– Роунат! – вскричала я. – Ты меня слышишь?

Я жаждала услышать ответ, но его не последовало. Тогда я вскочила на ноги и забежала в церковь, проскользнув между пылающих бревен крыльца. Огонь подпалил кожу, но я не обратила на это внимания. С ожогами на лице и голове легко справится мой дар исцеления, а любая боль отходила на второй план, когда на кону стояла жизнь сестры.

Возле алтаря я нашла сразу несколько монахинь, лежащих друг на друге. Ближайшие к рухнувшей крыше трупы почернели от пламени. Кожа и плоть растаяли, словно свечной воск. Я вновь ощутила подступающий к горлу комок рвоты. А что, если одна из мертвых – Роунат?

Нет. Нельзя даже думать об этом. Сестра не стала бы ждать своей участи в обреченной церкви, словно агнец на заклание.

Она сумела бы спастись.

Оставив позади гору трупов, я забежала в дормиторий и проверила каждый задымленный уголок. Остановилась, лишь наткнувшись на кладовую в дальней части монастыря. Сырые глинобитные стены помешали огню поглотить эту комнату, и я воспользовалась неожиданной передышкой, чтобы отворить заднюю дверь. Внутрь ворвался поток свежего воздуха, и я жадно вдохнула его ртом.

Надышавшись, я обратила внимание на плотный слой плюща, покрывающий стены и крышу. Снаружи он обгорел, но густой сок и грунтовые воды не дали огню проникнуть дальше. Должно быть, Роунат наложила заклинание, помешавшее кладовой сгореть вместе с остальным монастырем. Я продолжила поиски, уцепившись за всполох надежды. Наконец я приметила что-то за бочками с зерном… Тело. Невысокая женщина с торчащими из-под платка темно-коричневыми волосами.

– Роунат!

Я опустилась на колени и перевернула сестру на спину. Дела были плохи. Ожоги не оставили на ней живого места, а вокруг ушей и носа засохла кровь. Прижав ухо к ее груди, я услышала едва заметное сердцебиение. Сразить потомков Туата Де Дананн в бою непросто, но мы и не бессмертны. «Огонь и клинки», – предупреждал отец, когда я впервые покинула родной ро, и, похоже, Роунат пострадала и от того и от другого.

Я подняла сестру и потащила наружу. Выбравшись из-под завесы дыма, я опустила ее на траву и стащила с нее верхний слой одежды. Волосы Роунат слиплись от крови из-за глубокой раны на голове, но шея и грудь не пострадали, а ожоги виднелись лишь на руках и на ногах. Она выжила. Она все еще дышала. Я могла ее спасти.

– Роунат? – Я осторожно потрясла ее. – Ты меня слышишь?

Она молчала.

– Не волнуйся, сестренка. Я с тобой.

Я прижала руку к порезу на ее голове и почувствовала исходящее от меня течение дара. Раны на коже закрылись, вены и артерии исцелились, а сломанные кости вмиг срослись. Дыхание Роунат выровнялось.

– Фоула, – прохрипела она, с трудом поднимая дрожащие ресницы. – Ты меня нашла.

– Конечно нашла.

Роунат с усилием втянула воздух и сжала мою руку.

Я хотела обнять ее, но меня остановили сочащиеся раны на ее обгоревших плечах. Ей наверняка было невыносимо больно. На почерневших пальцах темнели красные нарывы, с рук слезла кожа, обнажив плоть. Я прижала ладони к предплечью сестры и держала, пока кожа не приобрела здоровый сливочно-белый оттенок, а затем переместила руки выше.

– Что случилось, Роунат?

– На восходе на монастырь напали воины. Я умоляла подруг уйти из церкви… спрятаться… – Роунат зажмурилась, не в силах продолжать.

– Ты видела, что за воины?

– Дублинцы.

Этого я не ожидала. Да, викинги любили устраивать кровавую резню, но владыки Дублина уже два десятилетия не нападали на ирландские монастыри. Торговля с Англией и средиземноморскими странами приносила в разы больше прибыли, чем разграбление христианских святынь.

– Ты уверена? – спросила я. – Может, это были норвежские викинги или шотландские островитяне?

Роунат откашлялась:

– Нет. Дублинцы. Я узнала их предводителя. Его зовут Ситрик – Ситрик Шелкобородый.

Я тоже знала это имя. Нередко сопровождая Томаса на собраниях Совета, я хорошо запомнила имена всех, либо уже обладающих властью в Ирландии, либо однажды способных ее обрести. Впрочем, раньше этого Ситрика, младшего сводного брата Глуниарна, короля Дублина, никто не считал такой уж важной фигурой.

– Другим ирландским королям не понравится нападение на женский монастырь, – задумчиво произнесла я. – Несомненно, король Глуниарн станет все отрицать.

Роунат криво ухмыльнулась:

– О нет, король Глуниарн ни при чем. Ситрик напал самовольно. Но ему не скрыться от правосудия. Один из воинов Глуниарна, Эгиль, видел, что здесь случилось.

Я наклонилась, поднося ладони к лицу Роунат. Красные нарывы на ее щеках исчезли, и я снова увидела знакомые темные веснушки вокруг носа, однако глаза сестры по-прежнему переполняла боль.

– Ты точно ничего не путаешь? – спросила я, даже не пытаясь скрыть недоверие, и продолжила ощупывать ее череп в поисках трещин. Роунат всегда путала имена и плохо разбиралась в политике, но я обязана рассказать Томасу, что здесь случилось на самом деле. Одно дело, когда на женский монастырь нападает сам король Дублина, и совсем другое – когда пытается снискать славу его завистливый младший брат. Если же виноваты заморские викинги, для Томаса это известие стало бы пустым звуком.

– Я точно знаю, что видела. Я не раз встречалась с Эгилем. – Сестра некоторое время смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а затем быстро отвела взгляд и обхватила руками живот. – Он часто меня навещал… пока я ему не запретила.

– Роунат, о чем ты?

Я прекрасно понимала, о чем она. Исцеляя сестру, я почувствовала внутри нее еще одну, незнакомую жизнь.

Мои ладони опустились на ее живот и забрались под плотную ткань плаща.

– Ты что, путалась с Эгилем? – Мне с трудом давались эти слова. – Со смертным мужчиной?

– Не такие уж мы и разные.

– Нет уж, мы разные. Возможно, их женщины и знают что-то о доброте, но мужчины – просто звери, одержимые алчностью и лукавством.

– Не повторяй за Томасом. – Роунат подняла голову. – Ты разве не помнишь, что в детстве мы играли со смертными, пока не запретил Совет? Неужели ты забыла, как весело нам было?

Я покачала головой. Она говорила событиях почти столетней давности, и сейчас не время их ворошить. Я прижала ладонь к животу Роунат, стремясь почувствовать ее чрево.

– Четыре месяца?

– Уже почти пять. – Она закусила губу.

– Проклятие, Роунат! Совет отправил тебя в монастырь, чтобы ты смотрела в оба и сообщала Томасу о визитах влиятельных людей.

Я утерла пот со лба, пытаясь немного успокоиться, но не сумела. Нельзя было изменить то, что она натворила.

Ее пальцы скользнули по моей кисти.

– Фоула…

Я отдернула руку:

– Говоришь, не такие уж и разные? Тогда почему те воины подожгли монастырь? Почему твой Эгиль стоял и смотрел, прекрасно зная, что внутри остались ты и ваш нерожденный ребенок? Ну и трус! Совет не зря предостерегал нас от этих злодеев.

Роунат покачала головой.

– Эгиль пытался спасти меня, но не сумел попасть в церковь. Он хороший человек, Фоула. Поверь мне. – Она опустила руки на живот и осторожно погладила его. – Когда я впервые встретила Эгиля, мне приснился мой малыш. – Она прикрыла глаза. – Я обязана подарить сыну жизнь. Чувствуешь, как он шевелится? Он ведь уже готов стать частью нашего мира.

У меня пересохло во рту. Я уселась на полы своего плаща. Искреннее счастье, звучащее в ее голосе, лишь туже затягивало узел в моем животе. Даже если забыть про мою неприязнь к смертным мужчинам, нам предстояло решить куда более серьезную проблему.

– Закон запрещает нам иметь смертных любовников, Роунат. Ты разве забыла? Совет тебя покарает.

– Я знаю. И готова понести наказание. Я с чем угодно справлюсь – только не сердись на меня.

Я выдохнула и накрыла подушечками пальцев последние ожоги, оставшиеся на ее шее. Мгновение спустя кожа затянулась, не оставив ни единого шрама.

– Я слишком рада, что ты жива, чтобы на тебя злиться. Я просто хотела бы …