Донецкая Народная Республика

Во исполнение Минских договоренностей войска Украины нанесли по Донецку два ракетных удара «Точкой-У». Ранено около десяти мирных жителей. Первым выстрелом метили в Дом правительства в час, когда шло заседание, да промазали. Вторая ракета упала рядом с «Донбасс Ареной». Взрывной волной с верхнего яруса выдавило несколько секций остекления. Девчушка-подросток бежала спрятаться в подтрибунном помещении, споткнулась, и это ее спасло: металл и стекло рухнули в сантиметрах от головы.

Значительно усилился обстрел Донецка. Ракеты и снаряды падают на город всю ночь. В Макеевке падают ракеты «градов», по ночам слышна пулеметная стрельба и взрывы. На сам Донецк падают «Точки-У» и фосфорные боеприпасы. Попадание в коксохимический завод «Точкой-У».

С утра артиллерия укровермахта нанесла серию ударов по аэропорту и району железнодорожного вокзала. Затем с направления поселка Пески группа нацгадов, усиленная двадцатью единицами бронетехники, предприняла попытку прорыва на территорию аэропорта. В ходе ожесточенного боя каратели были изрядно потрепаны, большая часть бронетехники повреждена или уничтожена, а сами атакующие отступили.

Продолжаются бои под Бахмуткой и Счастьем. Под напором укров силы ополчения разжимают кольцо на Бахмутской трассе. Обстрелы укрофашистами артиллерией населенных пунктов: Савелевка – «грады»; Марьинка – передвижная группа САУ; Докучаевск – тяжелые минометы; Каменка, Кумшацкое, Круглик и Стрюково – минометы. Разрушены жилые дома. А впереди зима.

На границе обеих республик неизвестные в форме бойцов ЛНР, бригады Мозгового «Призрак», ночью подъехали на скорой помощи к двум блокпостам ополчения ДНР, вырезав полностью два наряда.

Луганская Народная Республика

Новоайдарский район – укроСМИ рапортуют о взятии поселка Крымское «без единого выстрела». Массированный артиллерийский удар карателей по железнодорожной станции Байрачки. Атака с применением бронетехники блокпоста ополчения в районе Новогригоровки. В поселках Златоустовка и Новотроицкое каратели из батальона «Азов» совершили грабежи у местного населения, преимущественно забирали спиртное и продукты питания.

Это – фашисты! Превзошедшие всех смертных в преступных делах. С ними нельзя договариваться. Их ничто не насытит, кроме земли. Их нужно всегда убивать.

Находка со своими бойцами вернулся от Севера через неделю. Вернулся сияющий, как врата рая. С новыми рассказами, как они всыпали укропам, и с документальным видео этого боя; где только слышно, как в поле стучит пулемет? да видно, как с неба приземляются мины, а больше ни черта не понять.

Мы уезжаем следующей партией: я, Доктор, Орда, Сапожник, Связист. Каждый не ходит – летает с вещами от комнаты до машины: а вдруг переменит решение Сочи… Даже старый Орда прыгает на плацу молодым петухом.

И вот мы снова валяемся на полу в салоне «газели», когда Карабах гонит машину к Северу. Казак давно вышвырнул стулья, взятые нами с бензозаправки. В динамиках орет музыка, и изредка из кабины долетают слова Карабаха: «Зарядить оружие!», «Быть готовым на ходу прыгать!», «На предохранитель!»

Далеко позади остался Донецк.

Уже в сумерках мы высаживаемся у огромного особняка с края деревни. Железный, порушенный во многих местах забор, заброшенное хозяйство двора: тракторные колеса, тросы, тазы и бидоны, лопаты и грабли, картофельная ботва, обугленный, с запахом гари пень да серый осенний туман над убранным полем.

Карабах выгружает на землю колбасу и консервы, хлеб и патроны – не с пустыми руками пришли. Во дворе в бурых «горках», за плечом автоматы, стоят ополченцы. Сразу выделяется один – в казачьей папахе, с черной завитой бородой, разговорчивый и радушный.

– Японец, – подходит он к каждому и по-особому, принятому лишь на этой войне обычаю протягивает руку, согнутую в локте. – Ну шо, ребята, располагайтесь… Сейчас поужинаете, плов зараз у нас подошел.

– Два к Стоматологу, два здесь у Японца, один к Синему, – делит Орда нашу группу по линии передовой. – Пойдешь к Синему, – отправляет он меня в путь, о котором уже рассказал мне вернувшийся с Находкой Шайтан: «Вот где пропасть!..

Вот где болото!.. Это они там, Находка да остальные, с укропами воевали, а я был у Синего… За горами, за лесами, за черным погорелым лесом жил Синий… Это край мира. Я, знаешь, что слышал там по ночам? Вой Цербера…»

«Значит, к Синему. Куда ворон костей не носил, – думаю я, ругнув Орду черным словом. – Ну, вспомню тебе еще…»

Карабах высаживает меня в полную тьму – не видно рук, поднесенных к лицу. Кто-то впереди зажигает карманный фонарик.

– Откуда?

– От Сочи.

– Иди прямо.

В глаза лезут ветки деревьев. Иду, закрыв ладонью лицо. Прямо во мраке, как вход в другой мир, открывается дверь в небольшую избу. Да не изба – только три на три комната, с телевизором да диваном. На полу настелены одеяла, наглухо закрыто окно, тумбочка – что-то вроде стола. На ней огромный таз жареной рыбы с ломтями хлеба. Сидят перед телевизором трое бойцов.

– Курить – на улицу! – отправляет один другого к дверям. – Я Хомяк, – встает он мне навстречу. – Это Кеша со Щукой. – Он пододвигает мне рыбу: – Бери, ешь. После поговорим…

У рыбы особый невыносимый речной вкус, какой я забыл в последние двадцать лет, покинув деревню. Наловлена местными рыбаками в ставке – небольшом озере. Ходили здесь с удочками, пока не встретились с Синим.

– Много тут ловите? – сразу по делу спросил командир.

– Сетей, вишь, нема… – развели те руками.

Синий приволок из деревни сто метров сетей. Теперь каждый день свежая рыба – хоть жарь, хоть парь.

Раздевшись до пояса, сидит он на деревянном полу – зеленый командир группы, всего четверть века истоптавший травы. «Парень – огонь!» – оценил его душу Японец.

– Почему «Синий»? – спрашиваю я у него. – Пьяный, что ли?

– Да вроде не пью… Но лет пять так зовут, – снимает он берцы.

Прошлой ночью избушку бомбили из минометов укропы. Клали в десяти метрах по навесной. Эти живут тут полмесяца, привыкли, что здесь край земли; днем загорали на солнце и спать ложились в трусах. Вот и под минометами выскакивали из избушки в трусах. Отсиделись в окопах, переждали весь минопад, и нынче что-то никто не спешит раздеваться.

– Теперь только одетым… – залезает в спальник Хомяк. – А ты колбасу-то на гвоздик подвесь, – показывает он мне в потолок. – Мыши упрут. У Шайтана-то вашего в первую ночь унесли. Тожь на столе оставил.

Ночью во всех стенах избушки скребутся мыши. Ночью, как обещал Шайтан, мне снится вой Цербера. Тоскливый, распевный вой голодных собачьих ртов, за избой Синего, на самом краю земли…

– Летят! – распахивает дверь часовой и с маху ударяет по выключателю.

В толкучке (погашена лампа) прыгаем мы в синий провал двери. Откуда-то из темноты бьет по украинским позициям танк. А с тех позиций швыряют по нам летучие мины. Они хорошо свистят в тишине, но падают не на нас, в какой-то дали. А мы сидим в окопах, гадая, когда будет наша. Свою пулю ты не услышишь, а свою мину услышать можно.

Прошла артдуэль, а мы еще ждем по окопам.

– Сколь время? – слышно кого-то.

– Полтретьего.

– Ничего не будет, – точно говорю я. – Чеченцы так же: до двух стреляют, после отбой. Тоже люди, спать хотят. Или рано утром приходят.

Кончилась ночь.

Я сижу у воды на деревянных настилах пристани, наконец понимая, куда я попал и о чем говорил мне Шайтан. Вот эта пропасть… Вот это болото… Вот эта «Пристань отчаяния», за которою лает Цербер, от которой отчаливает Харон…

Качаются на воде черные мокрые доски, о которые ударяет с разбегу волна, мутно-белая, как лица утопленников. Ползут по берегам ставка холодные речные испарения – непроходимые туманы Стикса. И ледяной ветер гоняет у причала бледные зыбкие тени не заплативших за переправу. А над причалом, расплывшись в тумане, плывет в высоте деревянная изба Синего – пропахший дымом костров, проеденный мышами дворец, обглоданный по краям железными челюстями мин. И осыпаются за дворцом грязные окопы, и ветшают за ними разбитые стены руин – сокрушили камень железные болванки снарядов. И лишь только он, деревянный терем, единственный уцелевший, медленно гниет у воды.