За перекрестком дорога спускалась в низину, и выводила к высоковольтной линии, вдоль которой в овраге текла речка Букпа. Подростки миновали русло и свернули вдоль него влево, скрывшись за деревьями.

Почти пересохшее летом, русло вздулось теперь и разлилось, едва не затопив низкий берег у кронштадтской улицы. Мощный поток, закручиваясь пенными водоворотами, летел стремительно. Полиэтиленовые пакеты, тряпки, куски пенопласта, стекловата, доски и прочая прибрежная дрянь, захваченная водой, неслась по стремнине, трепетала, моталась и покачивалась, застряв в кустах прибрежной лозы.

Я постоял на мостике, наблюдая за течением, потом свернул на грунтовую дорогу, ведущую вдоль русла к пустырю. Дорогу развезло после грозы, поэтому я спешился и зашагал по травянистой обочине. По пути меня обогнала машина с опущенными стеклами, из которой высовывались головы каких-то ребятишек и их мамаши в светлых кудрях и темных очках.

За поворотом открылся вид на пустырь. Там пестрела толпа горожан. Подростки с велосипедами из-за спин стоящих во все глаза смотрели туда, где за толпой были два аэроплана: те самые, что утром пролетели над моим домом.

Никогда раньше я не видел аэропланов так близко. Самолеты, на которых мы с родителями летали «на моря», были не в счет: те были строги, неприступны и безупречны, а эти, пропахшие пылью дорог и небом, напоминали больших, дружелюбных насекомых. Солнце отсвечивало от перкалевых крыльев; лопасти винтов застыли в ожидании; большие колеса, к которым пристали комья глины и сухая трава, упирались в грунт.

Я приблизился.

– Катать будут! – Послышалось из толпы.

– Бесплатно, говорят!

– Даже бесплатно не полечу!

– К кому подходить-то?

Рядом с аэропланами была установлена кемпинговая палатка. На стенке ее помещался матерчатый плакат, гласивший: «Воздушный цирк», и еще один: «Бродячие авиаторы». Рядом стояла другая палатка, поменьше.

У аэропланов ходил кто-то высокий и тощий. У него были впалые щеки, жесткие, щеткой, усы и пронзительно-голубые глаза, окруженные лучиками морщин.

Одет ходящий был в технические штаны и вытертую кожаную куртку.

– Видал? – Послышалось рядом: «Бродячий цирк приехал».

Я обернулся. За моей спиной стоял высокий худощавый мужчина с бородкой, живший в соседнем доме, который как говорили, недавно вернулся в Караганду из столицы, где пробыл долгое время. Никогда раньше я не заговаривал с ним, лишь изредка встречал по утрам, выносящего мусор, или поздно вечером возвращающегося домой подшофе.

– Я их сегодня утром видел, – сказал я, указывая на аэропланы, – после грозы. Они прямо над нашим домом пролетели. Откуда они, не знаете?

Мужчина пожал плечами: «Понятия не имею. Главное – как они вообще долетели в такую непогоду?».

Тем временем из палатки вышел еще человек, невысокий и плотный, коротко стриженый, с темной округлой бородой, уже седеющей, одетый в такую же точно куртку, что и первый, штаны цвета хаки и стоптанные кроссовки.

Он оглядел присутствующих, сунул руки в карманы, покачиваясь с пятки на носок, что-то сказал усатому, потом ухватился за расчалку и поднялся на крыло желтого аэроплана.

– Товарищи! – Сказал человек с крыла, как с трибуны: «Здравствуйте, товарищи!»

Толпа откликнулась нестройным приветствием. Плеснул даже аплодисмент.

– Мы рады, что вы пришли сегодня! – Продолжал человек. – Мы, знаете ли, давно странствуем, и уже много где побывали. И вот сегодня, можно сказать, случайно (он поднял палец), не нарочно, так сказать, оказались в ваших краях. Что делать? – Человек усмехнулся. – Такова особенность нашего ремесла. Как говорится в одном детском стихотворении: «Сегодня здесь их видят, а завтра видят там».

– Добро пожаловать! – донеслось из толпы.

– Как вам погодка?

– Откуда вы?

– Спасибо, спасибо, – улыбнулся человек. – Погодка, конечно, была та еще, но – видали мы и похуже! А откуда – уж мы и сами не знаем. Сегодня здесь – завтра там, а после завтра вообще неизвестно где. Так что, можно сказать, что мы – из аэроплана!

Над толпой порхнул смешок.

– Да, товарищи! – Продолжал человек. – Поэтому лучше спросить – не откуда мы, а – чем мы занимаемся. Хотя вы и сами, наверное, догадались: летаем, товарищи! Летаем, и хотим, чтобы как можно больше людей узнало, что такое есть полет! Вы, конечно, многие уже летали на самолетах, – говорил он, – но это совсем другое. Это вам, товарищи, не на Айр-Астана какой-нибудь, или на Боинге, где и не поймешь, что летишь (сосед хмыкнул и покачал головой). Здесь все, товарищи, все по-настоящему. Все!

Человек рубанул рукой воздух.

– Увидеть родной город с высоты птичьего полета! Ощутить, как ветер бьет в лицо! Услышать, как ревет в лицо мотор! А может, – лицо его сделалось загадочным, – и самому взять в руки ручку управления и пошерудить ей туда-сюда! – Человек пошерудил в воздухе свободной рукой. – Почувствовать, так сказать, что это такое – самому управлять настоящим аэропланом!

– Че, правда, порулить дадите? – Послышался из толпы молодой, ломкий голос.

– Будете хорошо себя вести – дадим, – благодушно улыбнулся человек.

– А сколько стоит-то?

– Хм… стоит… – Человек на крыле погрустнел: «Конечно, полеты стоят денег, – продолжал он, – и мы их всегда берем. Ведь для полетов (человек стал загибать толстые, короткие пальцы) нужен бензин. Нужно ГСМ. Нужно техобслуживание. И кроме того, нам ведь и самим нужно что-то кушать! – Он коснулся рукой своего живота: «Но!»

Человек сделался торжественно-серьезен.

– Сегодня – особый случай. Потому что сегодня, товарищи, полеты будут бесплатными. Дело в том…, – глаза человека потемнели. – Дело в том, – продолжал он глухим, другим голосом, – что эти полеты мы посвящаем памяти нашего друга. Коллеги. Просто хорошего человека.

Толпа притихла.

Человек на крыле выдержал паузу.

– Не так давно… его не стало (снова пауза). Как я уже сказал, он был хорошим другом. Хорошим человеком. И – он был хорошим пилотом. Лучшим в своем деле. Лучшим. А лучшие, товарищи, уходят первыми (человек глубоко вздохнул). Вот и он ушел… от нас…

Толпа молчала. Молчал и человек на крыле.

– Для нашего, товарищи, друга, – продолжал он, – как и для всех нас, – но для него – в особенности, полет был не просто перемещение в пространстве. Полет для него был как-бы… (человек замешкался, подбирая слово) как будто душа просыпается и летит в небе. Он любил полет. Так пусть же там (человек поднял глаза к ясному небу) ему будет только ясное небо. Только попутный ветер. И пусть сегодня оттуда (человек снова поднял глаза), со своих небес… он услышит рокот наших моторов…

Человек сошел с крыла и замолчал, глядя в землю.

Толпа сочувственно склонила головы, которые уже начинало припекать летнее солнышко.

– Но! – Вспомнил вдруг человек, – если кто-то захочет помочь нашему делу, то вы можете, товарищи, положить вашу помощь вот здесь!» Он указал на открытый ящик из-под инструментов, стоящий у палатки.

– Ну? – Воскликнул он снова и улыбнулся: «Кто первый?»

Толпа замялась, заворковала, но самые ретивые уже бежали к аэропланам.

– Только чур – без суеты! – Воскликнул человек, и развел руки, образуя вокруг аэропланов невидимый забор: «А ну! Стойте!»

Бегущие остановились.

– Давайте сразу договоримся, – человек сделался строг: «Чтобы без шума, без толкотни и всего вот этого вот. Авиация – вещь серьезная, товарищи. И любит порядок. Поэтому и мы тоже давайте будем серьезными и ответственными. Договорились?»

– Да! Договорились! – Послышалось вразнобой.

– Ну, вот и хорошо! – Человек потер руки и стал распоряжаться: «Значит, так! Все отходим сюда! К аэропланам без спросу не лезть! На крылья не вставать! Гайки не отвинчивать! И – соблюдать безопасную дистанцию. Особенно, товарищи, когда работает мотор».