Я раскрываю рот от изумления. Этот парень всерьез думает о том, чтобы позаимствовать у меня пару идей для создания уюта? Купить какие-нибудь украшения, чтобы в фургоне стало красивее? Разве это не противоречит всем принципам, которые он отстаивает?

– Почему ты так на меня смотришь? – с улыбкой интересуется Паскаль.

– Мой мозг сейчас пытается установить связь между минималистом и гирляндой, – признаюсь я и тянусь за своей тарелкой. – Тебе не кажется, что это максимально противоречиво?

– Ну… – Он пожимает плечами и берет свой бургер. – Может быть. А может быть, и нет. Я рассматриваю минимализм как шанс впускать в свою жизнь только то, что мне действительно необходимо и чем я действительно хочу себя окружать.

– И гирлянда попадает в одну из этих категорий? – Теперь наступает моя очередь ухмыляться. – Чувствуешь неудержимое желание создать более романтичную атмосферу?

Едва не подавившись едой, Паскаль откладывает надкусанный бургер на тарелку и кашляет в сгиб руки. Лишь тогда до меня доходит, на что намекают мои слова. К щекам приливает жар, и я лихорадочно оглядываюсь по сторонам. Черт, я же на самом деле обставила все так, что это выглядит как свидание. Подсознательно. Гирлянды, романтическая музыка, фонарики, домашний ужин… и теперь он подумает, что я к нему подкатываю!

– О господи, прости, – бормочу я, изо всех сил сражаясь с желанием задуть свечи и включить рок вместо джаза. О чем я только думала? Это деловая встреча, а не свидание! – Я не хотела создать впечатление, что… Сам понимаешь. Просто я так привыкла, ну, мне нравится, когда так уютно, и я подумала…

Паскаль берет себя в руки, вытирает рот салфеткой и серьезно смотрит на меня. Однако в его темных глазах пляшут искры веселья, и впервые за этот вечер я боюсь, что он посмеется надо мной из-за того, что мне вообще пришло в голову, будто мы с ним могли бы…

– Поверь, Холли, все идеально так, как есть, – в конце концов с хрипотцой в голосе произносит он.

От его тона у меня бегут мурашки по всему телу. Такие, из-за которых рождается смутное подозрение, что я не просто так зажгла свечки и включила музыку. Я хотела увидеть этот взгляд. Услышать этот голос. Почувствовать головокружительное ощущение легкости в душе. Все, чего мне втайне так давно не хватает.

У меня в штанах стало слишком тесно. Да здравствуют яркие тканевые салфетки, которые Холли, судя по всему, сшила сама, а я положил на коленки. В противном случае она бы, возможно, уже заметила, как на меня подействовало ее стремление к уюту. Атмосфера, еда, но прежде всего ее наряд – свободный черный топ и красная юбка, которая чертовски сильно обнажает ноги, – заставляют меня воображать несметное множество вариантов того, как мог бы закончиться этот вечер.

Если бы не было Орландо.

Если бы не наша коллаборация.

Если бы я не растерял навыки ухаживания, потому что прошло уже два года с тех пор, как распались мои последние отношения.

– Э-э… Хочешь мороженого? Я купила мороженое.

Холли вскакивает с дивана, как будто он загорелся, и убегает в комнату, не дожидаясь моего ответа. А мы ведь только доели гамбургеры. Я сдерживаю смех. Кажется, она не привыкла флиртовать. Мне нравится, как у нее розовеют щеки.

Встаю, облокачиваюсь на перила и смотрю вниз, во внутренний двор. Ее дом удачно расположен, совсем недалеко от того кафе, где мы встречались за завтраком. Может, Беверли-Хиллз и роскошен, но квартира Холли не похожа на одну из тех, фото которых напечатали бы в модном глянцевом журнале. Жилой комплекс образует большую букву О, а в центре нее находится сад с фонтаном, которым, очевидно, могут пользоваться все жильцы. Внизу трое мальчишек перебрасывают друг другу футбольный мяч, на скамейке сидят и разговаривают две пожилые женщины. Одна из них расслабленно опирается на ходунки. Время от времени обрывки их разговора отдаются эхом от стен дома, но единственное, что слышно здесь, наверху, – это плеск фонтана.

Несколько балконов на противоположной стороне так же красиво оформлены, как у Холли, однако на большинстве из них стоит лишь пара стульев, диванов или кресел, либо эти дополнительные квадратные метры используются для хранения напитков или велосипедов. Не все любят жару, поэтому кто-то предпочитает прятаться в доме, где кондиционеры заботятся о комфортной температуре.

– Надеюсь, ты все еще голодный.

Холли снова выходит на балкон. По-видимому, она взяла себя в руки, так как со щек сошел румянец, а на губах играет озорная улыбка. Облокотившись спиной о перила, я наблюдаю, как она ставит на низкий столик между диванами поднос с тремя вазочками. Как и все остальное в ее доме, они расписаны красочным узором. Интересно, их она тоже сделала сама? В двух лежит светло-зеленое мороженое, в третьей – только что порезанная клубника.

Моя фантазия реагирует мгновенно и демонстрирует мне кадры, на которых полные губы Холли соблазнительно смыкаются вокруг ягоды. Черт! Слишком много времени без девушек, однозначно.

– Фисташковое мороженое? – спрашиваю я, заставляя себя подумать о чем-то другом. Потом сажусь обратно на свое место, чтобы скрыть возбуждение.

– Глаз-алмаз. – Покусывая губы, она размышляет, сказать ли еще что-нибудь, а затем добавляет: – Я купила свой любимый сорт и даже не задумалась. А ведь фисташковое довольно…

– …необычное? – Я думаю о ее пристрастии к экспериментальным бургерам, которое, похоже, распространяется и на все остальные продукты. Но в случае со мной этим фисташковым мороженым она попала прямо в яблочко. – Не переживай. Я люблю фисташки.

У нее восторженно загораются глаза.

– Правда?

– Раньше мама всегда пекла фисташковый торт на мой день рождения, – рассказываю я, стараясь не позволить воспоминанию стать слишком ярким. Но это тяжело. А когда потрясающий вкус мороженого касается языка, в сознании оживают картинки моего последнего дня рождения, который мы праздновали вместе. – Мы с моей сестрой Аллегрой постоянно спорили из-за последнего куска. Однажды она при этом чуть не сломала мне палец.

Мама была прирожденным пекарем. И поваром. И матерью, конечно же. Когда ее не стало, кухня превратилась в запретную зону – мы редко включали плиту и еще реже пользовались большим обеденным столом. А какой смысл, если больше нет хозяйки дома, которая сердилась бы из-за отсутствия манер за ужином или гоняла нас по дому, заставляя накрывать на стол?

Неожиданно у меня в горле образуется ком.

– Что ж, так или иначе, а я уже давно не ел фисташек. – Пожав плечами, я тянусь вперед, чтобы положить несколько ягод на мороженое. Я не решаюсь смотреть на Холли. Боюсь увидеть жалость в ее взгляде, пусть я и не сказал открытым текстом, что мама умерла, а моя семья развалилась… После моих слов настроение между нами изменилось, и она не могла этого не заметить.

– На каждый мой день рождения мама печет новый торт, – наконец негромко говорит она. – Как бы я ни просила клубничный пирог.

Благодарный за то, что она не задает лишних вопросов, я подхватываю тему.

– Ах, вот почему ты переехала! – в шутку говорю я, чтобы снова разрядить обстановку.

Но когда поднимаю взгляд и смотрю на нее поверх своей вазочки с мороженым, замечаю, что попытка не удалась. Холли кладет в рот клубнику, задумчиво жует, после чего опять поворачивается ко мне. У нее в глазах мелькает боль, которая зародилась, кажется, давным-давно.

– Я… О нет! Орландо! А ну брысь!

Прежде чем я успеваю понять, что происходит, что-то белое прыгает мне на колени и душераздирающе орет. Холли вскакивает, белое нечто пугается и удирает, но всего через пару секунд осторожно возвращается. Орландо – это ее кот. Белый пушистый наглый кот, который явно любит фисташковое мороженое не меньше, чем Холли.

Кот… а я все это время считал, что Орландо – ее парень. А еще это объясняет, почему она не хотела заставлять его долго ждать обед.