– Мы с Алексеем Николаевичем договаривались. Он будет рад меня видеть.

Второй офицер пошел с докладом, вернулся и бросил:

– Вас ждут, идемте, провожу.

Женщина сбросила с себя на руки офицера манто и проследовала за провожатым. Генерал стоял к двери спиной и что-то разглядывал на висевшей карте. Женщина поприветствовала хозяина и попросила сопровождающего оставить их наедине. Генерал, не поворачивая головы, кивнул, давая разрешение офицеру удалиться. Когда дверь закрылась, он неспеша повернулся к посетительнице лицом.

– Доннерветер!!! – вырвалось из уст мадам.

– Да, да, Елизавета Корнеевна, или как вас величать? Мы тоже подготовились к встрече с вами.

Из боковой двери вышел Очкасов, взял из рук Козы портфель и дамскую сумочку. Заглянув в портфель, кивнул хозяину, дескать, все, как предполагали. Потом открыл сумочку и вывалил на стол содержимое: пистолет, зеркальце, пудреница, портсигар, зажигалка и платочек. В кармане сумочки он нашел два паспорта. Один германский с вложенной в него визой русского посольства в Берлине, другой Российской империи. Один на имя Эльзы Клары Бербок, другой на имя Елизаветы Корнеевны Петерсон. Неустроев взял в руки российскую визу, еще раз заглянул в нее и сказал:

– Так, так, Эльза Клара, полгода вашего пребывания, определенного законом России, истекает через неделю. Думаете подавать документы на получение вида на жительства. Хотя в тюрьме он не требуется.

– Вы творите произвол, – открыла рот фрау Бербок.

– Я к вам в гости не заходил, вы пожаловали ко мне, да еще по своей воле.

– Я ошиблась квартирой.

– Тогда начнем с сущих пустяков. Откуда у вас паспортная книжка Российской империи?

– Я ее нашла и хотела сдать в полицию.

– В книжке значится имя, отчество, которыми вы представились тридцати семи членам вашего «Добровольного общества». Подумайте о тридцати семи протоколах вашего опознания, как Елизаветы Корнеевны. Маленькая, но статья уголовного уважения уже имеется. Пойдем далее?

– Что вы от меня хотите?

– Вы не догадываетесь! Хочу разговора по душам. Сначала про Вальтера Николаи, еще про агента «Берту».

– Какую «Берту»? – снова возмутилась Бербок.

– Вы же та самая агент «Берта», о которой мы получили сведения еще до вашего появления в Российской империи.

Сказывают, что бывают случаи, когда люди на глазах седеют. Но вот чтобы на глазах старели, подобного Неустроеву слышать не приходилось. Зато он получил возможность все увидеть самому. Красивая для своих лет женщина с остатками женственности превратилась в дряхлую старуху. Выступили новые морщины, а которые имелись стали похожими на борозды, которые можно было сравнить с видом черепашьей головы.

– Никогда не предполагала, что вот так все закончится. Я всегда выходила победительницей.

– У нас в России любят говорить, что на старуху тоже бывает проруха.

– Я могу закурить? – спросила Эльза и дрожащими пальцами вынула из портсигара папиросу.

Только обычно бумажный мундштук сначала сжимают пальцами, а тут женщина вложила папиросину в рот, и раздался характерный хруст разбитой ампулы. Она закатила глаза и стала оседать. Неустроев бросился к ней, но было уже поздно. Изо рта пошла пена.

– Что же вы, Кронид Нифонтович, – вырвалось у Очкасова, но быстро взял себя в руки и принес извинения.

Переодетые в строевых подпоручиков люди Мануйлова выскочили на улицу, видимо устремились за лекарем, но только наделали лишнего шума. Скорее всего генеральский дом находился под наблюдением тех двоих молодцов из стада Козы. Они поняли в чем дело. Как они скрылись из меблированных комнат, никто сказать ни сразу, ни после, не мог. Но комнаты опустели и было ясно, что в них уже никто не объявится.

Труп Бербок перенесли в меблированные комнаты, туда вызвали полицию и врача. Засвидетельствовали смерть, причину обещали объяснить после вскрытия. Мундир, шинель и папаху вернули на свои места, Корякину пожали руку и велели держать язык за зубами, гарантировали, что со стороны полиции никакой информации не уйдет.

До глубокой ночи Неустроев и Очкасов трудились над докладной запиской о разоблачении немецкой шпионской группы. Потом писали обобщенную справку о проведенных мероприятиях, потом написали представление в департамент полиции о таинственном исчезновении владельца усадьбы Добродеева. Начали решать судьбу унтер-офицера Романа Довгаля. Сначала хотели его уволить, потом посчитали возможным сперва побеседовать с предателем.

Продуманный до мелочей и великолепно организованный вербовочный подход к русскому военачальнику Куропаткину Алексею Николаевичу, сорвали тихо без лишнего резонанса и поставили точку в биографии «Берты», удачливого немецкого шпиона.

Кроме благодарственных слов, подпоручику Очкасову досрочно присвоили звание поручика. На том дело о «Добровольном обществе почитателей мировой литературы» завершили, и оно заняло свое место в архиве разведочного отделения.

– Что думаешь делать со своим Евтихием? Кажись, с него все началось? – спросил Неустроев у своего подопечного.

– Благодарить его не могу, он меня до сих пор в приказчиках числит. Найду какой-нибудь другой повод и угощу на славу.

– Позволь с тобой не согласиться. Парень толковый, изобретательный, слово свое держит. Такими ребятами не разбрасываются. Для начала представься ему, как офицер департамента полиции и продолжай сотрудничать.

– Ежели в открытую, то неудобно предстать перед ним офицером полиции, может вместе пойдем на разговор.

– Я не возражаю, – согласился Неустроев.

Очкасов поехал на мельницу. Работы на мельнице не было, два брата дремали на лавке под навесом. Старший – Борис, даже бровью не повел, дескать идите, куда хотите, у меня своих забот навалом. Обосновались в трактире, что неподалеку от мельницы. Вскоре к ним подсел Неустроев. Очкасов представил его по всей форме и не преминул заявить о себе. Евтихий нисколько не удивился, типа того, что подобное и сам ожидал. После слов Неустроева огуречник заявил:

– Коли так, то завсегда готов. В этот раз мне было интересно. Сама Елизавета будто притягивала к себе, такая обходительная, что даже покидать ее «Добровольное общество» не хотелось. Только два ее прислужника сильно мешали и не давали открыться в своем интересе. Они тоже с ней заодно?

– Они заодно, да только проглядели их, ушли по-тихому и следов теперь их не сыщешь, – пояснил Очкасов.

– Коли встречу их, чего делать? – спросил Евтихий.

– Главное, чтобы они тебя не заметили, на рожон не лезь, будет возможность, то проследи, а нет, так беги прочь, – посоветовал Неустроев.

– Так я могу…

– Специально ничего не делай, – перебил его Кронид Нифонтович, – увидишь случайно, уже хорошо. Будем знать, что они в городе. Но специально их искать есть кому. Вот лучше глянь на карточку, – Неустроев достал из внутреннего кармана пиджака фото мужчины средних лет.

– Кто таков? – в руках Евтихия фото завертелось туда-сюда, видно парень хотел получше разглядеть лик.

– С карточки он тебе ничего не скажет, а вот на вашу мельницу может явиться, предложить транспортные услуги. Тогда завяжи с ним разговор и договорись о следующей встрече. Нам будет крайне интересно подойти к нему поближе.

Поговорили о том, о сем и Евтихий засобирался уходить.

– Что-то я не понял? Какую такую фотографию вы показывали Евтихию? – первым делом заявил Очкасов после ухода парня.

– Запомни раз и навсегда, твой осведомитель должен уходить со встречи с поручением. Раз впустую, два впустую, он и подумает, что особой нужды в нем нет. А фото старое, этого мужика уже нет на белом свете.

– Я же не могу ему каждый раз пустышку поручать, – засомневался Очкасов.

– Сам по себе разведчик – пустое место. Ценность в наличии у тебя осведомителей, да не бестолковых, которые себе на уме, а азартных таких, как ты сам и твой Евтихий. Вот только слово осведомитель мне не по душе. Больше мне нравится слово агент. Агент от латинского «действующий, действие». По-другому человек, который действует в чьих-то интересах, а в нашем случае в интересах государства.