Самым мучительным в заключении, размышляла Халисстра, оказалась скука, обыденная и абсолютная. Подобно большинству представителей своего необычайно долго живущего народа, жрица едва ли замечала, как проходят часы, дни, даже десятки дней, когда ее разум был занят. И все же, несмотря на всю мудрость и терпеливость, накопленные ею за более чем две сотни лет, несколько часов заточения в унылом каменном мешке показались ей куда как тягостнее, чем месяцы жесточайшей муштры, которой она подвергалась в юности.

День тянулся бесконечно, и тело ее страстно желало отдохнуть, несмотря на мучительное сияние солнечного света, струящегося сквозь то самое проклятое окно. Мысли жрицы тем временем метались от мольбы к товарищам вернуться и спасти ее до выдумывания самых ужасных и мучительных пыток, какие она только могла вообразить, предназначенных тем, кто бросил ее в плену.

В конце концов, она впала в Дремление, в голове не осталось ни новых планов, ни прежней памяти, а сознание стало столь сумеречным и далеким, что, может, она и вправду уснула. Изнеможение, наконец, овладело ею, не просто физическое изнеможение после долгих дней опасного пути через пустыни, тени, Подземье и лес, но нечто вроде умственной усталости, глубоко коренившейся в скорби о потерянном Доме, которым ей когда-нибудь предстояло править. Пусть Халисстра и не позволяла себе проливать слезы по Чед Насаду, но ужасная правда о ее положении странным образом отражалась в ее мыслях, отравляя их холодным, безнадежным неверием, и от него трудно было отделаться. Долгие часы заточения предоставили ей возможность снова вернуться к ужасной правде и вволю поразмышлять о потере положения, богатства и безопасности, пока она не пресытилась этими ужасными мыслями.

В сумерках стражники снова принесли ей еду, миску какого-то жидкого, но питательного варева и еще полкаравая хлеба. Халисстра почувствовала, что жутко голодна, и жадно набросилась на пищу, не слишком задумываясь о том, что в ней может быть яд или наркотик. Вскоре после того, как она покончила с едой, дверь в камеру отворилась, ржаво скрипя, и внутрь опять скользнула Сейилл Озковин.

Жрица сняла свой длинный тяжелый плащ и осталась в элегантном костюме для верховой езды — расшитом зеленом жакете, юбке до коленей, кремовой блузке и высоких сапогах в тон жакету. Вид жрицы-дроу, разодетой, будто знатная наземная эльфийка, поразил Халисстру, показавшись ей до неприятного нелепым.

— Это наземный лорд так тебя вырядил? — презрительно бросила она жрице Эйлистри. — Ты в этом наряде точь-в-точь знатная дама из этих проклятых солнечных эльфов.

— А как иначе я должна одеваться? — ответила Сейилл. — Здесь я среди друзей и не нуждаюсь в кольчуге. Кроме того, оказалось, что украшения в виде черепов или пауков на моей прежней одежде, судя по всему, пугают наземных жителей. — Она сделала короткий жест остававшимся снаружи тюремщикам, и дверь закрылась за нею. — И во всяком случае, — добавила она, — здесь нет солнечных эльфов.

— Для меня они все одинаковые, — заявила Халисстра.

— Когда ты узнаешь их получше, то сумеешь с легкостью различать.

— Я не имею ни малейшего желания узнавать их получше.

— Ты так в этом уверена? Знать своих врагов — всегда преимущество... особенно если им нет необходимости быть твоими врагами.

Сейилл легко опустилась на колени рядом с Халисстрой и устроилась поудобнее. Она была молода, немногим старше ста лет, и по-своему довольно приятная, но в ее облике было что-то... неправильное. Глазам не хватало жадного честолюбия или холодной расчетливости, которые Халисстра привыкла видеть на лицах вокруг. Легко было ошибиться, приняв терпеливое выражение Сейилл за некую покорность, нехватку воли, необходимой для достижения цели, и все же от нее исходила спокойная уверенность, намек на сдерживаемую силу.

Пока жрица оправляла одежду, взгляд Халисстры упал на руки Сейилл. Они были сильными и мозолистыми, как у Мастера Оружия.

— Сегодня у меня была возможность изучить гербы на твоих вещах и рассмотреть эмблемы. Меларн — это главный Дом города Чед Насад, верно?

— Был, — сказала Халисстра.

Она тотчас пожалела о своей обмолвке. Если наземный народ не знал о судьбе Чед Насада, вряд ли стоило дарить им такую информацию. Она должна торговаться за любые сведения, которые сообщает им.

— Вас победили в войне Домов?

Предположение Сейилл было разумным, поскольку с большинством Домов дроу, исчезнувших, утративших статус или каким-либо иным способом пришедших в упадок, это произошло благодаря действиям других Домов.

— Не совсем.

Сейилл подождала, не продолжит ли Халисстра, а когда этого не случилось, жрица Эйлистри сменила тактику.

— Чед Насад очень далеко от Кормантора. По меньшей мере, в шести или семи сотнях миль, и между ними лежат Великая Пустыня Анаврок и Потаенные Земли, населенные фазриммами. Лорда Дэссаэра интересует, какие обстоятельства привели высокородную дочь могущественного Дома Чед Насада в земли его народа. Честно говоря, мне это тоже интересно.

— Так, значит, это способ допроса? — осведомилась Халисстра. — Сочувствующий слушатель, выпытывающий ответы на вопросы, задаваемые из показного дружелюбия?

— Необходимо как-то обосновать твои цели в Корманторе, прежде чем лорд Дэссаэр освободит тебя под мое поручительство. Если они столь безобидны, как ты говоришь, тебя незачем держать здесь.

— Освободит меня? — Халисстра рассмеялась, тихо и мрачно. — Вижу, ты не утратила вкуса к жестокости, несмотря на свое отступничество, Озковин. Это наземные друзья попросили тебя сыграть на надеждах узницы, предложив ей свободу в обмен на сотрудничество, или ты сама избрала такую тактику? Неужели ты на самом деле думаешь, что после одного-единственного дня в этом чертовом подвале я стану в отчаянии цепляться за призрачные надежды?

— Надежды, о которых я говорю, вовсе не призрачные, — возразила Сейилл. — Расскажи нам, что ты здесь делаешь, докажи, что ты не враг мирным жителям Кормантора, и получишь свободу.

— Не можешь же ты ожидать, что я поверю в это.