II, Мичуринская I и др.). Мезолитическое население поддерживало тесные контакты с северными соседями. Такие связи имели место прежде всего с населением лесостепного и степного Зауралья (Зайберт, Потемкина, 1981, с. 126, 127). Другого типа контакты генетического характера прослеживаются в материалах атбасарской неолитической культуры, корни которой уходят в местный мезолитический пласт, представленный памятниками Тоболо-Ишимского междуречья (Зайберт, 1979а, с. 13).

История исследования этого региона начинается с открытия первых памятников в конце прошлого века. В 1883 г. М.П. Овчинников нашел стоянку Верхоленская Гора под Иркутском, а в 1881 г. А.С. Еленев обнаружил поселение Усть-Бирюса. В 1913 г. Б.Э. Петри исследовал стоянку Улан-Хада на Байкале, где им были выделены ранние слои. В 1920-х годах он продолжил исследование Верхоленской Горы с целью выяснения генезиса раннего неолита. На основе этих работ им была создана классификационная схема каменного века Южной Сибири, которая впоследствии подверглась критике со стороны Г.Ф. Дебеца. Первым отнес Верхоленскую Гору ко времени, переходному от палеолита к неолиту, В.И. Подгорбунский, что положило начало понятию о мезолите в Прибайкалье.