– Сколько тебе лет? – сипло прошептала Персефона. – Сколько я тебя помню, ты не меняешься.

– Много, – усмехнулся я. – Очень и очень много.

– И ты видел, как я появилась на свет? – с сомнением спросила она.

– Да.

– Фу! – Персефона нахмурилась.

– Ничего не фу, – оборвал ее я. – Это был самый запоминающийся и трогательный момент в моей жизни.

– Ты любил мою мать? – продолжила выпытывать Персефона.

– Я был привязан к ней, хоть и недолго знал…

– Нет, – нетерпеливо оборвала меня она. – Ты был влюблен в нее?

– О… – я растерялся. – Не думаю… Я знал ее всего неделю.

Я старался быть искренним. Я мог бы полюбить Клио, но у нас было недостаточно времени. Отчего-то в ответ на мои слова Персефона облегченно выдохнула.

– Я хочу искупаться, – выдала она.

Это было так неожиданно, что я не нашелся с ответом. Но в следующий момент она уже скинула просторное платье длиной до щиколоток и нырнула в воду, сверкнув белизной кожи. Мы и раньше купались вместе, но всегда в одежде, и она была гораздо младше. И у нее не было этих новых форм…

Я одернул себя, стаскивая рубаху. Вряд ли она воспринимает меня как мужчину, но позже стоит с ней побеседовать о неуместном для молодой женщины поведении. Я нырнул в теплые ласковые воды и, проплыв немного на глубине, поднялся на поверхность. Персефона плескалась рядом. Я старался не опускать взгляд ниже ее подбородка. Она больше не плакала, черты лица разгладились, а в глазах горело озорство. Можно и повеселиться, решил я, а нотации оставим на потом. Этот день и так был слишком сложным, со множеством не самых приятных открытий для нее.

Я начал в шутливой угрожающей манере подплывать к Персефоне – мы всегда так играли в воде. Но в этот раз она не стала с притворными криками уплывать от меня, а ринулась прямо ко мне. Наши тела врезались друг в друга под водой, и она оплела мой торс своими голыми ногами.

– Что ты делаешь? – прошептал я, задыхаясь.

Она была повсюду.

– Ты же знаешь, что я уже давно не ребенок? – спросила она, приблизив свое лицо к моему.

Так это и началось…

Мне казалось, что я недостаточно сопротивлялся, сдавшись ей. Но чувствовал себя не слишком виноватым из-за нового поворота в наших отношениях. Если быть откровенным, меньше всего хотелось копаться в себе и выискивать, где именно я допустил промах.

На самом деле между нами толком ничего и не изменилось. Мы всё так же дурачились, говорили обо всем на свете, много времени проводили в море.

– Думаю, Доминика и Альберто считают тебя моим отцом, – как-то сказала мне Персефона.

– Это вряд ли, – я пытался оспорить ее слова из упрямства, но еще и потому, что в этот момент мы лежали обнаженными на песке.

– Уверена, что так и есть. – Персефона перекатилась на живот и оказалась совсем близко ко мне. – Давай куда-нибудь уедем, чтобы они ничего не заподозрили и не задавали вопросов.

– И куда? – со смешком поинтересовался я, на минуту допуская такую возможность в мыслях.

– Куда угодно, Маттеус, – снисходительно ответила Персефона. И у нее был такой важный вид, который совсем не вязался с тем, как несерьезно она развалилась на песке, болтая ногами, что я не выдержал и рассмеялся.

– Что бы ты хотела увидеть в первую очередь?

– Столпы во всех мирах, – быстро ответила она.

– Ох, ну это не сложно, – протянул я, дразня ее. – Это займет не больше одного дня. Я думал, что, возмо-о-о-ожно, ты захочешь увидеть Каменные драккары Мидгарда, или же Дворец Фараона в Новом Царстве, или… остров Стрибога в Яви. Но раз ты хочешь посмотреть только Столпы-ы-ы-ы…

– Прекрати! – закричала она в притворном гневе, набрасываясь на меня с кулаками и разбрызгивая песок. – Я хочу увидеть все это, все миры и все прекрасные уголки, которые только возможно!

Вдруг она прекратила дурачиться и сникла.

– Как ты думаешь, может, мы и правда могли бы посмотреть это всё? – робко спросила она, устраиваясь у меня на груди, после чего подула на мою кожу, очищая ее от налипшего песка.

Я задумался о ее вопросе всерьез. Собственно, кто запрещает нам путешествовать вместе? Мы можем притворяться Путешественником и учеником перед другими людьми. Я скептично оглядел Персефону. Она была небольшого роста, достаточно хрупкой, чтобы сойти за мальчика-подростка при некоторых усилиях.

– Что? – настороженно спросила она.

– Вот размышляю, будет ли тебе идти полностью лысая голова, – прищурился я.

– О великий Посейдон! – завизжала Персефона. – Ты серьезно?! Мы сможем путешествовать вместе?!

Я удивился, как быстро она ухватила суть моей идеи. Иногда мне и вправду казалось, что Персефона обладает силами и читает мои мысли. Но когда я поделился с ней этими думами, она рассмеялась и ответила, что с самого детства у нее есть точно такие же опасения в отношении меня.

– Когда я была младше, – хихикнула она, – ты так часто угадывал то, о чем думаю, что я верила, будто ты можешь слышать это в своей голове. Мне было жутко стыдно и страшно.

– Почему? – удивился я.

– Ну… – она смутилась. – Наверное, меня страшило то, что ты узнаешь о моих чувствах.

– Чувствах? – глупо повторил я.

– Да, большой дурачок, – она ущипнула меня. Довольно чувствительно, и я охнул. – Я была влюблена в тебя лет с пятнадцати.

Сказав это, она внезапно опустила глаза, избегая моего взгляда, и погрустнела. Я не понял, почему такое милое признание сделало ее несчастной. А потому притянул Персефону поближе и прошептал:

– Извини, что был таким слепым все это время…

Она ничего не ответила, только потерлась щекой о мое плечо. Но грусть так и не исчезла с ее лица. Хотя я всеми силами старался отвлечь ее поцелуями.

Некоторое время мне понадобилось на то, чтобы подготовиться. Нужно было добыть по крайней мере два комплекта униформы учеников. Я забрал в Мидгарде свою собственную, которую носил подростком, Доминика подогнала ее Персефоне по размеру, а я сбрил ее золотистые длинные волосы. Мы простились с приемными родителями, пообещав регулярно их навещать, и отправились в путь.

Как я и предполагал, со стороны мы выглядели словно Путешественник с учеником. На людях общались исключительно жестами и старались не проводить много времени в городах. Все красивые и завораживающие места четырех миров по счастливой случайности находились в удалении. Нет, не так. Те места, которые нравились нам с Персефоной, были удалены от людей.

Она любила природу точно так же, как и я в детстве. Вместе с Персефоной я заново открыл прелесть закатов, проливных дождей, пения сверчков, ночного купания под луной и многих других вещей. Персефона оказалась равнодушна к архитектуре и изобретениям человечества. Сначала я старался показать ей как можно больше знаменитых строений Царства, сеть колесниц в Яви и даже предложил тайком пробраться в самый большой и пышный Храм Жрецов во всех четырех мирах – он находился в родном мне Мидгарде. Но в какой-то момент я заметил, что Персефона откровенно скучает, посещая эти места. Недолго думая, я прямо спросил ее об этом.

– Прости, – виновато пробормотала она. – Я вижу, что ты любишь все это, но мне больше понравилась сеть водопадов на драккаре Ньёрда. Может, получится вернуться туда еще раз.

– Моя глупая Персефона, – пожурил ее я. – Тебе нужно было сразу сказать, что именно тебе нравится больше всего.

– Больше всего мне нравится быть с тобой, – она распахнула глаза и театрально захлопала ресницами.

Я захохотал. Эта девочка знала толк в лести. К слову, с Персефоной я хохотал неприлично много. Я столько не смеялся за все триста с лишним лет своей прошлой жизни. И именно это меня подвело. Смех и радость окрыляют тебя, делая неосторожным. Я потерял счет не только дням и месяцам. Купаясь в этом счастье, я не заметил, как пролетели годы.

И пришел в себя я слишком поздно, дорого заплатив за беспечность.