Сжимайте всю природу бурные ветры ненастливой осени, бушуйте в рощах, изливайте смертоносный яд свой на нежную зелень, минутою в цвет желтый превращающуюся, играйте листьями сорванными — жертвою свирепства вашего — Я глух к свисту вашему, я слеп, взирая на образ смерти все пожинающей. Ах! почто обманывают мое воображение представляя сию смерть — сие ада исчадие, младенцем милым, прелестным, улыбающимся Гением, почто уверяют меня, что смертоносный яд оной приятен, сладок — сладостнее Амброзии Нет, нет!... я представляю себе оную ужаснейшим, страшнейшим чудовищем, коего и взор и дыхание упоено гибельным ядом — Отвратительнейшею отравою.... Что я говорю?... Нет, она душам влюбленным, душам издыхающим от заразительной, мучительнейшей страсти, представляется точно в виде любезного Гения — в виде Купидона — в виде любимого ими предмета. Смерть! с каким удовольствием обниму тебя. — С сими словами я взял первую попавшую попавшуюся мне книгу, с намерением разбить мрак мыслей моих; но несчастный Вертер (книга мною ненарочно взятая) может ли рассеивать горести? Я пробегал глазами пламенные картины чрезвычайной любви и отчаяния его — Каждое слово проникало в мое сердце, сжимало оное — Кровь моя ужасно волновалась и слезы мои блистали в глазах моих, капали на последнее письмо его — Я читал и — вздохи мои перерывали чтение. Мысли, изражения сходствующие с моими положением пронзали глубоко душу мою — голос мой произносил их с сильнейшим жаром.
„Повсюду окрест меня царствует тишина и душа моя наслаждается спокойствием. Благодарю Тебя Господи, что в сии последние минуты даешь мне столько силы и крепости духа............................................. О Шарлотта, есть ли такая вещь, которая бы тебя на память мне не приводила? Ты меня со всех сторон окружаешь, а я подобно дитяти собрал около себя себя те безделки, которые прикосновение твое священными учинило............................... На конце кладбища к самому полю, есть две прекрасные липы , тут желаю я, чтоб почил прах мой................................ Ах! я желал бы быть положен в какой нибудь долине уединенной, или лучше при большой дороге, дабы священник и Левит идучи мимо моей могилы благословил Всевышнего а Самарянин пролил бы слезы................................. Будь спокойна, для Бога будь спокойна!.................................... Двенадцать бьет!... Пистолеты заряжены... Час настал!...Шарлотта! Шарлотта! прости на веки!„
Казалось остановилось течение крови моей — Самое время не щадило моей чувствительности, в городе унылый, пронзительной колокол бил 12ть часов — Ветер свистал в окнах моих — Все как будто нарочно представляло плачевную картину смерти несчастного Вертера. Я не мог далее читать — Окаменелые руки мои не могли поддерживать книги сей — Мрачная меланхолия покрыла чело мое — я припомнил место из письма несчастной Элоизы.
,,Лишась жизни погашу я и страсть свою. — Поспеши покрайней мере собрать в сии ужасные минуты последние поцелуи мои — взять последний вздох мой — когда же смерть помрачит твои прелести, — сии очаровательные прелести, которые были источником моих горестей, — когда она погасит свет дней твоих; то да положат нас в одном гробе и пусть любовь иссечет на оном жизнь нашу; Путник проливая слезы в наше воспоминание, скажет: Они горели друг к другу чрезмерною любовью, но были несчастны — Вздохнем на гробе и станем любить по примеру их.„
Вертер! да будет благословенна память твоя!...
ОБРАЩЕНИЕ НА ПРОШЕДШЕЕ.
Молодость! кто не вспомнит тебя с восхищением? Кому не милы твои очаровательные прелести? — Приятно, сладко воспоминание прошедшего — С удовольствием привожу я себе на память наималейшие безделки, занимающие меня в молодости — Ах! с первыми летами жизни моей протекли мои радости, затмилось мое счастье — Протекла молодость и — не благопристойность, как говорили мне, запретила наслаждаться удовольствиями — Пробило 10ть дух мой жаждал пищи себе — сердце искало увеселения — Книги и то и другое мне представили. — Я истощил все свои силы на доставление себе сего удовольствия — на доставление лучших произведений писателей — Там удивлялся им, смеялся и вместе — плакал с ними; каждое слово К.... проникало в мою душу и наполняло ее восторгом, часто невольно капали слезы чувствительности на пламенные черты — на пленительные картины — часто в Энтузиазме — в исступлении не приметно вырывались слова: О К... нежный сын Граций, как ты знаешь изгибы человеческого сердца! Какой жестокосердой не прослезится читая Бедную Лизу? Какой каменосердечный не тронется живыми, восхитительными и — прямо любовно-невинными изражениями двух им выведенных особ?... Кто любил, тот отдаст справедливость сей бесподобной картине любви. Часто милый Дю П.. восхищал и пленял меня, да и кто бы мог не одобрить его? Вкус, разборчивость, легкость слога видна во всех письмах его — Часто в осеннюю бурную ночь внимал унылой Лире Оссиана, проникал с ним во времена прошедшие и — живо представлял себе Галлов, храбрых рыцарей Фингаловых, бродил воображением по длинным Энфиладам древних рыцарей времени Дагобертова, рассматривал деяния их и — содрогался от чудесностей — часто вздыхал и плакал над гробом пламенного Вертера — над печальною Урною, которую выдумывало мое воображение. Иногда представлял я себе оную в густом и мрачном лесу, в непроходимой Чаще иссеченную из черного мрамора, в которую с погасшими светильниками проливали слезы Купидоны; иногда под густосплетшимися елями представлял я себе черный гроб с высеченными увядшими гирляндами — слезы не вольно льются и — я пробуждаюсь от своего воображения.
С детства любил я бродить но прелестным окружностям города К... Дышать в средине кустарников чистым воздухом и слушать прелестные мелодии пернатых — смотреть на величественную Волгу, тихо протекающую — Любоваться очаровательными оттенками неба —Пурпурами великолепно украшенного, рассматривать печальные надгробия уединенного 3..... монастыря, предаваться мрачной меланхолии, взирать на самого себя и — зреть будущую обитель свою; часто, очень часто опершись на великолепный памятник, говорил я: Где слава твоя суетный? где богатства? Часто сидя на косогоре смотрел я на великолепную громаду церквей и домов, подобно Амфитеатру представляющуюся — Смотрел и углублялся в прошедшие столетия. Сцена переменяется, я зрел поля покрытые трупами посинелыми — Видел храбрых, падающих от меча слабосильных и подобно сорванному цветку увядающих — видел — содрогался и — с мрачностью в сердце возвращался в шумный город, столицу древних Мусульман.
Конец.
