— Разве вам мешает ветка? — спрашивала Валя в таких случаях, и ее оставляли в покое.
Время шло. Земля покрылась свежей зеленью, появились цветы, потом трава выросла по колено, а вот уж и лепестки яблонь посыпались на землю. Наш отряд готовился к новой поездке.
— Идите сюда! — позвала однажды Валя. — Смотрите! Богомолы вылупляются…
Жизнь, скрытая в маленьком жестком кусочке, похожем на обломок коры, все же проявила себя. Через маленькое отверстие в крыше капсулы вылезла личинка, одетая в буроватую оболочку. Как долго пробивалась она к миру, полному света, красок и запахов. Она делала это бессознательно, не подозревая даже, что ждет ее в этом прекрасном и беспощадном мире. Могла прилететь птица, если бы это происходило на воле, и склюнуть личинку. Тем бы и закончился долгий и трудный путь развития… Но она выбралась, оболочка лопнула, и мы увидели настоящего нежно-прозрачного богомола длиной чуть больше половины сантиметра. Как заботливые акушеры мы приняли из чрева капсулы трех молодых богомолов, еще два запутались в тонкой оболочке и погибли, так и не увидев солнечного света. Видимо, комнатные условия все же сказались на богомольем потомстве.
Зато эти трое росли быстро, благополучно линяли, и мы решили выпустить их на свободу.
Странные и хрупкие, но уже грозные для всякой мелочи, молодые богомолы быстро исчезли в путанице травы. По земле бегали муравьи, ползли яркие божьи коровки, жуки, клопы-солдатики. Громко стрекотали кузнечики. И наши маленькие богомолы в одно мгновение стали частицей этой стрекочущей, суетливой жизни…
СОМ
— Никто на свете не знает этого озера! — с волнением говорит мой товарищ по работе Колосков. — Только мы с тобой да рыбаки!
Места здесь действительно дикие. Озеро, о котором говорит Колосков, называется Кундус. За ним следует другое большое озеро, дальше третье, водоемы соединяются между собой большими и малыми протоками, и неизвестно, где кончаются. Вода, поступающая из мутной Сырдарьи, отстаивается и становится прозрачной, как голубоватое стекло. Но вечером цвет воды меняется: она приобретает фиолетовую, оранжевую окраску, а то становится желтой под цвет закатного неба.
— Эй, наука! — слышится хрипловатый голос. — Примите тараса!
— Какого тараса?
— Ха-ха! — в лодке стоит рыбак Миша, одна нога на носу лодки, вторая на корме, и держит в руке пудового сома.
— Такого, наверное, и не видели?
— Не видели…
Миша выходит на берег. Рыбак — настоящий гигант, ростом около двух метров. Лицо его обветренное, красное и слегка оплывшее. С появлением Миши в воздухе завился острый спиртовый запах.
— Почему — тарас? — спрашивает Колосков, кивая на сома.
— А посмотри… Он на запорожца похож…
Действительно, пара длинных вислых усов и широкий, как бы ухмыляющийся рот, придают сому какое-то добродушное человеческое выражение.
— В вентерь заскочил, — говорит Миша, усаживаясь у огня. — Вам такого не поймать. Это что, головастики, — небрежно сплевывает в сторону нашего улова.
Как только мы появились на Кундусе, Миша зачастил в гости, иногда остается ночевать, несмотря на то, что его глинобитный домик стоит совсем рядом, в каких-то двух сотнях метрах. Он любит поговорить, рассказывает нам о рыбацкой жизни, а Колосков растравляет его своими городскими романтическими похождениями.
— Тут крупные сомы водятся?
Миша некоторое время молчит, не отвечает на вопрос Колоскова, потом говорит почти с обидой:
— Какие хочешь, такие и есть… Вот привез — это тебе не крупный?
— Но ведь бывают по сто, а то и по двести килограммов?
— Есть и такие… В прошлом году чабаны с отарами проходили. Переправлялись через узяк на пароме, а собака по воде плыла. Доплыла до середины… Булькнуло — и нет собаки!
— Сом утащил?
— А то кто же? Запросто! Знаю я одну яму, там сом живет, килограммов на двести потянет.
Колосков привскочил.
— Покажи, Миша!
— Все равно тебе не поймать! Это же надо невод заводить…
— Эх, взглянуть бы хоть!
Миша молчал, как бы обдумывая, стоит Колоскову показывать яму, где живет сом или не стоит?
А сом-то, наверное, был. Самка весной, когда прогреется вода, откладывает икру в травяное гнездо, а самец охраняет… Вот такой сом, наверное, и стоял в яме.
— Одного рыбака сом чуть было не утопил, — продолжает Миша. — Купался он возле камышей, да вон там, отсюда видно, и уцепил его соменок за ногу! А зубы у него, хоть и мелкие, но частые, как щетка… Если что возьмет, так не выпустит. Хорошо — камыш близко. Ухватился тот рыбак, выбрался и сома за собой выволок. Небольшой оказался — шестнадцать килограммов, а чуть не утопил…
Миша поставил на стол локоть, поднял вверх кисть руки.
— Давай, Колосок, на спор! Положишь меня — покажу сома, не положишь — не обижайся.
— Да ладно… Уж лучше не показывай.
— Давай, Колосок! — Мише очень хотелось помериться силами, такой на него спортивный азарт накатил. Колосков колебался.
— У меня есть крючок кованый. Привяжешь к сарычку — как раз для того сома! Ну?
Колосков решился, подошел к столу, сел напротив Миши. Рука его утонула в ручище рыбака.
— Раз, два, начали!
Судьба распорядилась не в пользу Миши. Лицо его напряглось, покраснело и через несколько минут рука коснулась стола, а Колосков, морщась, потряхивал пальцами.
— Ладно, выиграл, — мрачно проговорил Миша. Несмотря на свой гренадерский рост, он оказался слабоват, по-видимому, по причине злоупотребления алкоголем. Поражение произвело на него удручающее впечатление.
— Позорником оказался, — мрачно и долго повторял он сквозь зубы.
…Каждый вечер Колосков садился в рыбацкую смоленую лодочку и отправлялся ловить сома. Так продолжалось несколько вечеров подряд. Колосков неизменно возвращался пустым. Чего только не насаживал он на крючок, больше похожий на багор из пожарного инвентаря, но сом не брал наживку, кидался на нее и отпихивал мордой. Но Колосков не сдавался.
— Ты на лягушку попробуй, сомы любят лягушек, — советовал Миша.
…Мы с Мишей сидели на берегу. Вечер был тихий, теплый. Вода в озере отливала золотом. По гладкой поверхности двигалась маленькая головка змеи, наверное, переплывал озеро водяной уж. Вдруг на том месте разошлись круги и змейки не стало.
— Вот так же исчезла собака, — проговорил Миша, глядя на воду озера. — Ты вот сюда взгляни-ка, — он показал рукой под обрыв.
На топком илистом дне увидел я небольшого сомика, почти занесенного илом. Если бы Миша не показал на него, я бы и не увидел.
— Он мертвый!
— Кто? Это он плотву подкарауливает! Усы выставил, шевелит и ждет. Подойдет глупая плотвичка, он и проглотит.
Сомик не двигался и не походил на живого. Я не мог поверить, что он так долго выжидает добычу, даже илом весь покрылся.
— Он мертвый!
— Спорим — живой! — Миша бросил в воду камень. В том месте, где лежал сомик, поднялось облако ила, «мертвый» воскрес и, вильнув хвостом, скрылся в зарослях водной растительности…
В этот момент на блестящей полоске воды появилась лодка Колоскова. Миша взглянул из-под руки и стал медленно подниматься.
— Колосок поймал большую рыбу!
— Откуда ты знаешь?
— Лодка огрузла, не видишь?
Видно было, что Колосков торопится. Он часто шлепал веслами, плескал в лодку. Ему оставалось проплыть метров двести.
— Эй, на галоше! — закричал Миша, приставив ладони ко рту. — Есть улов?
И тут произошло непонятное. Над лодкой Колоскова поднялось нечто, похожее на толстое бревно, сам Колосков взмахнул руками и взлетел в воздух… Там, где только что плыла лодка, теперь поблескивало на солнце мокрое днище. Несколько секунд мы с Мишей смотрели друг на друга, потом разом спохватились и побежали к моторке.
Колосков плавал около перевернутой лодки и что-то кричал нам. Мы втащили его в казанку.
— Там рыба! — глаза Колоскова сияли, что вовсе не вязалось с его бедственным положением. Огромный сом, едва в агонии не утопивший Колоскова, совсем обессилел и едва шевелил плавниками…
