Я поднял большой палец.
Аэроплан стал разворачиваться.
– А правда, что можно порулить? – Вспомнил я давешнее обещание Виктор Иваныча, и снова почувствовал холодок.
– Ну, попробуй, – буднично ответил он. – Держу ручку. Ноги ставь на педали.
Я сделал, как было велено.
Давай. – Сказал Виктор Иваныч. – Только без резких движений, смотри!
– Понял, – ответил я, растерявшись от неожиданности и той простоты, с которой все произошло.
– Отдал управление, – сказал Виктор Иваныч, и в зеркальце я увидел его широкие ладони.
Я замер с ручкой в руках, и самолет действительно летел какое-то время, пока не стал крениться и опускать нос. Растерявшись окончательно, я дернул ручкой и наугад двинул педаль; аэроплан резко накренился в другую сторону, взбрыкнул и повел капотом. Воздушный поток возмущенно вскипел за бортом и упруго толкнул аэроплан в дюралевый бок.
– Тише, тише! – Раздалось в шлемофоне. – Не суетись! Он сам летит, ты только подправляй.
Горизонт никуда не манил больше. Теперь это была просто линия, под которой елозила непослушная башка капота, норовя то запрокинуться, то завалиться, то скользнуть в сторону.
Самолет не давался мне. Я не замечал, что спина взмокла, что плечи ноют от напряжения и пальцы до белых костяшек сжимают ручку. Я потерял счет времени, не очень хорошо запомнил посадку и выбрался из кабины мрачнее тучи.
– Чего такой невеселый? – Спросил пилот. – Не понравилось?
– Да нет…, – ответил я, – понравилось…
– А неплохо у тебя получилось для первого раза, – понял Виктор Иваныч.
Я криво улыбнулся и сошел на землю.
«Дежурные комплименты, уж это точно. Лучше бы он меня обругал…».
Виктор же Иванович, казалось, уже забыл обо мне. Он помахал рукой девушке и крикнул: «Агата! Ну, кто там следующий?»
Мне было стыдно смотреть на нее. Конечно, она все видела. И понимает лучше меня, как плох я был сейчас, как бесполезна вся моя жизнь…
Не смея поднять глаз, я зашагал по пустырю.
«Сам летит…. Кой черт сам! Хаос, мешанина и каша, – вот что такое ваш полет… еще и ревет в лицо этот дурацкий мотор…»
***
– Ну, как прошло? – Спросил сосед. – Понравилось?
Он сидел там же, у оврага. Велосипед лежал рядом, под кленом. Земля вокруг была усеяна сухими листьями и семечками-крылатками.
– Чему тут нравиться…, – вздохнул я, поднимая велосипед. – Не самолет, а необъезженная лошадь… – Как они вообще летают… – И занес ногу над седлом.
Сосед пожал плечами. Затем поднял семечко и подбросил. Ветер подхватил его и понес вдоль берега. Оно поплыло в воздушных токах, покачиваясь и кренясь, но всегда возвращаясь к равновесию, то опускаясь к самой воде, то возносясь; потом взмыло, подхваченное порывом ветра, и скрылось за деревьями.
Какое-то время я смотрел ему вслед.
Оно летело не сопротивляясь. Ветер сам нес его.
Я слез с велосипеда.
Сосед взял еще семечко. Повертел его в руках. Подломил крылышко и снова бросил. Оно упало в воду свечкой.
Я опустил велосипед на землю.
– Извините, – сказал я. – Вы еще побудете здесь?
И не дождавшись ответа, понесся обратно, к аэропланам.
***
Город снова плыл под крылом. День уже вошел в силу и аэроплан покачивало в восходящих потоках. Как кленовое семечко.
Теперь, когда я не боролся с самолетом, а триммером уравновесил его в воздухе, я смог худо-бедно контролировать полет, и скованность первых минут сменялась радостным удивлением от того, что я парю над землей, и ревет мотор, и там, внизу, прохожие, должно быть, глядят вверх и не догадываются, что это я, Йорик, сам управляю настоящим аэропланом!
Под руководством Аркадия я выполнил несколько разворотов, покружил над пустырем, старым городом и снова вернулся к пустырю.
Аркадий оказался невозмутимым, флегматичным человеком, которому было, кажется, все равно, летать или сидеть на земле, пилотировать самому или отдать управление новичку-перворазнику.
Время от времени он доставал ядовито-красный термос, расписанный аляповатыми цветами, пил из крышки, зевал и поглядывал за борт.
Вместо положенного одного круга мы сделали три, и выскочив из кабины после посадки я тотчас же снова занял место в хвосте очереди.
Когда я подошел к палатке в четвертый раз, день уже клонился к вечеру. Аэропланы были на земле, и последние пассажиры отбывали с пустыря.
Агата посмотрела на меня с интересом.
– Вы который раз уже летите?
– Третий, – соврал я.
– Не знаю, согласятся ли наши вас снова катать, – сказала Агата. – Вы уже четвертый раз летите.
– Ну пожалуйста, – просил я. – Если нужно, я заплачу. У меня с собой нет, но я из дома привезу. Честно!
Тем временем Виктор Иванович выбрался из кабины: «Шабаш!»
У меня упало сердце
– Виктор Иванович! – Позвал я и подбежал к аэроплану. – Виктор Иваныч, можно мне еще слетать?
Пилот посмотрел на меня пристально: «я тебя, кажется, сегодня видел. Летал со мной?»
– Летал…
– Ну, и? – Спросил он, доставая сигареты из кармана своей летной куртки. – Чего-ж ты хочешь тогда?
– Летать… научиться… – Пролепетал я и, ограждая себя от возможной иронии, добавил: «я с Аркадием летал… и уже получается…»
Аркадий, который возился у своего аэроплана, молча кивнул.
Виктор Иванович иронизировать не стал, а лишь развел руками: «нет, я понимаю, но на сегодня мы закончили, товарищ. – И закурил. – Мы вообще только по разу катаем, – добавил он. – Так что, считай, тебе и так повезло».
– Ну Виктор Иваныч…
– Вот в следующий раз прилетим, – тогда и попробуешь.
– Виктор Иваныч, я заплачУ, если нужно!
– Не в том дело, – ответил пилот устало. – Нам ведь еще машины чехлить, вещи собрать, да и вообще… ужинать! – Он похлопал себя по объемному животу. – Целый день кружили!
– Пожалуйста, Виктор Иваныч! – Упрашивал я. – Вот, вам Аркадий скажет, – я уже почти научился посадку…
– Аркаша! – Нахмурился Виктор Иваныч. – Что еще за посадка?
Аркадий пожал плечами: «Он сам попросил…»
– Я те покажу – «попросил»! Хочешь, чтобы он аэроплан разложил?
– Да я не разложу…
– Все, все, товарищ, – не соглашался Виктор Иваныч. – В авиации главное – это порядок. А так каждый если будет что хочет делать, то никакой авиации не останется. Все! – Он рубанул рукой воздух. – Утром летаем, днем летаем, а вечером – отдыхаем. – И, развернувшись, пошел к палатке.
Я был в отчаянии.
Вернуться домой. Снова – сова. Дерево в кадке… И – все как всегда…
– Виктор Иванович!
Пилот остановился.
– Послушайте, – сказал я, подбегая к нему. – Если ваш друг сейчас видит нас со своих небес, то уж наверняка он будет не против, если вы сделаете еще круг.
Виктор Иванович посмотрел на меня с недоумением.
– Вы говорили, что он любил летать, – продолжал я. – Что для него полет был не просто полет. Так вот, ему наверняка было бы приятно знать, что сегодня из всех нашелся хотя бы один, кто это понял…
Я сделал паузу, чтобы Виктор Иванович догадался, о ком речь, и тут почувствовал, что мы не одни.
За моею спиной стояла Агата и смотрела с нескрываемым интересом. Поймав мой взгляд, она чуть заметно кивнула и улыбнулась.
Воодушевлённый ее вниманием, я обернулся к Виктор Иванычу: «Виктор Иванович! Я в долгу не останусь. Если у вас есть какая-то работа, или дело, которое вы можете поручить мне, то знайте: я в вашем полном распоряжении. Жаль, что это все, что я могу предложить, но предлагаю от чистого сердца…»
Легкий ветерок прошелся по пустырю, и чайка над шахтным отстойником зашлась похожим на смех клекотом.
Пилот посмотрел на меня озадаченно. Потом вдруг усмехнулся, отбросил окурок и кивнул на аэроплан: «Залезай».