Приблизившись к старой двери с мягкой потрепанной обивкой выцветшего бледно-фиолетового цвета, которая вся была в ржавых потеках от гроздей, что держали ее, я остановился.
– Ключ над дверью, за доской. – крикнул мне отец, открывая багажник машины.
Кивнув, я поднял руку. Верхняя часть дверной рамы как бы слегка отходила от стены так, что между всем этим делом имелось достаточное расстояние для хранения ключей. Почти сразу после того, как я укололся о торчащий там, за доской, гвоздь, мои пальцы нащупали сверху углубление, в котором было что-то твердое и холодное. Это была небольшая связка из нескольких ключей. Наверняка некоторые из них предназначались новеньким сараям, погребу и тому подобному.
Чтобы открыть дверь, нужно было сильно навалиться на нее и со всей силы повернуть ключ несколько раз. С выступившим от усилия потом под челкой я открыл дверь, вошел в коридор и бросил связку на пыльную тумбу, которая будто в отместку моему грубому обращению недовольно взвизгнула, резанув тем самым мне по ушам резким звуком, отразившимся от стен помещения. Следом за этим раздражителем раздался мой громкий вздох. Запах внутри дома был, конечно, не таким свежим, как на улице после долгих дождей, но и старостью, как это обычно бывает в квартирах у стариков, не пахло. Воздух здесь просто был тяжелым. Дому, всего скорее, нужно было просто проветриться и как следует просушиться. Последнее обычно делалось с помощью растопки печи. Дедушка еще при постройке второго этажа позаботился об установке чугунных батарей, поэтому при растопке одной только печи на кухне тепло проникало чуть ли не в каждый уголок дома.
– Сходишь, заплатишь за электричество, пока я тут выгружаюсь? Там, как выйдешь на главную дорогу, пойдешь налево и так прямо, пока не увидишь выкрашенное темно-зеленое здание. – безрезультатно щелкнув выключателем, сказал отец и поставил первые коробки в коридоре.
На улице было пасмурно – без света дом изнутри выглядел мрачновато и совсем неуютно в сочетании со странными записками, что покрывали чуть ли не каждый сантиметр всех внутренних стен дома. С моего последнего визита их стало больше примерно в полтора раза! Я даже было начал думать, не сошел ли мой праотец с ума в последние дни…
– Хорошо. Кошелек в бардачке? – уже на пути к машине спросил я.
Кивнув, отец продолжил таскать пустые коробки в дом. Взяв его кошелек, я направился к «главной» дороге. Дедушка жил в своем доме, а частные сектора располагались чуть дальше основного городка, который представлял собой десяток доисторических трехэтажек. Про пятиэтажки тут никто даже и не слышал, должно быть.
Еще минут десять я шел практически по лесу, где изредка попадались домики, похожие на дедушкин. Однако большинство из них было либо заброшено, либо просто так худо выглядело. Некоторые оказались настолько плохи, что действительно являлись непригодными для жизни, но даже в них кипела жизнь, что было не так странно, как то, что заброшенными (это я определил по заросшему двору и грязным окнам) были и такие дома, которые выглядели в десятки раз лучше некоторых жилых в этом месте. Многие из них были совершенно новыми, отремонтированными, даже с пластиковыми окнами (а такого не было даже у моего дедушки). Я силился вообразить, что могло заставить кого-то покинуть такие жилища, даже не продав их, но быстро оставил это. От подобных мыслей меня слегка передергивало от отвращения. Я бы, наверное, не смог жить в таких условиях, да еще и в таком месте. Природа, свежий воздух – я все понимаю, – однако красиво и хорошо здесь было только летом, быть может, поздней весной и ранней осенью, но точно не сейчас.
Под ногами неприятно хлюпала грязь, в ушах играла любимая музыка, а еще вчера новые кеды превратились в грязные тряпки. Вскоре хлюпало не только под ногами, но и в самой обуви. Ходули стали подмерзать – конец октября как-никак, на улице уже не так тепло, чтобы мочить ноги. Я старался идти быстрее, чтобы скорее все закончить, вернуться домой, наконец согреться и не видеть всю эту утомительную картину. Но от быстрой ходьбы задняя часть моих джинсов оказалась забрызгана все той же зловредной грязью. Первое впечатление от осеннего поселка складывалось далеко не лучшее. Прибавьте ко всему этому еще и то, что я забыл, куда мне идти!
– Ай! – послышалось позади меня, а после четкий звук падения тела в грязь. Моя музыка как раз закончилась в этот момент и уже начиналась новая. Я машинально обернулся скорее от страха, вызванного неожиданностью, поскольку из-за музыки я не слышал шагов. Я шел по пустынной лесной дорожке, над моей головой угрожающе стягивались, сплетаясь костлявыми, истлевшими пальцами черные ветви лысых деревьев, а тут вдруг это. Этим, кстати, оказалась девчушка, на вид примерно моего возраста, не совсем красавица – это я заметил сразу. Она лежала передо мной на животе, а рядом с ней небольшой контейнер и почти потонувшие в жидкой грязи очки. Просто из вежливости, сняв наушники, я, уже не жалея своей одежды (ей хуже не станет), приблизился к девочке:
– Ты в порядке? – протянув ей руку, я из любопытства взглянул повнимательнее на контейнер. Там было что-то темное и круглое. Я не совсем успел разобрать, что именно это было, потому что потерпевшая крушение протянула мне свою испачканную грязью руку в ответ. Хоть это и было неприятно, но сам я сейчас был не лучше, а потому помог ей подняться, после подобрав ее очки и контейнер. Вернув ей последнее, я стряхнул с очков жидкую грязь и вопросительно посмотрел на девочку – не будет же она надевать их такими. Я хотел было спросить это у нее, но мои мысли тут же сменились другими. Девочка оказалась очень низкой. Под словосочетанием «очень низкой» я имел в виду совершенно точно детский рост. Я никогда раньше не видел таких низких людей относительно меня. Конечно, если это не второклассники. Очкастая была мне по грудь, хотя я был и не таким уж гигантом. В моем классе самым высоким являлся Гоша, рост которого был почти сто девяносто, а уже после него шел ста восьмидесятисантиметровый я. Может она и есть второклашка?
– Да… спасибо. – кивнув, тихо сказала она.
Я был очень внимателен к голосам людей из-за любви к музыке и вокалу, а потому сразу для себя отметил, что певицей ей не быть. Голос был не ужасен, даже забавен своей хрипотцой в хорошем смысле, однако не такой, каким стоило бы петь.
– Вот, – чуть помедлив, я протянул ей очки.
– Спасиб. – произнесла она, взяв их.
– Пожалуйст, – также без последней буквы сказал я. Честно, я не хотел высмеять ее, что было мне свойственно, наоборот, я хотел превратить это в шутку, однако она, видимо, восприняла это иначе, ведь в следующую секунду ее глаза стыдливо опустились к земле.
Во влажном воздухе повисла тяжелая тишина. Я уже было хотел развернуться и продолжить свой путь, дабы не делать хуже ни мне, ни мелкой замарашке.
– Из-за меня, – подняв глаза, начала снова мямлить она, едва мысль об уходе посетила меня, – ты испачкал руки.
– В качестве извинений можешь показать мне, где здесь можно заплатить за электричество. – пытаясь стряхнуть оставшуюся на руке грязь, ненавязчиво предложил я. Хоть я примерно (не более того) и понимал, куда мне надо идти, все же наставления местного жителя были бы куда вернее. А в том, что она местная, я не сомневался – было в ее простой одежде и простом взгляде больших зеленых глаз что-то такое, чего явно не было у других, городских, например, девушек. Она смотрела, разговаривала, даже двигалась как-то иначе, более глупо что ли.
– Прямо так?.. – она осмотрела свою грязную спереди одежду. – Я же живу вон там, – будто бы только вспомнив это, девочка вытянула руку вперед, указывая куда-то мне за спину. – Если ты торопишься, тебя проводит мой брат, – выжидающе посмотрев на меня, предложила она.
– Брат так брат. – я пожал плечами и направился с ней к авантажному домику, разрисованному цветочками. Когда мы зашли в небольшой дворик, меня приятно удивила его ухоженность, обилие всяческих деревянных декораций в виде зверушек, заборчиков, лавочек и столиков, выкрашенных в довольно яркие для такого места цвета. Мы не спеша прошли по бетонной дорожке к металлической, на мое удивление, двери.
